Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

Решение о закрытии «Точки замерзания» было горячо одобрено консервативными партийцами. «Это нетрудно объяснить, — сказал Ся Чуньтао, историк из Китайской Академии социальных наук. — Как-никак, речь об официальном печатном органе при Коммунистическом союзе молодежи. Они не имеют права публиковать заявления, идущие вразрез с линией партии. Да я бы сам их прикрыл». По словам Ся, проблема заключается в том, что слишком много развелось историков-дилетантов, которые пытаются обсуждать вещи, для осмысления которых им недостает квалификации. «Юань в вузе вовсе не на историка учился, — промолвил он. — Я не к тому, что он не имеет права высказывать личное мнение насчет «боксеров», но ведь это надо делать сообразно историческим фактам, не допуская фундаментальных ошибок».

Теперь, через три года после увольнения, Ли скорее заводится, нежели куксится, вспоминая этот эпизод своей биографии — и не только потому, что настоящий журналист всегда не прочь помахать кулаками. Его атаки на Отдел пропаганды приобрели широкую известность в Интернете. При поддержке японских издателей он выпустил книгу с подробным хронологическим описанием этого дела. А еще Ли активно ведет блог, который служит перманентной платформой для комментариев по вопросам свободы слова. В сравнении с удушливой политической атмосферой после 1989 г., нынешняя реакция властей носит решительно просвещенный характер. «На сей раз люди платят не столь высокую цену, — говорит он. — Они поняли, что могут бороться за свои права».

Гуанчжоуский Юань придерживается аналогичного мнения. До него дошли слухи, что власти провинции Гуандун пожаловались университетскому начальству на публикацию его статьи в «Точке замерзания». Но ректорат сумел отразить нападки.

«Никто ко мне не пришел с претензиями. И в доме тихо, — сказал он, сидя в своей квартире на территории студгородка. — Меня потом человек сорок журналистов спрашивали: «Ну что, притесняют?» А я им отвечаю: «Нет, нет». Мне кажется, как раз такая пропаганда партии особенно на пользу».

Примерно в то же время, когда Ли выгоняли из редакции «Точки замерзания», Ян Цзишэн завершал работу над «Надгробием». Подобно Ли, Ян всегда был репортером-«бомбистом»; впрочем, если Ли позиционировал себя в качестве аутсайдера, Ян «метал снаряды» прямо из сердцевины партийной системы.

Ян начал карьеру в «Синьхуа» в 1967 г. и оставался в этом агентстве до самой пенсии, до 2002 г. Работа на «Синьхуа» давала ему привилегии, которые радикально отличаются от возможностей, доступных репортерам в демократических странах. Успешные западные журналисты опираются на личные таланты и способности раскапывать скандальные факты или поднимать вопросы публичной политики на такую высоту и с такой одержимостью, что власти вынуждены на них реагировать. А вот журналистское могущество Яна всегда проявлялось за кулисами, вне поля зрения общественности. В ответ на вопрос, какие из его публикаций оказали наиболее сильное влияние на политику, Ян не назвал ни одного репортажа из тех, что написал за три десятилетия работы в «Синьхуа» в качестве редактора экономической рубрики. Все его статьи и комментарии, подготовленные для широких масс, проходили проверку и очистку в пропагандистской машине. Их появление в печати было направлено на укрепление государственной власти, а не на ее расшатывание.

Куда больше Ян гордится своими сводками для внутренней секретной службы новостей «Синьхуа», которые составлялись исключительно для нужд старших партийных начальников. Две сводки получили статус кабинетных документов, с ними работало высшее руководство страны. В 1972 году Ян написал репортаж о том, как военные насильственно заняли школы, больницы и жилые дома в портовом городе Тяньцзинь неподалеку от Пекина, где Ян проработал девятнадцать лет. Репортаж попал на письменные столы Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, которые тут же приказали войскам освободить здания. Еще один эпизод, также произошедший в эпоху «культурной революции», относился к обвалу промышленного производства. «Мао тоже читал эту сводку», — сказал Ян. В 1987 году он написал серию репортажей о падении экономической значимости Тяньцзиня; четыре из них оказались в руках гонконгской прессы, причинив городским властям изрядное беспокойство. Ли Жуйхуань, тогдашний мэр города, впоследствии член Политбюро, приказал расследовать поведение Яна, но никаких мер принимать не стал. «Да он просто книжный червь, — позднее отзывался Ли о Яне. — Так что я его отпустил».

