Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай

Этот оборот придумала несравненная a_late_night_cigarette, написав для меня небольшую зарисовку о Лис и Эрте. Мое восхищение не тает спустя столько времени.

“Слышал в её словах больше, чем она произносила вслух. Из-за него внутри возникала мешанина”.

Это тоже Настя наколдовала. Кроме того, что она ведьма-сердцепохитительница, она еще и прекрасный писатель. Заходите к ней на вампирско-колдовской огонёк: https://ficbook.net/readfic/12112295.

========== Глава 4. В прошлом и настоящем ==========

Комментарий к Глава 4. В прошлом и настоящем

Одна моя хорошая подруга сказала: “Настя, не смей мне об этом напоминать!”.

Я люблю моих читателей и всегда удовлетворяю их просьбы :з

Лис потратила четверть часа, чтобы пролистать папку. Адреса квартир, позывные информаторов, фальшивые имена, списки выполненных контрактов – канцлер без преувеличения откопал на неё столько, сколько она не помнила о себе. Разбор полётов провёл доскональный – к подходу не придерёшься.

Хуже всего – и это окончательно развеяло её желание бежать – было то, что он не преминул раздобыть сведения о её приёмном отце. Внутренне замирая, она вчитывалась в строчки: возраст, работа, место жительства, родственники. Он даже позаботился о поиске фотографии. Девушка сняла её со скрепки и для чего-то принялась разглядывать полузабытые черты уже давно чужого человека. Он постарел, всё так же носил раздвоенную бороду, коротко стригся и, судя по всему, к шестидесяти трём совсем лишился зрения. Терять его отец начал, когда Лис ещё пешком под столом проходила. Врачи говорили: «От стресса». Такое нередко встречалось. На шестом году жизни приёмной дочери у мужчины умерла жена. Она долго и тяжело болела: её донимал затяжной кровавый кашель, боли в груди, она отказывалась от еды, страдала от бессонницы и под конец почти сливалась с серыми подушками, от которых не могла оторвать голову из-за слабости. Болезнь медленно вытягивала из неё силы. Лекарства лишь откладывали неизбежное, а маленькая Лис с искренним непониманием спрашивала: «Почему до сих пор не придумали, как это лечить?». В мире, где магию использовали для повседневных забот, пусть и в ограниченном количестве, не могло не существовать способа избавиться от смертельных заболеваний – так рассуждал ребёнок. В её представлении взрослым колдовство давалось без труда – им не приходилось потеть над простенькими фокусами, как ей. Сложно им разве зачаровать кровь, чтобы она прекратила течь? Или наполнить лёгкие воздухом, чтобы они снова заработали как часы?

Детям магия казалась чем-то необыкновенным, и действовала она вне всяких законов. Они сравнивали её с полётом птицы – лёгким и естественным, но забывали, что даже свободные птицы вынуждены опускаться на землю для отдыха, а взмывать в небо – взмахами крыльев.

Опытные элементали соотносили колдовство с физическими упражнениями: чем тяжелее нагрузка, тем больше энергии расходует организм и тем сильнее устаёт. Ни один маг, вступив в схватку с болезнью, не одолел бы. Да и если бы вышел победителем, то порадоваться бы не получилось: мертвецы эмоций не выражали. Где не циркулирует энергия, жизни нет. Отважился бороться с заповедями Бога смерти, будь любезен заплатить втридорога – собой. Таковы элементарные законы магии: энергия не возникала из ниоткуда и не уходила в никуда. Невозможно выкупить чью-то жизнь, не вычерпав собственную без остатка.

Лис прицепила фотографию обратно, бережно разгладив уголок. Она не видела отца девятнадцать лет, но раз за разом, возвращаясь мыслями к захолустному городишке на краю карты, со стыдом признавала, что скучала. С её профессией привязанности опасны, а сентиментальность глупа. Наёмникам не запрещалось быть людьми – от обычных слабостей не отделаться, как ни изгаляйся. И всё ж рисковать не стоило. Она могла сколько угодно тосковать по воспитавшему её человеку – причём подошедшему к этому со всей ответственностью и любовью, – однако ради него вычеркнула себя из его бытия. Запрятала прошлое в подполе, надёжно забив гвоздями. А канцлер вскрыл его ломом.

И вряд ли хоть малость этого стыдился.

