Четырех царей слуга - Алексей Шишов

В январе после начала хлопот по организации нового Азовского похода царь занемог и слёг. Во время болезни он не покидал села. Патрик Гордон в этот месяц несколько раз посещал его то один, то вместе с генералиссимусом Алексеем Семёновичем Шеиным. Разговор на аудиенциях шёл «о различных предметах», как пишет шотландец в своём «Дневнике». Но первый вопрос, который Пётр задавал своим военачальникам, был, разумеется, о делах походных:

— Ваша светлость, князь Алексей Семёнович, ваша милость, Пётр Иванович, сказывайте мне по порядку, как полки готовятся к походу под Азов?

И каждый раз умудрённый царской службой боярин-воевода Шеин, главнокомандующий Большого полка, и его генерал-инженер из кукуйских «немцев» начинали:

— На основании царского указа вашего величества... Чтобы набрать людей на воинскую службу, царь Пётр издал оригинальный высочайший указ. Он предоставлял холопам, дворовым людям право записываться на военную службу в Азовский поход и таким образом освобождал их от крепостной зависимости. Современник тех событий Иван Афанасьевич Желябужский писал:

«И генваря в 13 день на Болоте (то есть в Замоскворечье) кликали клич, чтоб всяких чинов люди шли в Преображенское и записывались и шли б служить под Азов. И после той кличи из всех боярских дворов и из всяких чинов холопи боярские все взволновались и из дворов ходили в Преображенское и записывались в разные чины, в солдаты и в стрельцы».

Этот документ вызвал потрясение среди холопей и их хозяев. Интересны записи Патрика Гордона в его «Дневнике» в связи с этим царским указом:

23 января. «Отправился на Бутырки, где обучал вновь записанных солдат, которые бежали от своих господ, так как им была обещана свобода».

5 февраля. «Множество дворян беспокоили меня целый день по поводу их дворовых, взятых в солдаты».

7 февраля. «Вновь записавшиеся солдаты были отведены в церковь, чтобы там присягнуть».

12 февраля. «Я велел вновь записавшимся солдатам выплатить по рублю человеку».

Во время азовских сборов произошло событие, с которым в безвозвратное прошлое уходил кремлёвский уклад царской жизни, вековая московская старина. 29 января внезапно скончался царь Иван Алексеевич. Он с детства, как всё мужское потомство царя Алексея Михайловича, за исключением Петра I, не отличался хорошим здоровьем, много страдая от цинги. Генерал Патрик Гордон присутствовал на церемониале похорон государя.

Теперь его воспитанник царь Пётр, которому он столь долгое время передавал всё богатство своих военных знаний, становился единовластным самодержцем Московии. Гордон понял одно: для России возврата в прошлое уже не будет.

Погребение царя Ивана Алексеевича состоялось на следующий день после его смерти по обычному кремлёвскому церемониалу. На выносе Пётр шёл за гробом в «печальном платье», при совершении надгробного пения «сотворил с братом своим государевым прощение... и по погребении тела его государева» с вдовой умершего, царицею Прасковьей Фёдоровной, «из церкви архангела Михаила изволили иттить в свои государские хоромы».

С утра 31 января государь был уже вновь в военных заботах. Генерал Гордон был у него в царской избе в Преображенском с докладом о готовности солдатского Бутырского полка к походу.

После этого Патрик Гордон был приглашён царём на праздник во дворец адмирала Франца Лефорта. Это великолепное застолье вошло в военную историю государства Российского: в тот день, 18 февраля 1696 года, состоялся первый парад морских сил страны. Мимо Петра, генерала и адмирала Франца Яковлевича и его гостей под музыку торжественным маршем прошёл «морской регимент». То есть морской экипаж, сформированный для галерного флота из потешных.

Вскоре после этого события государь отбыл на воронежские верфи. Закончив формирование своего корпуса, Гордон 8 марта отправился в город Воронеж. До него он добирался из столицы две недели, держа путь через Каширу, Венёв, Епифань и Лебедянь. 23-го числа он был уже на месте. Через шесть дней в Воронеж прибыли его первые полки — солдатский Бутырский и стрелецкий полковника Кривцова.

Прибыв в Воронеж, генерал занял отведённый ему для квартирования обывательский дом и, переодевшись в кафтан для торжественных случаев, отправился на приём к царю. Он застал Петра I на верфи, где достраивалась галера. Царь-плотник с чертежами в руке осматривал корму гребного корабля, что-то выговаривая по-немецки иноземным мастерам. Те его скороговорку понимали мало, но кивали головой. Разговор прекратился с появлением на палубе галеры шотландца:

   — Ваше величество, ваш верный слуга генерал Гордон прибыл в Воронеж впереди своих полков. Представляюсь моему государю.

