Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева

В начале января 1688 года 284 пирата, возглавляемые бывшим соратником Олоне Пьером Пикардийцем (в литературе его еще называют капитаном Пикаром), после нескольких лет морского грабежа вдоль тихоокеанского побережья решили пройти через Панамский перешеек. Однако когда разведчики сообщили, что поблизости находится отряд в шесть тысяч испанцев, большинство пиратов отказались идти дальше. Только 18 (!) смельчаков продолжили путь на свой страх и риск. Через несколько дней они внезапным натиском захватили город Чоултек, четыре сотни жителей которого не оказали им ни малейшего сопротивления. После этого остальные пираты присоединились к своим отчаянным товарищам. Чтобы отрезать себе путь к отступлению, корабли сожгли, а добычу поделили: каждому досталось около двух тысяч пиастров — немалая сумма.

Что значит идти через джунгли? Пробивать себе дорогу с помощью мачете, обливаясь потом и задыхаясь во влажной духоте. Страдать от укусов насекомых, нехватки воды и пищи. Дрожать за свое добро, не доверяя спутникам. Опасаться нападения хищных зверей, индейцев и испанцев. Стараться верить капитану, обещавшему, что выведет к морю, — и бороться с сомнениями, потому что привык не верить никому, а этим чертовым джунглям конца-краю не видно…

Местные жители поджигали траву и устраивали завалы, отгоняли скот вглубь страны, оставляя пиратов без продовольствия. Мясо, которое они несли с собой, протухло, мушкеты заржавели, так что охотиться было невозможно. Однажды пираты наткнулись на заслон: испанцы преградили им дорогу. Отступать было некуда. Ночью флибустьеры вскарабкались по практически отвесным скалам и с рассветом напали на врага с тыла, уничтожив почти весь отряд из нескольких сотен человек. На шестнадцатый день похода пираты вышли к реке Магдалене, порожистой, с множеством водопадов. Сплавлялись в бочках и наскоро сколоченных коробах, ежедневно теряя в бурлящей воде несколько человек и драгоценные мешки с пиастрами. Только в конце февраля пираты достигли широкой и ровной части реки, построили несколько лодок и к 9 марта добрались на них до устья. Вскоре их подобрал английский корабль с Ямайки и доставил в родные места.

Храбрость и трусость — величины относительные. Человек, который дрался в бою как лев, мог смалодушничать и выдать товарищей, желая ценой признания купить себе жизнь или свободу. В самом деле, пираты нередко сражались с ожесточением отчаяния, потому что знали, что им грозит в случае плена: немедленная смерть на рее или долгая — в тюрьме. Лоренс де Графф однажды приказал взорвать корабль, если он не сумеет вырваться из ловушки, расставленной испанцами. Такое же распоряжение отдал Жан Барт, везший в 1б97 году принца де Конти в Данциг, где тот должен был попытаться занять польский трон (возможно, на память Барту пришел подвиг прадеда). В устье Мааса кораблю чудом удалось пройти мимо девяти вражеских судов. Принц решил пошутить: «Если бы начался бой, нас бы захватили». — «Ни в коем случае, — возразил Барт. — Мой сын стоял наготове у крюйт-камеры с приказом поджечь ее по моему сигналу». Принц побледнел от страха, поняв, какой опасности подвергался. «Лекарство хуже болезни, — сказал он. — Я запрещаю вам прибегать к нему, пока нахожусь на вашем корабле».

В самом деле, корсарам взрывать себя было неразумно. Попав в руки врага, они считались военнопленными, а не разбойниками, а потому с ними поступали по закону: держали в тюрьме вплоть до обмена на пленных соотечественников или получения выкупа (обычно это было жалованье военного за период плена для покрытия издержек на его содержание). Когда англичане захватили в бою Клода де Форбена, его помощника и Жана Барта, их посадили под замок… в плимутском трактире, на втором этаже, установив на окнах решетки. Пленные могли принимать банкира, ссудившего их деньгами для приобретения необходимых вещей. Барт установил контакт со своим родственником из Остенде, который вместе с приставленными к ним в услужение юнгами организовал их побег. Увечного помощника (у него не было руки) пришлось оставить в заточении; он направил погоню по ложному следу, заявив, будто бы беглецы собирались идти пешком, тогда как на самом деле они бежали морем. Едва прибыв к королевскому двору, Форбен обратился с просьбой о выкупе своего помощника, и тот вскоре оказался на свободе. Другого французского корсара, Рене Дюге-Труэна, держали со всем экипажем в плимутской цитадели. Ему помогла совершить побег влюбившаяся в него француженка, супруга почтенного английского торговца. Через нее он сумел подкупить стражей и сговориться с капитаном шведского торгового судна, стоявшего в плимутской гавани. Переодевшись в одежду шведских матросов, Дюге-Труэн и его товарищи вышли из крепости и до вечера находились на окраинном постоялом дворе, а затем, подобно Форбену и Барту, на лодке преодолели Ла-Манш. Такая беспечность в отношении содержания арестантов была присуща англичанам и больше века спустя: корсар Франсуа Менар Расин из Шербура (1774–1817) попал в плен в начале 1810 года, но в декабре ему удалось бежать. 20 марта 1812 года он снова оказался в плену, но уже 30 марта обманул своих стражей и добрался до Франции на лодке.

