Люба (СИ) - Даниленко Жанна

— Это твой сын? — тихо спросила Белла.

— Да, это то, что мне хотел показать Саша. Он показал, чего я лишился. Но какой мальчик, какой умница. Женя не могла вырастить такого сына. Она не способна, понимаешь? Но тогда кто? Кто его воспитывал?

— Володя, ты не виноват. — Белла пыталась успокоить мужа и поймала на себе ехидный взгляд Борисова.

Конференция закончилась. Докладчик ушел. Володя подошел к Борисову.

— Саша, я… Как ты мог, почему не предупредил?

— Зачем? И как тебе сын, которого ты бросил и забыл? Или он тоже ошибка?

— Саша, вы несправедливы. Володе было трудно забыть сына, но обстоятельства. Он не мог уделять ему внимания. А потом все осталось в прошлом. Я не хотела, чтобы мой сын знал о его прошлой семье. Это травмирует психику ребенка. Но, как вижу, его мать вырастила его достойным человеком.

Они уже подходили к кабинету Борисова.

— Белла, я не понял, вы говорите о Жене? Вы думаете, что Женя могла кого-нибудь вырастить? Да, последние два года он действительно жил с ней. Он очень хороший сын. Он за ней хорошо ухаживал. Володя, ты же в курсе, что Женя не может позаботиться о себе, я не говорю о ком-то.

— Ты общаешься с Женей? Она вышла замуж? — Володя как-то засмущался, спрашивая о Жене.

— С Женей я общаюсь. Я друзей не бросаю. Мужа у нее нет. Любовники, как обычно. Знаешь, а она мне тоже очень помогла в жизни. Она ночевала с детьми, когда мы с Любой дежурили, она отводила мальчиков в школу. Она даже иногда вспоминала, что она мать и покупала Сереже подарки. Но понимаешь, какая бы она ни была, она мать лучше, чем ты отец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Саша, ты для этого позвал меня?

— Нет, я не собирался с тобой ссориться и тебя воспитывать, ты сам начал. Но речь действительно о Сереже. Володя, все что касается Сережи, я воспринимаю очень остро. Понимаешь, он собирается жениться. Володя, ты уже понял, что Сережу вырастили мы с Любой. Он нам как родной сын. Я люблю его и понимаю, что он делает ошибку. Она не та, кого я хотел бы видеть рядом с ним. Понимаешь, он достоин лучшего, но сказать ему это я не могу.

— Вот как! Саша, а ведь ты ему гораздо ближе, чем я. И ты хочешь, чтобы я вмешался? На каком основании? Он послушает тебя гораздо быстрее. Ты ему как отец, а я незнакомый дядька, он не узнал меня. И я полезу в его личную жизнь?

— Я очень надеялся, что ты сможешь повлиять на него. Я сам не могу его отговаривать. Она моя дочь.

— Подожди, ты серьезно?

— Володя, если бы все было просто, я бы не портил твою спокойную, размеренную жизнь с твоей женой и любимым сыном. Но Сережа тебе не чужой. Я запутался. Люба мне в данном вопросе не поможет. Она в том же положении. Женя рада в очередной раз уйти от ответственности. Если я буду настаивать, я стану врагом Сережи. Кто же тогда останется его другом? Да и с дочерью у нас сложные отношения. Я думаю, что тебе надо познакомиться с сыном и попытаться все ему объяснить. Я люблю свою дочь, но я ей не верю. Ей восемнадцать, она нигде не учится и была в секте. Она говорит, что все в прошлом, я не знаю!

— Извините. Но почему у вас такая дочь? — Белла пыталась занять обвинительную позицию. — Вы сумели вырастить чужого ребенка, но упустили собственную дочь. Александр, я чего-то не понимаю?

— Понимаете, я совершил ошибку, Марина узнала и не смогла простить. Сначала это был подростковый протест, затем большая проблема. Сейчас она говорит, что исправилась, что она другой человек. Дай Бог, но не для Сережи.

В дверь постучали, затем в кабинет вошел Валера.

— Пап, извини. Ты долго будешь занят?

— Проходи, знакомься. Это Володя, мой институтский друг, это его жена Белла. Мой старший сын, Валера. Валера хирург.

— Извините, ваша фамилия Тельман?

— Да.

— А Сережа знает? Он идет сюда, они с Марусей заходили в лабораторию за результатом анализа. Я ждать не стал, мне все равно, узнаю я, что стану дядей, часом раньше или позже, это уже ничего не меняет, Сережке такой расклад нравится. Так что готовьтесь, товарищи дедушки. Кстати, у Борьки три тройки по английскому, мама уже была в школе. Вечером мы все свое получим. Ваня выглядит неплохо, он ко мне заходил. Пап, у него все будет нормально? Он жить, надеюсь, будет? Папа, вечером не ждите, буду в десять. Я побежал.

— Кажется, я опоздал. — Саша с грустью глянул на Володю.

— И что теперь? Мне не надо отговаривать Сережу?

— Не знаю, по обстоятельствам. Люба прилетела только вчера, а я ждал ее.

— У тебя что-то с другим сыном?

— Да, ему пересадили почку в Штатах. Люба была с ним, отторжения нет, ему четырнадцать.

— Сашка, это у тебя дома все нормально? Как ты живешь с таким количеством проблем?

