Мертвые львы - Мик Геррон

Руки вверх!

Бросай!

Ложись!

Ривер распростерся на земле.

Руки покажи! Покажи руки!

Руки Ривера были пусты.

Второй патрульный с ужасающим равнодушием шарахнул прикладом в лицо Гриффа Йейтса. Йейтс упал на колени, кровь брызнула во все стороны.

— Я из госбезопасности! — выкрикнул Ривер. — МИ-пять! Вот-вот произойдет ужасная…

— Заткнись! — завопил первый патрульный. — Заткнись, кому говорят!

— …катастрофа, а вы тут…

— Заткнись!

Ривер заложил руки за голову.

Йейтс, всхлипывая, непрерывно бормотал:

— Мудаки! Сволочи! Какого хера вы так, а?

— Заткнись!

— Суки!

Ривер не успел рта раскрыть, как второй патрульный снова замахнулся на Гриффа.

В Риджентс-Парке одна из энного числа изящных, стильных и убийственно деятельных женщин сняла трубку зазвонившего телефона, выслушала, перевела звонившего в режим ожидания и набрала стеклянный кабинет Центра оперативного управления, где Диана Тавернер вот уже два часа переживала не самое приятное утро, потому что была не одна. Роджер Лотчинг, который в настоящее время курировал все происходящее в Центре оперативного управления Конторы, вторгся в личное пространство Тавернер с таким видом, будто делал ей одолжение, — в последнее время он взял за правило являться в Риджентс-Парк почти так же рано, как сама Леди Ди: редеющие светлые волосы пышно зачесаны, чтобы шевелюра казалась гуще, тяжелый подбородок розово выскоблен и спрыснут одеколоном, вальяжный торс обтянут элегантным костюмом в тончайшую полоску; очевидно, все это должно было создавать впечатление, что они с Тавернер в одной лодке, что они вместе подпирают руины. Леди Ди начинала опасаться, что это некий ритуал ухаживания. Лотчинга совершенно не волновала фискальная чистоплотность Конторы. Он просто-напросто тщился продемонстрировать, что именно он, Роджер Лотчинг, дергает за веревочки и всеми руководит, а еще ясно давал понять, что больше всего ему нравится дергать за веревочки ее, Диану Тавернер. Возможно, потому, что она дергала за веревочки его самого.

Сегодня он пристально изучал черное кожаное кресло на хромированных ножках, предназначенное для посетителей, но сам в него не садился. Тавернер унаследовала кресло от предыдущего хозяина стеклянного кабинета.

— Это Мис ван дер Роэ?[37] Подлинник?

— А как ты думаешь?

— Он же стоит целое состояние. Не дело в наше непростое время транжирить бюджет Конторы на усладу изнеженных седалищ.

«Услада изнеженных седалищ» — типичная фразочка из репертуара Лотчинга, который любил выражаться так затейливо, что в сравнении с ним Стивен Фрай был краток и прямолинеен.

— Роджер, это дешевая копия из магазина офисной мебели. Кресло не отправили на свалку только потому, что в наше непростое время в бюджете Конторы нет денег на его замену. — (Телефон Тавернер зазвонил.) — Извини, я отвечу.

Лотчинг уселся на предмет дискуссии.

Подавив вздох, Леди Ди взяла трубку и через миг сказала:

— Соедините.

Подошвы колотили по тротуару ритмично, в такт биению сердца Ширли Дандер. Надо бы замедлиться, перейти с бега на быстрый шаг, а потом с быстрого шага снова на бег, вроде так положено.

Может быть, в руководстве для бегунов-любителей. Но не в инструкциях Конторы.

