Чужая осень (сборник) - Валерий Смирнов

— Нет другого выхода. Кроме того, сейчас поздно рассуждать. Вчера нужно было.

— Лады, чему бывать — того не миновать, как говорится.

— Главное, чтобы завтра сработало мое прикрытие. И товар не опоздал.

— Что за прикрытие?

— Узнаешь. Сам ведь говорил, чем меньше человек задает вопросов, тем лучше его самочувствие.

Интересные все-таки у нас производственные отношения. У каждого свои маленькие тайны, которыми он не спешит поделиться с компаньоном. Вот поэтому я нагло жму на кнопку автомобильной зажигалки, резко выдергиваю выскочивший из гнезда фитиль, пускаю длинную струю дыма в сторону Сережи и замечаю:

— В свое время я сказал, чтобы ты не упускал из вида нашего друга Вершигору или как там его сейчас. Почему его так плохо контролировали? Ладно, можешь снова проявить беспокойство по поводу моего здоровья и не отвечать. Но хотелось бы знать: зачем ты усиленно делаешь вид, будто не знаешь, что картина Айвазовского принадлежит ему?

Рябов продолжает сохранять неловкое молчание, ему не остается другого выхода, настолько нелегок выбор между мной, рвущимся к полной власти в деле, и Вышегородским, стремящимся во что бы то ни стало удерживать ее в своих руках.

18

Студент лежал на своей узкой койке солдатского образца, перемотанный бинтами, как Павка Корчагин. Хорошо еще, что Чен треснул его по затылку рукой, а не чем-то потяжелее. Саша сидел у изголовья, монотонно читая какой-то длинный перечень, время от времени непроизвольно запинаясь и путая слова; что говорить, наш отставной борец в качестве чтеца-декламатора мог бы выступать только в цирке.

— Как самочувствие, Студент? — нарочито бодрым голосом воскликнул я и Саша с явным удовольствием закрыл рот.

Не открывая глаз, Студент с деланной радостью пропел нечто из репертуара Пугачевой в собственной интерпретации «Жить невозможно, а свалить нельзя», и тут же замолчал. Вот это да, может, у него после удара мозги стали работать как у нормальных людей?

— Что сказал доктор?

— Пару недель полного покоя, усиленное питание, — ответил Саша. — Читать запретил, так он меня заставляет. Картины какого-то Семирадского…

— Студент, докторов нужно слушаться, успеешь еще потрудиться. А тебе, Саша, пора знать, что Семирадский был самым обыкновенным отщепенцем. Пока его коллеги по кисти рисовали стонущее под царской пятой крестьянство, стремящееся к светлому будущему в виде колхоза, этот тип малевал всяких Фрин на празднике Посейдона и прочих голых баб. Так что если Студент нуждается в чтиве, ему больше подойдут сказки. О семи козлятах, например, которые на свою голову открыли дверь волку.

Студент демонстративно застонал и повернулся ко мне спиной.

— Напрасно сердишься, — миролюбиво говорю ему, — мы ведь считаем, что ты получил производственную травму и при этом не требуем объяснений свидетелей и прочей дребедени. А насчет усиленного питания позаботились не хуже, чем профсоюзный комитет Министерства иностранных дел.

Еще бы: дюжина банок красной икры, громадная синяя посудина «Кавьяра», ящик бананов, ананасы, осетрина, соки и прочие продукты, усиленно рекламировавшиеся в антисоветской по нынешним базарам книге «О вкусной и здоровой пище» образца 1953 года. Это не считая ящика «Золотого» шампанского — очухается, вполне сможет отметить свое второе рождение.

— И еще. Сашу сменит одна интересная девочка, по крайней мере, ты, надеюсь, не заставишь ее выступать в роли личной секретарши. Можешь вести беседы, но напрягать зрение и прочие жизненно важные органы тебе пока рано.

На появление Оксаны Студент прореагировал должным образом; он соизволил вновь лечь на спину, поправил повязку на голове и всем своим видом стал напоминать отважного рыцаря, победившего дракона в затяжной схватке.

— Саша, слушай меня внимательно, и помни, если ты не сумеешь завтра сделать все, что скажу, нас с Рябовым ты сможешь повидать только на том свете, — тихо говорю бывшему борцу, располагаясь рядом с ним на заднем сидении Сережиной «Волги». — Видишь, машина через дорогу, в ней двое парней, будешь действовать с ними. Старший группы — ты, они это знают. Завтра в девять тридцать вы в карете «Скорой помощи» съедете с главной дороги у указателя «Южноморск — Свердловск» на второстепенную, смотри по карте. Потом отправитесь сюда и на обочине начнете бортировать колесо, пока не покажется машина, известная твоим напарникам. В ней транспортируют наркоту четверо, хорошо вооружены. В десять тридцать их машина должна пройти контрольный пункт, но вы обязаны сделать все, чтобы этого не произошло. Как только перегоните их автомобиль, открываете огонь на поражение, «Скорые помощи» для этого идеально устроены. Никто не должен уйти живым, машину сжечь. У вас на все будет минут пятнадцать-двадцать, прими во внимание и то обстоятельство, что движение одностороннее и в это время ни один автомобиль вас даже случайно не догонит. «Скорую» отдадите человеку, который там вас будет ждать, сами пешком пересечете поле и пересядете в голубой «Москвич», стоящий на обочине трассы «Свердловск — Южноморск» в двух километрах за бензоколонкой. Вопросы? Хорошо, Саша, но повторяю, наша жизнь в твоих руках. Иди.

