Божок на бис - Катлин Мёрри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут Скок и этот второй молодой парняга, настоящий дылда, подходят к столу. Никогда этот парня раньше не видел. Рыжие кудри, длинный нос чуть ли не до губы. Похож на здоровенный оранжевый рожок с фруктовым льдом.
– Участникам позволяется одна пинта пива и сколько угодно воды. Пиво в этом году – индийский пейл-эль “Скалатер”. – Хэрри ставит два блестящих ведра на стол, из ведер выглядывают зеленые луковые стрелки. Вываливает по горке на каждую тарелку. – Слева Скок Макграт, прошлогодний чемпион, справа – Подж Маккуэйд, из самого Хакетстауна[136]. На старт, внимание, марш. Если соберетесь блевать, бумажные полотенца и тазы – у ваших ног.
Чумовое дело каждый раз – наблюдать, как Скок умеет это жрать. Отхлебывает пива и приступает. Второй парень режет лук ножиком помельче и кладет кусочки в рот понемногу. Ему б разогнаться, а не то разгромят его в пух и прах. Скок одолевает первую горсть.
Толпа все заполоняет, и друганы нашего Поджа рядом с ним, подбадривают воплями:
– Давай, Подж, жми!
Скок останавливается, закидывает в себя полпинты пива. Лицо у него краснеет, и он жутко срыгивает. Странно.
– Все путем, Скок, – ору. Он мотает головой, словно чтоб прояснить ее, запивает водой и берется за следующую горсть. Глаза у него слезятся. Жует он очень медленно, а следом вытаскивает изо рта несколько ростков, полупрожеванных. Чего он дурака валяет? Гляжу на другой край стола. Дружочек наш Подж продолжает, по чуть-чуть на тарелке, режет на кусочки, кладет в рот эдак понемножку.
Скоку трудно. Что-то не так. Он все пьет и пьет, а на горку перед собой едва ли посягнул вообще. Толпа считает, что он дурит, шутки шутит над дружочком Поджем.
– Давай уже, Скок! – ору опять. – Налегай!
– Дерни пива! – орет Лось. А следом мне говорит: – Что за херня-то? Я пятьдесят фунтов поставил на то, что он прошлогоднее время улучшит.
Скок, считай, жевать вообще перестал, а у второго всего на один заход осталось. Прежде чем взяться, он смотрит на Скока. Не улыбается, гаденыш, но расслабился. Ест последнюю горсть, будто это картошка или типа того. Скок же все пытается, рукой пробует запихивать зелень в рот, но проглотить не может.
Как только Маккуэйд зачищает тарелку – мощно отхлебывает “Скалатера” и смотрит на Харри, чтоб тот объявлял. Я тоже гляжу на Харри. Тот болтается сбоку сцены, но деваться некуда. Звонит в колокольчик на дальнем конце стола.
– Победил Подж Маккуэйд.
Вижу, Скок наклоняется, отрывает несколько бумажных полотенец и сплевывает что у него там осталось во рту. Пожимает дружочку Поджу руку, пожимает руку Харри и по-быстрому спрыгивает со сцены.
Начинают прибирать и обустраивать все для следующих двух участников. Я думал, посмотрю, кто будет противником Скока, но вышло иначе. Лось с парнями уходят в пивную палатку. Я подбираюсь поближе – узнать у Скока, что стряслось.
– Какого хрена, Скок?
– Да все этот дурацкий блядский порошок.
– Ты о чем?
– Да нос у меня. Не могу.
Он убит. И тут до меня доходит. Ну конечно. Поскольку он не чуял запаха, он не чуял и вкуса. Поэтому жрать мог что угодно – острое карри, сырой репчатый, ведро зеленого.
– Теперь понимаешь, как это на вкус – полный рот лука?
Кивает, несчастный, как тяжкий грех.
– Впервые в жизни.
Не знаю, что тут сказать. Бредем к каруселям, помалкиваем. Хочу прокатиться на “Вальсе”. Но Скок все еще жуть как не в себе из-за лука и хочет пинту. Говорит, у него рот жжет, но, по-моему, он просто хочет побыть один.
Стоя один в очереди на “Вальс”, чувствую себя не пришей кобыле хвост. Слышу, как на главной сцене возле старого почтамта начинает играть какая-то группа. Хорошо играют. Выпадаю из очереди, иду туда.
На площади давка; остаюсь на краю толпы. И не подумаешь, что группа – всего-то школота: у солиста голос такой, будто он смолит по сорок штук в день. Видно хорошо, только меня кто-то толкает в коленку. Смотрю вниз, а там тот пацан с лишаем. На нем полный волчий наряд, и в коленку он меня тыкает игрушечной стрелой.
– Полегче давай, – говорю.
– Сам полегче, Гарри, блин, Поттер, – говорит и лицо прямо-таки грозовое строит.
И тут вдруг объявляется Джун у него за спиной, отнимает оружие.
– Ну-ка, Конор, – она ему, – хуже самому себе не делай.
Он уступает неохотно, лук не отдает.
– Да он просто дурил.
– А, это ты, – говорит. – Привет.
– Как дела?
Группа доигрывает, и я вижу у сцены детский хор, готовятся выйти.
– Тебе пора, – говорю пацану.
Он гадко зыркает на меня и принимается тыкать себе луком в ногу. Лук пластиковый и сломается минуты через две, никакого серьезного ущерба. Пока пацан себя пыряет, Джун рассказывает, что на последней репетиции Конор решил, что девочки смеются над ним, и одну сшиб с ног. Вот так и упустил свою удачу выйти перед всем городом в искусственных мехах и повыть по-волчьи с полусотней других детей. И Джун теперь при нем лично весь вечер. Сдается мне, он все это специально подстроил.
Достаю кроличью лапку-брелок.
– На.
– Что это?
– Кроличья лапка.
Он тянет руку потрогать.
– Настоящая?
– Ага, сто процентов. Мать моя шила костюмы. Все на кухонном столе. Отрезала им лапы и головы, сдирала шкуру с тушек, как нефиг делать.
Пацан потрясен.
– Это на удачу, между прочим, – говорит Джун.
– Не для кролика, – говорю ей и жалею тут же, что не помалкиваю, а болтаю всякую херню. Но помалкивать не могу. Если перестану разговаривать, она может уйти. – Как так вышло, что ты на выходных тут? – говорю.
– Осталась на фестиваль, много всего о нем слышала. И у меня в воскресенье матч.
– Ой да, камоги.
– Откуда ты знаешь? Ты еще и ясновидящий?
– Нет. В смысле, ты сама говорила. – И тут я понимаю, что нет, не говорила, это мне Скок сказал. Теперь она решит, что я навязчивый.
– Разве? – она мне. – Матч на самом деле против “Ныв Бридь”[137]. Это ваша местная команда, если ты не в курсе.
– Хорошо их знаю. Классная будет игра.
Стоим еще минутку, смотрим, как дети выстраиваются на сцене. Вижу Матерь и Сисси – они хлопочут, подправляют последние огрехи.
Пацан будь здоров как зачарован кроличьей лапкой, то приделает к петле на ремне, то опять отцепит. Засекаю, как он трет ею себе щеку. Видит, что я на него