— Я привык. Наверно, это мой выбор, кроме болезни ребенка, конечно.

В кабинет без стука вошла Люба.

— Саша, ты гостей кормить собираешься? Я заказала столик в ресторане. Кстати, скоро ты будешь дедушкой. Володя, и ты тоже. Я вас поздравляю. Володя, ты с Сережей общался?

— Нет. Я не знаю, как это сделать.

— У тебя осталось мало времени, они сейчас будут здесь, заодно посмотришь на мою дочь.

От лица Сережи

Я живу, как во сне, все, что происходит, как будто не со мной. А я смотрю со стороны и только удивляюсь. Моя жизнь изменилась в один день, перевернулась с ног на голову. Все началось с того дня, когда Марине исполнилось восемнадцать. Я с самого утра не мог найти себе места. Этого дня я ждал и ждал. И вот он наступил и не принес ничего, кроме пустоты. Я хотел купить ей цветы. Купил герберы, она их любила, я знал. Встретил ее во дворе. Она была с Настей. Хотел вручить, но она не взяла. Настя расхохоталась, увидев меня с цветами.

— Что за пережиток прошлого? Тебе не смешно? Хомячок, ты совсем из ума выжил. Думаешь, она с тобой пойдет? Нет, постесняется. У нас с киской другие планы. Мы сегодня ее пахана раскрутим и оторвемся на славу. Она свое совершеннолетие всю жизнь помнить будет.

Они обе расхохотались. Настя выхватила из моих рук цветы, бросила их на асфальт и растоптала. Я не смотрел на нее, смотрел на Марину и вдруг заметил слезы в ее глазах… Она прошептала "Прости" одними губами, так, чтобы не заметила Настя. Они обе направились в подъезд Борисовых. А я пошел готовить ужин для матери и себя. Назавтра, прямо с утра, я направился к Борисову. Хотел поговорить о работе и заведовании. Я уже несколько месяцев был исполняющим обязанности завлаба. Но мне хотелось большего. Материал для кандидатской я уже набрал, осталось только писать. Но это мелочи. Я хорошо писал, я знал свои сильные стороны. Я был настроен на серьезный разговор, в котором мне придется отстаивать свои позиции и приводить контраргументы самому академику. Я хорошо знал, что в своем кабинете передо мной будет не милый дядя Саша, которого я безумно люблю, как единственного отца, а будет директор института, и я буду не сын, а сотрудник, замахнувшийся на серьезную должность. Моя прыть поугасла, когда вместо директора я столкнулся с закрытой дверью.

— Татьяна, шеф вышел? — изумленно спросил я, так как в это время он всегда работал у себя.

— Его сегодня не будет, звонил, сказал обращаться к Исакову по всем вопросам. Да, завтра тоже не будет. Отдыхайте, Сергей Владимирович.

Она тепло посмотрела на меня и добавила:

— Что-то срочное? Зайдите вечером к нему и поговорите.

Я усмехнулся и ушел. Валера сказал, что отец приболел, но был явно расстроен. Что-то конкретное я из него вытащить не смог. Я позвонил дяде Саше, он сослался на радикулит, от помощи отказался. Вечером по скайпу связался с тетей Любой. О болезни мужа она не знала, Ваню прооперировали. Все. Осталось только ждать. Прошло еще два дня. Вечер выдался унылый. Мать напилась, так как рассталась со своим любовником. Она сетовала на жизнь, плакала, причитала. Ругала всех мужчин на чем свет стоит. Оказывается, она ему изменила, он узнал и бросил ее. Я воспринимал все ее слезы по поводу неудавшейся жизни как кино про кого-то постороннего, которому сопереживаешь, пока смотришь фильм, потом еще с полчаса. А потом забываешь, переключаясь на что-то более интересное, чем чужая жизнь. Так было до тех пор, пока она не начала вспоминать отца. Моего настоящего биологического, реального отца. К своему стыду, я его не помнил. Совсем не помнил. Фотографий его у матери не осталось. Она все порвала и выкинула. Его образ в моих воспоминаниях раннего детства был каким-то размытым пятном. Это пятно имело голос, какие-то выражения. Иногда во сне оно со мной даже говорило. Я не знал, были ли эти разговоры и действия прошедшей реальностью или плодом моего больного воображения. С годами я просто потерял интерес к своему биологическому отцу. Он не интересовался мной, а я им. Я знал, что он живет и работает в Питере, знал, что он патолог, как и я. Дядя Саша говорил, что он хороший грамотный патолог. Но он есть он, а я есть я. И у меня один отец, но две матери. Вот так. Мать говорила об отце с такой любовью и искренностью, которых я у нее даже не подозревал. Но все ее излияния и откровения с мельчайшими подробностями интимной жизни, о которых, наверное, сыну рассказывать не следует, я списал на излишки алкоголя. Наконец мать отрыдалась и уснула. Я уложил ее в постель, укрыл и лег в свою кровать, на своей кухне. Теперь она найдет нового ухажера, приведет его домой вместе с грязью. Терпеть не могу грязь, а тем более вот такую, человеческую. Я планировал завтра же купить еще моющих и дезинфицирующих средств для ванной и кухни. Потом понял, что у меня паранойя. Мой сон продлился совсем недолго. Телефон звонил и звонил. Я взял трубку.