— Он на тебя молится, — сказал Рябов, после того, как Саша не спеша направился к стоящему неподалеку автомобилю.

— Понимаю, за сына он будет стараться особо, но с твоей стороны было бестактно напоминать мне о неоцененных обществом заслугах.

— Что?

— А то, Рябов, что мы с тобой — главные доктора страны. Саше никто не мог помочь, даже столичные светила, а мы его ребенка в два счета вылечили. Однако, перейдем к более важной, нежели медицина, проблеме. Сережа, это точно, что свидетелей на трассе не будет?

— После того, как они пройдут, там будет столкновение.

— Рябов, ты повторяешься.

— Нет. Просто одна машина пойдет на обгон другой и немного притрет ей крыло. Инспектор будет на месте. Машины закупорят обе полосы.

— Потом твоих людей начнут таскать.

— Там один мой. И инспектор.

— А второй?

— Не все равно под чью машину подставиться? Мало ли лихачей, норовящих обойти тех, кто медленно едет.

— Если лихача не найдется?

— Тогда водитель не справится с управлением, а инспектор начнет читать ему нотацию.

— Когда мы встречаемся?

— Не понял.

— Я говорю, у меня еще есть дела.

— К Свете ты не поедешь. На кладбище тоже поздно. И не нужно этого. Потом успеешь.

— Не уверен.

— А ты настройся, как когда-то, только на победу. Иначе — верный проигрыш. Мы едем ко мне.

Спорить с Рябовым было бесполезно, в конце концов он, а не я отвечал перед Вышегородским за итог операции. На карту было поставлено слишком многое, чтобы какая-то случайность, например, некстати проколовшееся колесо автомобиля, сорвала напряженную работу двух суток. Вышегородский в течение четырех часов корректировал план, предложенный Рябовым, пока не были тщательно оговорены и подстрахованы даже самые незначительные детали. Хотя, если откровенно, незначительных деталей у нас просто не бывает.

Рябов колдовал на крохотной кухоньке: он засыпал в турку несколько ложек кофе, дал ему основательно нагреться, затем залил его холодной водой, добавил еще одну порцию остро пахнущего свежим помолом своеобразного допинга и немного присолил густую темно-коричневую шапку, набухшую в посудине ручной работы.

— Ты прекрасно варишь мой любимый напиток, — заметил я, — у меня что-то не получается такой густой. Раскрой секрет.

— Есть анекдот. Умирает француз, владелец самой популярной кофейни в городе. Дети спрашивают: «Папа, пришло время раскрыть семейный секрет. Как вы готовите кофе?» А он отвечает: дети, никогда не жалейте кофе — вот и вся тайна.

Остроумный анекдот поведал Сережа, зато смысл какой.

— Следи, чтоб не сбежал, — скомандовал Рябов и отправился к негромко зазвонившему телефону.

Коричневая шапка начала медленно сворачиваться и упрямо пошла вверх, но стоило ей подняться на какой-то миллиметр над краем турки, как я тут же выключил газ. Все хорошо делать вовремя, это тоже привычка, сказывающаяся даже в мелочах.

— Инвалид звонил, — пояснил Сережа, закрывая дверь в комнату, — через два дня приезжает пресс-группа. Много товара.

— Если мы будем в состоянии увидеть его — уже хорошо.

— Перестань.

— Сережа, я не ною, все под смертью ходим. Не это страшно.

— А что?

— А то, что если завтра у нас ничего не выйдет, никогда не вобью в гроб сволочь, которая так лихо против нас работает. И надо же, с такими гнидами повязаны крутым узлом. Мне глубоко плевать, чем они торгуют, пусть это заботит кого угодно, но уровень у них… Нужно собрать сырье, переработать, переправить, перекинуть клиентам, собрать бабки. Сколько людей участвует в этом процессе, сколько им приходится отдавать? Конечно, бабки там неплохие, но разве можно сравнить с тем, чем занимаемся мы. У нас просто, как все гениальное: деньги — товар — деньги. Причем, настоящая формула: рубли — товар — доллары, не считая того, сколько остается на мелкие расходы. Им, чтоб заработать четверть лимона деревяшек, ох, как попотеть нужно. А мы заработали столько же только западно-германских марок на последней экспедиции пресс-группы. И никакого риска, мы ведь только посредники. Взяли товар — отдали. А что с ним дальше — не знаем. И никакой спекуляции или другой статьи. Помнишь, мы с тобой ездили к дедушке помирающему, две картинки взяли?