Она украдкой оглянулась. В нескольких сотнях метров позади ковылял Хо, будто пьянчужка, вывихнувший ногу, явно не в состоянии следить за Ширли, поэтому она остановилась, левой рукой сжала ребра, а правой оперлась о стену. Скверик: деревья, кусты, детская площадка, трава. Молодые мамаши, с потомством в колясках и в переносках, пили кофе, купленный в ларьке по эту сторону переулка, ведущего к Уайткросс-стрит. Ширли прошла по переулку, посмотрела вверх. Вот он, кончик «Иглы», виден даже отсюда, со дна застроенного каньона.

В «Игле» что-то происходило; Ширли понятия не имела, что именно, но ей наконец-то позволили принять в этом участие.

Она набрала полную грудь воздуха, совершила стремительную пробежку. Хо куда-то пропал. Ничего страшного. От него есть польза только в тех случаях, когда у тебя не запускается компьютер. Все остальное время Родерик Хо просто зря занимает место.

В голове жужжало, как машинка для стрижки.

У входа в тот самый скверик Родерик Хо вцепился в ограду и взмолился, сам не зная о чем. О том, чтобы его легкие в конце концов его простили. Сейчас в них бушевало пламя.

У него за спиной остановилась машина.

— Что с тобой, приятель?

Хо обернулся. Вот оно, чудо. Черное такси. Огромное, прекрасное, великолепное черное такси. Свободное.

Он упал на заднее сиденье и просипел:

— В «Иглу».

— Поехали.

Такси тронулось.

Ривер моргнул.

Второй патрульный снова замахнулся на Гриффа, а тот плавно, как будто заранее отрепетировав, схватил солдата за руку, вывернул ему запястье, выдернул автомат из его рук и завалил беднягу на землю. Кровавые потеки на лице Гриффа превратили его в демона. На миг Риверу почудилось, что Грифф вот-вот выстрелит, но тот наставил ствол на первого патрульного и выкрикнул:

— Бросай оружие! Кому говорят!

Патрульный, молоденький паренек — оба солдатика были совсем еще мальчишками, — держал автомат дрожащими руками. Ривер отобрал у него оружие и сказал Гриффу:

— Дай сюда.

— Этот мудак мне всю рожу в кровь разбил!

— Грифф, отдай мне автомат.

Грифф отдал ему автомат.

— Я из МИ-пять, — сказал Ривер.

На этот раз его выслушали.

За последние пару часов здание ожило, но в архиве слышно было только как журчит и побулькивает горячая вода в лабиринтах водопроводных труб. Под элегантным глянцевым фасадом Риджентс-Парка скрывался ветхий экзоскелет, и, будто в новом доме, выстроенном на кладбищенской земле, в нем иногда ощущалось трепетное присутствие неупокоенных призраков.

Ну, так считала Молли.

— Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, — сказал Лэм.

Они перебрали все возможные и вероятные варианты, связанные с недавним открытием. Все сведения о Николае Катинском и об Александре Попове умещались на одну страницу. Сеть, сплетенная из лжи, вымысла и недомолвок, подумал Лэм, похожа на зрительную иллюзию: очертания то ли вазы, то ли двух профилей. Правильный ответ: ни то ни другое. Это всего лишь линия, карандашные пометки, оставленные на странице для отвода глаз.

— И что теперь? — спросила Молли.

— Мне надо подумать. Пойду-ка я домой.

— Домой?

— В Слау-башню.

Молли изогнула бровь. По слою пудры на лице расползлись трещины.

— Если хочешь посидеть в тишине, у меня тут найдется уголок.

— Мне нужен не уголок, а пара свежих ушей, — рассеянно сказал Лэм.

— Ну, как знаешь, — улыбнулась она; улыбка вышла горькой. — Тебя там кто-то ждет?

Лэм встал. Табурет благодарно заскрипел. Джексон Лэм опустил взгляд на Молли: густо напудренное лицо, пышное тело, култышки, обрубленные у колен.

— Значит, у тебя все в порядке?

— В смысле, последние пятнадцать лет?

— Ага. — Он постучал носком туфли по колесу инвалидной коляски. — С тех пор, как ты угодила в эту