Сумеречный сказ - Кайса Локин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама же Леля постоянно пребывала в движении и ничто не могло унять пылкий нрав: там позволь влюблённым встретиться, здесь сотри снега, раскрась двор в весенние цвета, малышу помоги маму найти, в Прави за душами пригляди и не дай бедам в землях светлых произойти. Всё в делах и заботах протекала жизнь Лели, которая просто не умела от рождения печалиться долго и старалась каждое сердце наполнить улыбкой и счастьем. Не довелось ещё никому застать Деву-Весну в настроении дурном, ведь, как считали обитатели Прави, не способна она слёзы ронять или грустить. Помнили они, что даже проливающиеся по весне дожди свежестью наполнены, а не тоской, коей осень пронизана.
А потому-то не мог никто даже мысли допустить, что в эту самую минуту Леля сидела под раскидистыми ветвями берёзы и тихонько утирала слёзы, поглаживая шёрстку волчонка. Животные, ощущая настроение богини, ластились к ней, желая ободрить, а она плакала, позволяя где-то в Яви проливаться дождю. Согласно древнему устою, ливни, грозы и дожди наполняли мир людей по велению самой Девы-Весны — необходимая мера для питания земли и омовения природы от грязи. Но порой морось накрывала отдельные места Яви нежданно и негаданно: в миг собирались тучи, хоть секунду назад и было ясно. Это-то и означало, что печаль сердце богини тронула резко и неожиданно. Правда, сегодня всё же было несколько иначе.
Со дня именин Добрыни Никитича минула пара недель, но слова Финиста всё ещё были ярки в памяти Лели, заставляя огорчаться. Много лет тому назад поссорилась она с Мораной — своей сестрой-близняшкой, и до сих не восстановился меж ними мир и лад. Пролетели года, изменилась земля, но по-прежнему грусть и обида сверкали в отношениях девиц. Они даже не общались, что печалило Деву-Весну шибко. Она давно уж признала свою вину и раскаялась в проступке, однако этого оказалось недостаточно для Хозяйки Зимы. А теперь, когда близился день свадьбы упыря и мавки, фраза Финиста навевала лишь уныние.
Именно в таком меланхоличном состоянии Лелю и нашла Василиса, которая спешила к наставнице с радостными новостями. Спустя столько лет она смогла поговорить с Алёшей Поповичем по душам, наконец-то разрешая все недосказанности.
Однако прямо-таки с порога Василиса не хотела наседать на Лелю со своими рассказами, а поэтому изначально думала поинтересоваться: не нужна ли ей какая-нибудь помощь — всё же воспитанность никому ещё вреда не принесла. Но, завидев пригорюнившуюся Деву-Весну, осеклась Жар-птица и участливо опустилась рядом, подавая кружку с водой.
— Спасибо, — благодарно произнесла Леля, делая глоток. Выудив из рукава расшитый платочек, она утёрла слёзы и повернулась к Василисе. — Ты, верно, шла сюда, чтобы рассказать мне что-то хорошее? Прости, что немного сбила настрой своим поведением. Я не думала, что кто-нибудь заглянет ко мне сегодня.
Василиса неловко пожала плечами и протянула ещё одну кружку, наполненную до краёв. Вторило ведь предчувствие остаться дома или прогуляться где-нибудь ещё, кроме как в утопающей в цветах обители. Но отчего-то ноги сами привели сюда: верно, виной тому была сильнейшая привязанность, которую Жар-птица испытывала к Леле, а потому и желала с ней всем делиться раньше всего.
— Не хмурься, а то морщин не оберёшься в старости, — пошутила Дева-Весна, заставляя преемницу совсем стушеваться. — Эх, Василиска, ты так много думаешь, что совсем разучилась улыбаться. Разве можно так? Во всём стараешься быть правильной, отстранённой, вежливой и совсем ведь жизни не знаешь. Ну-ка, скажи мне: когда ты была в Яви после того происшествия?
— Ни разу более. Но, простите, Дева-Весна, разве не было на то запрета сил высших? Вы ведь сами тогда меня защищали и видели, как недостойно и глупо я себя повела, — прошептала Жар-птица. — А значит, не положено мне отправляться в мир людей, как бы того ни хотелось.
— А разве и раньше не было запрета? — усмехнулась Леля. — Даже тогда его наличие не смогло остановить тебя и удержать от приключений, к которым всегда стремилась. Все в округе только и талдычили, какая ты нелюдимая и замкнутая, воспевая благоразумие и осторожность. Но знаешь что? Благодаря той вылазке я поняла, что, может быть, ты и держишься особняком из-за собственных и навязанных убеждений, однако пылкость и спонтанность тебе тоже не чужды. Жажда нового всё же и тебя коснулась. Так что давно бы обратилась в пташку и улетела, куда глаза глядят.
— Но разве можно? В тот раз как всё закончилось… — Василиса совсем скуксилась, возвращаясь воспоминаниями в прошлое.
— Что было, то уже прошло. Да и потом, ты слишком уж драматизируешь! Всё же обошлось, злодей оказался наказанным, герою достались лавры, а ты в целости и сохранности. Неужели не это — самое главное? Следовало давно уж забыть и вздохнуть полной грудью. Что сейчас мешает тебе обратиться к Финисту и отправиться вместе с ним в полёт по Яви? Там такие виды и красоты, что сердце замирает!
— Но что, если я снова потеряю перо, и тогда вновь кто-то получит надо мной власть? Как быть тогда? Нет больше в живых доброго и порядочного витязя, чтобы защитить мои честь и душу. Нет, Красивейшая, не искушайте. Мне достаточно и того, что я узнаю из ваших рассказов и вижу через зачарованное блюдце, которое показывает мне самые потаённые уголки Яви. О большем мне и желать не стоит.
Леля печально вздохнула, глядя на воспитанницу. Сама она давно бы вскочила и побежала по полям и лесам, не различая миров и не думая о законах. Не задумывалась бы она ни о последствиях, ни об устоях — ничто не смогло бы удержать её на месте. А поэтому-то и не понимала откуда такие границы себе Жар-птица возвела: ведь Леля и «добрая тётушка» Алконост, проводившие с маленькой Васёной больше всего времени, всегда слыли слегка беспечными и легкомысленными.
— Эх, хорошо всё же тебя Сирин всему обучила, — хмыкнула своим думам Дева-Весна. — Как бы ты не кичилась и не отмахивалась, но именно Сирин на тебя больший эффект произвела, раз ты говоришь и думаешь, как она. И даже не спорь со мной, — взмахнула Леля рукавом расшитым. — Только Сирин ко всем с титулами и уважением обращается, точно
