Сладкий грех - Никола Корник

Любовь сквозила во всем, что делал с ней Эван, в касаниях, в ласках рук, в трепетных поцелуях.

— Я вас люблю, — сказал он, прижимаясь губами к пульсирующей жилке на ее шее. И запустил пальцы в ее волосы, целуя изгиб за ушком с утонченной нежностью. — Я вас люблю… — И его губы продолжали свое движение по ее коже, унося дыхание, обрекая на сладкую муку.

Она протянула руки к его лицу и, притянув к себе, стала целовать так яростно, так безрассудно и жадно. Именно в этот момент Лотта вдруг ощутила ужас, потрясший все ее существо. Ей вдруг показалось, что если она не сумеет сейчас обуздать свои чувства, то потеряет все. И вновь обманется, отдаваясь во власть мужчине, чтобы проиграть и остаться опустошенной. Нет, на этот раз все будет не так!

Эван несколько отодвинулся, предостерегая и мягко удерживая ее руки.

— Все время во Вселенной принадлежит нам, — тихо сказал он. — Я никогда не покину вас, Лотта. Я клянусь в этом.

Он целовал ее с медленным наслаждением, пробуя на вкус, склоняя голову, чтобы, слегка коснувшись языком ее сосков, припасть к ним, сосать и покусывать, пока сердце в ее груди не загорится страстью, которая заставит затрепетать от томительного желания все тело. Лотта почувствовала, что лишается сил в тщетной попытке сохранить последние рубежи, ограждающие от него ее бедное сердце. Но тщетно. Она затрепетала, подчиняясь его воле.

Он опустился на нее, открыто распростертую для его желаний. Солнце померкло, тень упала на его лицо. И он вошел в нее. Сердце Лотты яростно подпрыгнуло в груди, а потом она пробежалась руками вниз по его спине и остановилась, чтобы ощутить напряжение его тела, когда он совершал свое движение в ней.

— Взгляните на меня, Лотта… Я люблю вас… — Его дыхание прерывалось. — Я всегда буду вас любить.

Глаза Лотты приоткрылись, она улыбнулась, выгибаясь навстречу неминуемому столкновению с его телом. Солнечный свет трепетал, ярко освещая самые потаенные уголки ее души, изгоняя затаившиеся страхи. Свет разгорался все ярче и ярче, уничтожая горечь прошлого. Восторг пульсирующими ударами бился в ее теле, и ни с чем не сравнимое тончайшее наслаждение, какого она не знала прежде, распространялось внутри, сметая все преграды на своем пути, захватывая все ее существо. Всепобеждающее и ослепляющее наслаждение. Страсть обручилась с любовью во веки веков.

Прошло время, прежде чем ее затуманенное сознание вновь пробудилось к жизни от окружающих мелочей: стебельки травы, на которую они скатились, покалывали обнаженную кожу, жужжание ос, слетевшихся на мед, который так и остался открытым, солнечный жар на ничем не прикрытой коже, становившийся все более ощутимым и болезненным.

— Я горю! — воскликнула Лотта. — В прямом смысле!

Она заставила Эвана встать и потащила за руку к ручью.

Здесь, в тени, было намного прохладнее. Вода струилась между гладкими коричневыми камнями, булькала в маленьких заводях под раскидистыми ветвями ив. Они плескались и играли в ручье, а потом прилегли на берегу, обсохнуть и снова заняться любовью. Наконец, кое-как одевшись и собрав оставшиеся вещи, отправились к оставленным неподалеку лошадям, держась за руки.

— Это как-то совсем не похоже на мое первое обручение, — сказала Лотта. — Тогда Грегори подарил мне кольцо с рубином невероятных размеров, слишком большое для моей руки. Он даже не поцеловал меня. — Она улыбнулась Эвану. — Ваш стиль мне нравится гораздо больше.

На пороге Монастырского приюта Лотта остановилась и, привстав на цыпочки, поцеловала Эвана. Он обнял ее за талию.

— Будьте готовы сегодня ночью, — шепнул он. — Я приду за вами, когда стемнеет. — Отпустив ее, Эван многозначительно улыбнулся. — Смотрите, всего одна сумка, Лотта.

Лотта увидела в его глазах такую любовь, от которой сердце просто перевернулось. Она еще долго стояла у ворот после его ухода. Потом вошла в дом и принялась упаковывать вещи.

Глава 19

— Мадам! — ахнула Марджери, войдя в комнату и застав Лотту за упаковкой последнего платья в третий по счету саквояж. — Так вы уезжаете, — уныло произнесла горничная, усаживаясь на краешек кровати.

— Да, — сказала Лотта. — Я уезжаю сегодня вечером с лордом Сен-Северином. Она подхватила горничную и закружила ее по комнате, несмотря на все ее протесты. — Мы поженимся, Марджери! Я стану леди Сен-Северин!

— Здорово же вам пришлось потрудиться, — серьезно заметила горничная. — Последние два месяца вы вели себя так, словно уже вышли замуж.

— Вовсе нет! — уязвленно заметила Лотта. — Я вела себя так, как полагается любовнице, а не жене, Марджери. Ни одна жена не спит с собственным мужем. Это низкий вкус, слишком буржуазно.

— Ерунда, — возразила Марджери. — Вам бы, мадам, стоило забыть эти лондонские глупости и просто признаться, что вы любите своего мужа.

— О, вот как, — вздохнула Лотта. — Может, и вправду стоило бы.

Она пристальнее всмотрелась в лицо горничной. Марджери явно нервничала, ее лицо казалось несчастным.

Лотта почувствовала прилив жалости. Можно, конечно, упиваться собственной радостью, но у Марджери вряд ли есть повод разделять ее. Очевидно, взять девушку с собой нельзя. Она останется в городке, где совсем нет работы и нищета, постоянно нависающая над жителями угроза.

— Прости меня. — Лотта протянула руку, чтобы погладить худенькое плечо девушки. — Я дам тебе прекрасные рекомендации, хотя, возможно, они и не принесут тебе особенной пользы среди местных дам. И я оставлю тебе достаточно денег, чтобы продержаться подольше… — Лотта не договорила — ее сердце пришло в замешательство, так как Марджери безнадежно покачала головой, выразив этим жестом сразу все чувства.

— Все не так, мадам, — немного неуклюже проговорила горничная. Она встала, убрав кисти рук под фартук. — Вы были самой лучшей хозяйкой для меня — дай бог такую каждому, мадам. Вначале вы сказали мне, что вы вовсе не леди. Но я-то знаю, что это неправда, мадам. Я работала на леди Гудлейк больше двух лет, и она ни единого раза не поблагодарила меня за это. Сдается мне, она даже не знала, как меня зовут. А вот вы, мадам, хотя и любите рассказывать про всю эту лондонскую чепуху, но вы леди с головы до пят.

— Марджери, — воскликнула Лотта, — ты растрогаешь меня до слез!

— Что ж тут поделаешь, мадам, — сокрушенно сказала Марджери. — Я думаю, вам стоит взглянуть, мадам. Мой брат дал мне это, — вытаскивая неопрятный клочок бумаги с загнутыми углами из кармана своего фартука. — Он работает буфетчиком в «Быке», мадам. Не то чтобы ему хотелось во что-то вмешиваться, но, как говорится, кота любопытство губит. Уж коли он что нашел, ни за что уже назад не положит… — остановилась Марджери, чтобы перевести дух.