После нескольких глубоких вздохов девушка отложила досье. Её не прельщала перспектива существовать под каблуком Катлера. Ясное дело, словами он попусту не разбрасывался: сказал, что компромат на неё собран, – вот компромат, распишитесь. Он будто и шутил с подтекстом – будьте любезны прислушиваться да вникать, господа хорошие. Юморит, думаете, ехидничает? Как бы не так! Человек вроде него даже с женщиной без скрытого смысла не переспит! Всё-то у него филигранно, со значением!

От ситуации хотелось ползти на стену и выть степным волком. Неужто канцлеру марионеток не доставало? Ну так Лис – экземпляр плохой, порченый. С Катлером она почему-то не умела держать язык за зубами – тянуло на колкости, подначки и, самое ужасное, на откровения. Пока что невинные, смешные – те, что прозвучали и забылись. Однако они – тревожный звоночек. Вольности она прежде не допускала и уж тем более не позволяла лезть себе под рёбра – к сердцу или ещё чему, там обитавшему.

Злилась – и на него, будь он неладен, и на себя. Неправильно это. Нелепо. Ему неочевидно, что они не сработаются? От скуки её выбрал – искромётных бесед не хватало? В Тэмпле предостаточно агентств и смазливых наёмниц, раз уж на то пошло. Лис с готовностью выделит ему адреса по первому намёку. На ней свет не зацикливался – по её мнению. Что творилось в мозгах канцлера, она угадывать не бралась.

Вживить бы под кожу тысячу лезвий, чтоб не лез. Вырезать бы из его зрачков тоску, чтоб не бередила душу понапрасну.

Какой бес угораздил его примчаться той отвратительной ночью в трущобы? Они бы не встретились. Не познакомились. Больно ей надо его внимание! Незаметное существование нравилось куда больше.

За размышлениями о незавидной судьбе и раздражающей расчётливости канцлера Лис пропустила стук в дверь.

— Его нет. В тамбуре курит, – ответила она на вопрос начальника поезда и подала ему билет. – Вам же незачем просить его одобрения? Или нужно, чтобы он мою личность подтвердил? Проводница вам не передала? Он за меня поручился. Учтите: интерин повторяться не любит.

Мужчина стушевался, извинился. От духоты на его лбу выступала испарина. Пара капель пота упала на бумажку. Чернила расплылись, и он, сконфузившись сильнее, обвёл цифры пожирнее. Лучше не стало.

— Хорошей поездки, мисс, – пожелал он, убрав ручку в нагрудный карман.

— Она пройдёт замечательно, если мне нальют вина, – выдала Лис. – Где вагон-ресторан?

— Одиннадцатый, мисс, – учтиво отозвался начальник поезда. – Я распоряжусь принести.

«Вы представьте, какой сервис! – ядовито изумилась девушка. – Будто первым классом еду!».

— Красного полусухого.

— Бокал?

— Бутылку, – ухмыльнулась она. – Мне с ним четверо суток в гляделки играть.

Мужчина приподнял брови.

— Простите?

— Не берите в голову, я с собой.

Он попрощался, и Лис, одолеваемая жарой и досадой, покинула купе. Мимо проносились золотистые поля. Дельфи остался далеко позади, и девушка сомневалась, что возвратится туда в ближайшем будущем. Она не забрала вещи, не предупредила – уезжала-то на неделю. Старуха с неё кожу сдерёт…

Лис дошла до открытого окна в конце коридора и, прислонившись плечом к нагретой стене, стёрла со лба пот. Ветер растрепал отросшие волосы. Она завела пряди за уши, но через миг они снова оказались у неё во рту.

Доберётся до Тэмпля – возьмётся за ножницы.

Из купе напротив доносился смех, стук стаканов и весёлая трескотня пассажиров. Где-то плакал ребёнок. Мимо просочился хмурый гражданин в подтяжках. В зубах он держал сигариллу и ощупывал пиджак.

— У вас спичек не найдётся?

— Не курю, – сказала девушка и, улыбнувшись, указала на тамбур: – спросите у молодых людей. Они очень любезны, не откажутся поделиться огоньком.

По правде говоря, Лис всегда носила спички и зажигалку. После войны многие подсели на курево: голодные, страшные дни расшатывали нервы, желудок сводило от недоедания, и народ набивал карманы дешёвыми сигаретами и самокрутками.