Сумеречный сказ - Кайса Локин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василиса отвела глаза в сторону: она ожидала совершенно не такого разговора, а теперь и не знала, что отвечать. От меланхоличного настроя Лели словно не осталось и следа, и сейчас богиня любви рассуждала, как ни в чём не бывало.
— Однако ты, как и Сирин, забываешь, что желания и стремления богов да героев сказаний ничем не отличаются от людских. Поэтому, хоть как ни старайся казаться правильной и возвышенной, всё равно далеко от обитателей Яви не уйдёшь.
— Простите, но я не понимаю, — Василиса уселась поудобнее, прижимая колени к груди и упирая подбородок в ладони.
— А что тут непонятного, несмышлёная? — изумилась Леля. — Ты один раз обожглась и более не желаешь в Явь отправляться, хотя и очень-очень хочешь. Не думай, что никто не замечает твоего восторга, которым ты прямо-таки светишься, когда Финист иль ещё кто-то речи заводит о путешествиях. Ты после той оплошности боишься подпускать к себе кого-либо, но ведь так нельзя — счастье проворонишь. Сколько лет ты влюблена в Алёшку? Явно, за сотню перевалило, а вы только сейчас потолковать смогли.
— Откуда вам известно? — багрянцем щёки Василисы залились. Она ещё никому не рассказывала про свою тайну и попросила богатыря молчание хранить до поры, до времени.
— Ещё спрашиваешь, — засмеялась громко Леля. — Мне всё в Прави известно, а про тебя-то уж подавно, — она потрепала Жар-птицу за плечо. — Я ведь не злоупотребляю положением? — Василиса покачала головой. — Вот и славно! Прости, конечно, но ваш уход с именин все заметили. Зачем — догадаться труда не составило. Ну а ваши радостные лица лучше всяких слов всё рассказали, так что как бы вы не желали секретиками обзаводиться — не вышло, увы.
Жар-птица, слишком смущённая, не смела поднять взгляд и залпом осушила две кружки с водой, которые сама же и наколдовала. Тот разговор с Поповичем возле белых стен Богатырского града случился слишком поздно по мнению некоторых жителей Прави. Добрыня Никитич часто рассказывал семье, что Алёшка давно уж от любви и нежности мается, но подойти к Василисе всё боялся, помня прошлое. Она же его никогда не забывала: по-прежнему богатырь был ей мил и дорог. Однако не одна сотня лет минула, прежде чем в чувствах они признались, раскрывая сердца и души друг другу.
— Позволите быть честной? — робко поинтересовалась Василиса, нервно сжимая рукава платья.
— А разве ты умеешь иначе? — усмехнулась Леля. — Прости, я сегодня то слишком весела, то, наоборот, грустна, — поспешила извиниться Дева-Весна, замечая перемену на лике преемницы. — Так что же ты хотела узнать? Обещаю, что больше шутить не стану.
— Я хотела спросить: что же дальше меня ждёт? Как думаете?
Леля поджала губы, не зная, что и сказать. Сердце её всегда за подопечную трепетало, а потому-то, прознав про речи с Поповичем, возликовала она, искренне радуясь за счастье влюблённых. Мигом воображение нарисовало Леле долгие их прогулки при луне, букеты цветов полевых и касания нечаянные. Однако не подумала совсем Дева-Весна, что скромницей Василиса слыла и боялась всего нового, обходя перемены любые стороной. Теперь же, видя смятение, наполнившее нутро подопечной, не могла богиня правильных слов подобрать.
— Я не умею судьбы читать и видеть будущее, — произнесла Леля. — Но мне дано предчувствовать скорые беды и отводить их, а потому с лёгкостью могу заверить: ничто твоему счастью не угрожает.
Повеселела Василиса: только это ей и нужно было услышать от наставницы своей, чьему слову доверяла Жар-птица больше всего.
— Столько раз наблюдала я за любовью, коя меж людьми расцветает, но должна признаться, что никогда прежде не была так рада, — обняла Леля подопечную, благословение своё даря. — Позволь себе быть счастливой, Василиса, и не думай больше ни о страхах, ни о былом. Оно всё давным-давно закончилось, а значит, и печалиться не стоит более. Однако пообещай мне кое-что, — тут же кивнула послушно Василиса, — ишь какова! Не раздумывая, соглашается!
— Я уверена, что плохого вы мне желать не станете, — усмехнулась Жар-птица.
Широкая улыбка лицо богини украсила, и произнесла Леля:
— Пообещай мне, что посетишь наши местные грады и спустишься в Явь вместе с суженым своим, дабы наконец-то поглядеть на красоты мира, которые так душеньку твою волновали. Нет-нет, не спорь! Жить здесь, в изоляции, нельзя, милая моя. Даже Сирин и Алконост к людям спускаются, подобно и богам высшим, а значит, нет в том ничего дурного.
— Но как же запрет? — воспротивилась Жар-птица.
— Правила иногда можно нарушать, — лукаво подмигнула Леля. — Да и потом, ты же не одна будешь, а с духом одного из самых удалых и бравых витязей. А ежели и этого тебе мало будет, так спуститесь вместе с Финистом. Уж кто-кто, а он тебя в обиду точно никогда не даст.
Призадумалась Василиса: подобное и предлагал Алёша, который тоже знал о заветном её желании. «Спустишься в облаке волшебном, окутанная маревом и чарами, вместе со мной и братом, и тогда ничто не страшно будет», — молвил Попович накануне. Быть может, и была правда в речах Лели: стоило избавиться от страхов и начать новую главу в жизни? А раз уж теперь и нет тайн никаких меж Василисой и богатырём, чем же это не повод для приключений?
— Вижу, мои слова всё же тебе по душе пришлись, — усмехнулась Дева-Весна, заставляя Василису смущённо кивнуть. — Раз так, то беги скорее к нему, другу сердечному своему, и будь счастлива. Ничего не бойся больше, Васёна, иначе всю жизнь так и проведёшь в одиночестве и страхе. А если страшно вновь станет, то поделись тревогами с нами, и мы обязательно поможем тебе.
— Спасибо, спасибо, — принялась Жар-птица кланяться и благодарить наставницу свою.
После всякого разговора с ней чувствовала себя Василиса окрылённой и воодушевлённой, но отчего-то сегодняшний случай особо любо сердцу пришёлся.
— Ну беги-беги уже, — отмахнулась, хохоча, от объятий Леля. — Тебя уж наверняка заждались, — и, поспешно кивнув, убежала Василиса, оставляя Деву-Весну в одиночестве.
С уходом преемницы вновь грусть на Лелю нахлынула, заставляя задуматься о предстоящей встрече с сестрой. Она знала, что Морана, скорее всего, явится на свадьбу — хороший