Обычно тюрьмы не были курортами: заключенные, которые не могли позволить себе покупать еду и одежду за собственные деньги, должны были довольствоваться охапкой вонючей соломы вместо постели и весьма скудной пищей. Нередко моряков помещали в плавучие тюрьмы — старые корабли, поставленные на прикол. Антисанитария, крысы, инфекции — неудивительно, что некоторые узники не доживали до освобождения.

Английский моряк Томас Сондерс, служивший в правление королевы Анны (1702–1714), попал в плен к французам, однако, по его словам, там ему жилось не хуже, чем на корабле. (Вспомним о жестоких наказаниях, практиковавшихся в британском военном флоте, — избавление от них в тюрьме могло показаться наградой.) Когда его выпустили, он снова вернулся на корабль, но через несколько лет был захвачен алжирцами, и вот те-то обращались с пленными жестоко: заставляли работать из последних сил, избивали, уродовали, отрезая носы или уши. Его выкупил капитан судна, на котором он служил.

Выкупом пленных христиан занималась, в частности, французская монашеская конгрегация лазаристов, основанная в XVII веке. Но в 1682 году сам отец Ле-Ва-ше, взявший на себя эту миссию, пал жертвой мусульман, разделив судьбу еще шестнадцати пленных: ими выстрелили из пушки — таковы были меры устрашения, практикуемые алжирцами. На палубы французских военных кораблей, стоявших на рейде Алжира, пролился страшный дождь из человеческих рук, ног, кусков мяса… Те ответили обычными ядрами. Через год бомбардировка города, которая велась с 23 мая по 22 июля 1683 года, позволила освободить в несколько приемов 546 пленников, в том числе шевалье де Шуазель-Бопре де Боже, капитана королевского флота. Его история довольно необычна.

Капитан одного алжирского корсарского судна, некогда участвовавший в рейдах французских корсаров под командованием шевалье де Лери и помнивший о том, как учтиво обращались с ним все офицеры, стал свидетелем того, как людей превращали в пушечные снаряды. Среди пленников был шевалье де Боже, один из офицеров Де Лери, которому грозила та же участь. Капитан-мусульманин сначала попытался добиться его помилования, но, видя, что уговоры не помогают и француза уже привязывают к пушке, в отчаянии обнял пленника и заявил канониру, что в таком случае умрет вместе с ним. Алжирский дей (правитель), ставший свидетелем этой сцены, растрогался и помиловал француза, который, осмелев, добился, чтобы освободили и его слугу, привязанного к соседней пушке.

Попасть в руки испанцев для французских и английских флибустьеров было бы хуже алжирского плена, поскольку было равносильно смерти.

В XVI веке активнее других в пределы испанских колоний в Вест-Индии вторгались французы-протестанты; англичане тоже отреклись от католической веры, и испанцы относились к ним не столько как к представителям другого государства, сколько как к еретикам, а потому захваченных в плен каперов вешали без суда. Так, 3 августа 1621 года губернатор Кубы Франсиско де Венегас писал королю Испании, что отправленные им два сторожевых галеона захватили на рейде Тортуги английский пиратский фрегат с командой из двадцати пяти человек; все пленные были повешены. Но и сохранение жизни пленникам не было большим благодеянием.

Эксквемелин рассказывает о «пирате по кличке Пьер Француз, родом из Дюнкерка, который довольно долго плавал в открытом море на барке с отрядом из 26 человек, прежде чем решил отправиться прямо к берегам Ранчерии, чтобы поохотиться на ловцов жемчуга»: «Когда пираты уже подошли к жемчужной отмели, то на самой большой барке приметили восемь пушек и примерно 60 вооруженных людей. Пираты подошли к этой барке и потребовали, чтобы она им сдалась, но испанцы открыли огонь из всех пушек. Пираты переждали залпы, а затем выпалили из своих пушек, да так метко, что испанцам пришлось довольно туго. Пока испанцы готовились к второму залпу, пираты взобрались на борт, и солдаты запросили пощады в надежде, что вот-вот к ним на помощь придет сторожевой корабль. Но пираты решили перехитрить стражей. Они затопили свое судно, а на захваченной барке оставили испанский флаг, испанцев же загнали в трюмы; на этом корабле они вышли в открытое море. Сначала на сторожевом корабле обрадовались, полагая, что пиратов потопили, но когда там заметили, что барка отвернула в море, то бросились за ней в погоню. Преследовали они пиратов до ночи, но никак не могли догнать барку, хотя и поставили все паруса. Ветер окреп, и разбойники, рискнув парусами, оторвались от сторожевого корабля. Но тут случилось несчастье: парусов подняли столько, что треснула грот-мачта. Но Пьер не растерялся: он связал пленных испанцев попарно и был готов сражаться против неприятельского корабля с командой всего в 22 человека, хотя многие были ранены и не могли принять участие в бою. Одновременно он приказал срубить грот-мачту и поднять на фок-мачте и бушприте все паруса, какими только можно было пользоваться при таком ветре. Всё же сторожевой корабль догнал пиратов и атаковал их так лихо, что те вынуждены были сдаться. Однако они успели выторговать условие, что ни их предводитель, ни они сами не будут в плену таскать камни или известь. (А надо сказать, когда пираты попадут в плен, то их заставляют три или четыре года подряд таскать камни или известь, словно рабов. А когда они становились непригодны для этой работы, их отправляли в Испанию на галеонах.) Кроме того, пиратам обещали при первой же возможности отослать их в Испанию всей командой. Больше всего наш пират жалел свое добро — у него на борту было на 100 тысяч реалов жемчуга, который он награбил на барках».