Самодержец, чьи шаровары и белая полотняная рубаха с а широкими рукавами, засученными по локоть, мало чем отличались от одежды корабельных мастеров — в смоле и стружках, был несказанно рад приезду своего любимого наставника. Обняв Патрика, царь повёл его по галерной палубе, показывая и рассказывая:

   — Смотри, ваша милость, сие весло сработано моими руками из доброго ясеня...

   — Мачту ставили вчерась. Чуть не завалили её на нос. Но всё обошлось. Крепко встала в место...

   — Резьбу на нос резал сам. Ещё в Преображенском. Получилась не хуже голландской работы. Гвозди вбивал медные, не железные. Так ржа дерево не тронет...

   — За канаты подьячего приказал выпороть. Привёз из Москвы гнилье, натянешь — рвутся...

   — Ваша милость, называние сей каторге дано «Принципиум». То есть «Начало». Велел адмиралу Францу указ написать — быть её капитаном Петру Алексееву. Сам поведи её вниз по Дону...

Патрик Гордон почтительно выслушивал всё, что говорил ему царь, который в возбуждении размахивал руками. Прощаясь с Петром Алексеевичем, генерал как бы заметил:

   — Ветер, который будет дуть в парус «Принципиума», в скором времени наполнит паруса больших морских кораблей, ваше величество. Я верю всем сердцем в морское будущее Московского царства.

Растроганный такими искренними словами седовласого иноземного наёмного генерала, Пётр столь же искренне обнял его. Он от всей души был признателен Гордону за его воинскую науку, за добрые слова, без лести сказанные, за веру в его царские труды.

2 апреля в Воронеже состоялся торжественный спуск со стапелей ещё трёх галер: петровского «Принципиума» и «Святого Марка» со «Святым Матфеем». Пётр Иванович состоял на торжестве в государевой свите и не жалея голоса кричал, когда очередная каторга касалась речной воды:

   — Виват! Виват! Виват!..

Ход кораблестроительных работ замедляла весенняя непогода. Патрик Гордон 7 апреля был вынужден целый день просидеть дома из-за начавшегося с ночи сильного снегопада и разбушевавшейся метели. К ним в Московии он так и не смог привыкнуть. Пётр, узнав, что шотландец не кажет носа на улицу весь день, сам зашёл к нему в гости после обеда, возвратив ему с признательностью «инструмент, употребляемый для метания бомб».

19 апреля утром царь пригласил Гордона на пир, который давал только что приехавший в Воронеж из Москвы Франц Лефорт. Тот привёз с собой много вин, только-только доставленных в первопрестольную из портового Архангельска. Среди прочего Пётр, хорошо знавший доброго католика Гордона, сказал ему:

   — Вот письмо от датского комиссара при моей особе Бутмана. Король Вильгельм разорил в Англии заговор якобитов. Возьми его на столе, почитай...

Гордон, для которого каждая весть из далёкой Шотландии или Англии была связана с душевным волнением, а порой и с сердечными муками, взял бумагу. Датский посол в Московском царстве Андрей Буткнант фон Позенбуш сообщал Петру Алексеевичу последние новости с Британских островов:

«Из Аглинское земли пишеть, что беспрестанно изменики поймает, а болши 60 человек уже в турми посадили, в том числе многие великииродные люди. Изувити и Доминикани во Франция гораздо круцин есть (то сильно кручинятся, печалятся. — А. Ш.), что их воровской вымысл над Королу Вильгельма не удалося».

Известие о раскрытии заговора против коронованного главы Англии произвело на русского царя сильное впечатление. Перед его глазами ещё долгие годы порой вставало властное, злобное лицо царевны Софьи. Отношение же шотландца к английскому королю Вильгельму III было совсем иное — тот был ярым противником католиков, врагом якобитов.

Вечером у генерала и адмирала Франца Яковлевича Лефорта состоялся большой пир. На застолье не один раз звучал торжественный тост за короля Вильгельма III — «узурпатора Великобритании». Так его называл в дневниковых записях Патрик Гордон. Царь восторгался тем, как британский венценосец расправился с заговорщиками-аристократами, крепче утвердившись на троне.

Когда до Патрика Гордона дошла очередь произносить застольный тост, генерал, верный якобит, бесстрашно сказал в глаза всем сидящим за лефортовским столом: