Откуда соколы взлетают - Николай Галкин

Кравченко звонил в эскадрильи. Справлялся о готовности и настроении.

— Уверен, сегодня полезут опять, — говорил он. — Вчера зализывали раны, провели переформирование и пополнение, так что вот-вот ждите гостей. Прошу сейчас же, с утра, дать хороший инструктаж летчикам… Строй и еще раз строй! Крутить головой на все триста шестьдесят градусов, следить за хвостом соседа. В случае схватки — поменьше виражей. Их И-96 маневреннее. Изматывайте и атакуйте на вертикалях. Предупредите, особенно молодых, что монгольское незамутненное небо скрадывает расстояние. В нем кажется, что до всего можно дотянуться рукой. А это подводит при стрельбе. Пусть учтут. Бить только наверняка с двухсот, а то и сотни метров…

А служба наблюдения уже сообщала, что японские самолеты пересекли линию фронта в районе севернее Хамар-Дабы близ пункта Дунгур-Обо. Дежурная эскадрилья перехватила группу и завязала бой. Вслед за первой эскадрильей Кравченко поднял остальные, туда же вылетели и эскадрильи майора Забалуева. Японцы пытались с разных сторон прорваться к нашим аэродромам, но везде встречали плотные заслоны.

Их было около 70 самолетов. Группы двухмоторных бомбардировщиков шли под сильным прикрытием истребителей.

В первых же атаках Герасимов, Коробов, Николаев, Викторов со своими ведомыми так насели на самураев, что их строй распался и дальше горы Хамар-Дабы даже отдельным группам не удалось прорваться. На помощь эскадрильям Кравченко прилетели летчики Забалуева и эскадрилья Жердева. Японцы вынуждены были удрать.

В этот день воздушные бои возникали дважды и длились по часу. Наши летчики преследовали японцев до самого Ганьчжура — 60 км от границы. Противник понес большие потери, только в районе между озером Буир-Нур и Тамцак-Булаком было сбито 19 японских самолетов.

Перед боем Кравченко дал задание звену Рахова отбить от группы и заставить сесть японского летчика. Комполка казалось, что японцы усилили свои истребители по сравнению с теми, что были в Китае. И надо было подтвердить предположение.

Рахов с двумя ведомыми навалились на японский самолет, зажали его с боков и сверху, как в клещи, и погнали к своим аэродромам. Японец метался, как щука в неводе, но вынужден был сесть. При посадке колесо его самолета попало в рытвину, он встал на попа. Машина уцелела, а летчика нашли мертвым.

Смотреть «японца» прилетели комкор Смушкевич, полковник Лакеев и майор Грицевец. Кравченко подбежал к гостям, зычно скомандовал:

— Полк, смирно!

Но комкор уже махал рукой.

— Отставить! Вольно! Такая жарища, а вы заставляете летчиков стоять навытяжку, — и протянул для приветствия руку командиру полка. — Показывайте, Григорий Пантелеевич, ваш подарок.

Вся группа направилась к трофейному самолету.

Авиаторы-добровольцы горячо любили Смушкевича. Герой испанских боев был действительно бесстрашным летчиком и всегда и для всех открытым человеком и товарищем. Недавно комкор попал в аварию. Он с трудом передвигался. Ему бы еще лежать да лежать в госпитале, а он поехал сюда по своему настоянию и просьбам добровольцев, к которым не могли не прислушаться даже в самом верху.

Григорий на ходу шутил, глядя на высокого Грицевца и небольшого ростом Лакеева.

— А вы, друзья, как Пат и Паташон.

Кравченко взял Грицевца за руку. Им обоим было приятно. Многие уже знали, что оба выросли в Зауралье, в соседних районах. Грицевец — в Шумихе, Кравченко — в станице Звериноголовской. Украинец и белорус считали себя земляками и даже русскими.

Японский самолет был поставлен уже на колеса.

— Залезай, Григорий Пантелеевич, первым. Мне рассказывали, что тебе приходилось сидеть на такой птичке в Китае, — сказал Смушкевич.

— Было дело, — подтвердил Кравченко и легко влез в самолет, но недолго пробыл в кабине. Выбравшись из нее, спрыгнул на землю и заходил вокруг самолета, осматривая его.

— Это другая машина. Это не И-96, а модернизированный истребитель. У того на шасси подкосы были, а у этого их нет. Бронеспинка появилась, как у наших. И в бою, я заметил, резвее они стали, скорость добавилась. Должно быть, мотор сильнее поставлен.

— Значит, это И-97, — сказал Смушкевич. — Данные у нас есть о том, что самолет улучшен. Отбуксируйте его к Забалуеву. Там его подлатаем и посмотрим, чего эта птичка стоит.

— Мы его облетаем, товарищ комкор, — пообещал Грицевец. — Все достоинства и слабости узнаем.

В планшете японского летчика обнаружили карту района боевых действий с массой пометок.

— Вот это подарочек, — радовался Смушкевич. — Цена ей не меньше самолета. Сергей Иванович, — обратился он к Грицевцу, — отдайте нашим штабистам. Пусть сделают перевод и размножат для летчиков.

Целый день свободные от полетов пилоты приходили посмотреть японский истребитель. Выставленный для его охраны часовой сам уже бойко давал пояснения, услышанные от командиров. О 22-м истребительном полку заговорили, как об умеющем воевать. Об этом успехе летчиков-истребителей комкор Смушкевич доложил телеграфно наркому обороны маршалу Ворошилову.

На несколько дней жизнь на фронте будто остановилась. Та и другая стороны готовились к решительной схватке. Делалось это скрытно, в основном ночью.

Над позициями наших войск стал появляться вражеский разведчик. Ранним утром он парил в высоте, еле видимый среди бледнеющих звезд. Потом исчезал. Иногда разведчик неожиданно прилетал днем. Но едва наши истребители отрывались от земли — мгновенно уходил в высоту и пропадал. На следующее утро все повторялось. Это грозило серьезными неприятностями.

Комкор Смушкевич вызвал в штаб майора Кравченко и старшего лейтенанта Орлова. Они прибыли вечером.

— Вам известно, зачем я вас вызвал? — спросил комкор.

— Не знаем, но… догадываемся, — ответил Кравченко.

— Как вы думаете, долго мы еще будем терпеть этого разведчика?

— Разрешите доложить план, — попросил Кравченко. — Завтра ранним утром мы будем действовать вдвоем. После сообщения наблюдательных постов о приближении к фронту разведчика, вылечу я, втяну японца в бой. Орлов поднимется со своим звеном и отрежет ему путь назад. Мы его посадим или уничтожим.

— У меня есть уточнения, — сказал Орлов. — Лучше я приму бой, а майор подождет в резерве. Он насчет выручки мастер.

— Можно так, — согласился Кравченко.

— Желаю успеха! — попрощался Яков Смушкевич.

Смушкевич пользовался большим уважением летчиков. Он не боялся предоставлять подчиненным широкую инициативу в решении даже самых сложных вопросов. А доброта, отзывчивость, тактичное обращение со всеми без исключения удивительно просто сочетались в нем с высокой требовательностью. И летал он отлично.