Черный человек. Книга 2 - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Десант с патрульного (как думал Шаламов) «пакмака» выброшен был тотчас же, как только кабина со спасателем внутри приземлилась на полосу ежевичного кустарника — десять человек в ЗСК, мохнатые, белые, издали похожие на ловких и стройных белых медведей. На крик Шаламова: «В чем дело?!» — они не ответили, и одно это уже должно было его насторожить, но жил он по другим законам и нормам, и поведение напавших не показалось ему необычным.
Он так и не понял, что им было нужно. Сначала десантники попытались поймать его сеткой-ловушкой из кремнийорганических нитей, не уступающих по прочности титаниту, однако две из них Шаламов разорвал, из остальных ускользнул, снова попытавшись добиться объяснений:
— Что вам надо? Я никому не причинил зла!
Ответом был залп парализаторов, двух — типа «Дерк», трех — типа «Морфей». Иглы впились Шаламову в спину и в голову, но кожу проколоть не смогли, только разъярили спасателя, начавшего терять самообладание. Он настиг двух «мохнатых» и, несмотря на то что скафандры были снабжены экзоскелетонами — усилителями мышечных усилий, уложил десантников с двух ударов. Если бы не скафандры, люди были бы убиты.
Тогда группа применила другое оружие — психотехнику внушения, основу которой составляли гипноиндукторы «василиск» и «Медуза Горгона». Настроенные на широкий спектр пси-излучения, они должны были во что бы то ни стало усыпить противника. Шаламов и уснул, то есть уснуло его человеческое «я», зато проснулся «черный человек», почти не реагирующий на внешний пси-приказ. Оторопевшие десантники, не имевшие никакого отношения к погранслужбе, с ужасом увидели, как Шаламов за считаные секунды превратился в жуткого двухметрового монстра с головой-бугром, бесформенными руками и ногами. Спасатель стал похож на обуглившийся кусок скалы! Кожа его заиграла кристаллической сыпью, узкие глаза загорелись пронзительной желтизной, мускулы на уродливых ногах изменили форму, как бы перетекли из одной кристаллической формы в другую, и Шаламов шагнул к метро, наградив нападавших тяжелым пси-разрядом, превратившим их в безвольные куклы. Тем, кто видел, как он бежал, долго потом мерещились кошмары. Бег Даниила напоминал очередь трассирующими пулями, разве что «пули» — проявления тела спасателя были несветящимися; глаз успевал ловить лишь смазанные «взблески» его фигуры на расстоянии трех-четырех метров друг от друга.
Войти в метро Шаламову уже никто не помешал, а когда на помощь первым десантникам подбежали четверо с летавшего вверху каста управления, в помещении метро никого не оказалось. Шаламов ушел…
В комнате было темно, но собеседники хорошо знали друг друга и в освещении не нуждались, хотя второй из них — гость — втайне посмеивался над любовью хозяина к темноте и конспирации.
— Итак, он все-таки ушел, — неприятным голосом сказал хозяин. — Ушел, несмотря на подготовку группы и техническое оснащение. Надеюсь, следов вы не оставили? Там сейчас, наверное, сидит все кримподразделение Бояновой и кризисники погранслужбы.
— Надеюсь, что нет, уходить приходилось спешно, безопасность появилась слишком оперативно, но если бы ты видел, как он бежал!
— Далеко не уйдет, ищите. А как только найдете, снова применим тот же прием. Поймать или хотя бы остановить его не удастся, как я считаю, но поддержать раздражение можно, пусть думает, что на хвосте у него висят пограничники или безопасники. Он не просто псинеур, он псинеур-экзосенс, и когда-нибудь его злоба выплеснется наружу… это нам только на руку.
— А вам не страшно, советник? Для него наша психотехника внушения — что слону дробинка! Остановить его можно разве что мощным лазером или «универсалом», да и то я не уверен.
— Пусть об этом беспокоятся тревожные службы, когда-нибудь им придется заниматься иносумасшедшим… когда мы доведем его до безумия. Теперь о Железовском. Нет сомнений, он работает на безопасность и для нас представляет реальную угрозу. Аристарх талантливый математик и еще более талантливый эфаналитик, стоит ему взяться за нас…
— Один математик ничего не сделает, будь он даже семи пядей во лбу, как говорят на его родине. К тому же в любой момент мы можем его убрать, он — не Шаламов.
— Не переоценивайте свои силы, Сенешаль. Железовский интрасенс и может за себя постоять. Мы уже однажды пробовали его обломать — не вышло.
— Моя команда не участвовала в этом, а дилетантов я не держу, вы знаете. Если разрешены все приемы…
— Не все, еще рано, припугните его, если сможете, но не больше. Намекните, что мы знаем о его деятельности на ОБ, и предупредите, чтобы не очень старался.
— Это все?
— Все. — Хозяин дал понять, что аудиенция закончена, и гость молча встал.
Ландсберг все-таки сумел напроситься в гости, и теперь Бояновой приходилось прятать настроение, в котором преобладали недовольство и неуютное чувство несвободы. Отвечала Власта на доводы председателя СЭКОНа резче, чем обычно, хотя и старалась одергивать себя. Ландсберг почему-то стал внушать ей отрицательные чувства, и Боянова наконец задумалась над этим обстоятельством: интуиция пыталась что-то подсказать ей, но язык ее был пока непонятен.
Карина была дома, готовилась с инком к уроку по математике, пришлось знакомить ее с гостем и предупреждать, чтобы не мешала беседе. Последнее было нелишне, потому что Карина росла очень общительным ребенком и находила друзей везде. Врагов у нее не было вовсе, потому что, в отличие от матери, характер девочка имела на удивление мягкий, легкий и уступчивый.
— Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца, — шутила по этому поводу сама Власта.
Домашний киб принес кофе с молоком и без, и Ландсберг сказал, продолжая начатый спор:
— В конце концов люди не виноваты, что эволюция закрепила в нашем поведении стремление подтвердить свое положение в иерархии.
— Это называется — ранговый голод, — кивнула Боянова. — Я ничуть не возражаю, утверждайте себя на здоровье, но не на уровне жестокости. Природа бережлива, и потому большинство внутривидовых конфликтов разрешается без кровопролития, но у людей почему-то не срабатывает порог запрета, и в результате наверху ранговой лестницы остаются не самые сильные, не самые умные, но обязательно самые жестокие! Особенно это касается молодежной среды.
— Не согласен, организация молодежного слоя — зеркальное отражение взрослой. С момента рождения и до смерти человек карабкается вверх, доказывая свое превосходство, и я не вижу в этом ничего особенного.
— Я тоже. Даже в наше время, когда есть возможность всех одеть, обуть, накормить, удовлетворить почти все материальные потребности, когда создана действенная система полового воспитания и решена проблема семьи, ранговая компонента счастья остается. Более того, она становится более значимой и желанной, без ранг-инстинкта хомо сапиенс просто немыслим, иначе застой эволюции, стегспансия, гибель ветви. Но, к сожалению, наши социальные институты не увидели резкого повышения уровня рангового голода и не выработали рекомендаций, как проводить профилактику жестоких методов достижения личных вершин. Вот и появляются все чаще «эскадроны жизни», «клубы острых ощущений»… «хирурги», наконец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});