Чем дольше Ян работал в системе, тем больше расходился с ней во взглядах. Переломный момент наступил в 1989 г. Ян тогда отметил в дневнике: «Кровь студентов вымыла из моей головы всю накопившуюся ложь». К началу 1990-х гг. Ян превратился в разъездного репортера-экономиста; кроме того, он решил написать книги обо всем, что КПК пыталась скрыть — о трагедии 1989 г., о политической грызне среди высшего руководства и, самое главное, о повальном голоде. Официальный статус журналиста стал отличным прикрытием для второй, никому не известной стороны Яна. К сожалению, написание книги — лишь часть процесса. Не менее важно доставить книгу китайскому читателю. «Едва легитимность КПК оказывается под сомнением, как Отдел пропаганды мобилизует все средства, чтобы подавить идею в зародыше, — говорит Ян. — С ними идет постоянная борьба. Они меня подавляют, а я вновь бросаю им вызов».

Первая работа Яна, «Эпоха Дэн Сяопина», была опубликована в Гонконге (1999 г.), а затем и в самом Китае. Несмотря на то, что книга прошла цензуру, Отдел пропаганды распорядился изъять ее из магазинов, на три месяца закрыл издательство, а директору приказал покаяться в письменном виде. В том же году Отдел на 20 % урезал квоту издательства (в Китае всем издательствам ежегодно спускаются квоты на число разрешенных к публикации наименований). С этого момента Ян решил издаваться только в Гонконге, куда не дотягивалась рука Отдела пропаганды. В 2000 г. он выпустил аналитический обзор социальных слоев в Китае. Затем, в 2004 г., вышла «Политическая борьба в эпоху реформ и открытости Китая» — сборник интервью десятилетней давности, которые Ян втайне брал у Чжао Цзыяна, партийного лидера, смещенного за несогласие с политикой применения военной силы в 1989 г. Имя Чжао было запрещено упоминать в прессе, так что публикация этих интервью стала первой ласточкой. Начальство «Синьхуа» устроило Яну взбучку — однако не уволило.

Политическое прозрение Яна приобрело более личный характер, когда губернатор провинции Хубэй рассказал ему о голодной смерти сотен тысяч человек в его родном регионе. С этого момента Ян по-иному стал относиться к кончине собственного отца в 1959 г. Он отлично помнит, при каких обстоятельствах узнал, что отец умирает. Пятнадцатилетний школьник и агитатор при местном отделении Коммунистического союза молодежи, Ян в ту пору был ярым сторонником Мао. Он как раз писал дацзыбао с лозунгами кампании «трех красных знамен», прославляя «генеральную линию», «большой скачок» и «народные коммуны», когда в комнату вбежал встревоженный одноклассник: «Слушай, у тебя отец при смерти!» Позднее Ян корил себя, что не вернулся домой пораньше, чтобы помочь накопать диких овощей и накормить семью. В ту пору он и не думал винить Мао или компартию. Это была сугубо частная, семейная трагедия, но через тридцать лет он стал рассматривать ее совсем под другим углом зрения.

На протяжении следующего» десятилетия Ян периодически посещал государственные архивы и копался в демографических отчетах, в данных о производстве зерна, метеорологических сводках, докладах о кадровых перемещениях, заключениях следственных комиссий и так далее. Поиск фактов о великом голоде был самым крупным и опасным проектом в его биографии. Под предлогом изучения сельскохозяйственной темы Ян сумел получить доступ к документам, которых десятилетиями никто не видел. Когда не срабатывало даже удостоверение старшего журналиста «Синьхуа», он прибегал к помощи коллег и их связям с местными властями. «Коллеги знали, чем я занят, — сказал он, — и негласно меня поддерживали».

В частности, Ян получал материалы от бывшего главы территориального отделения «Синьхуа» в провинции Ганьсу на западе Китая. В Сычуани, обильно заселенной житнице страны, нашелся и другой сочувствующий журналист. Впрочем, иногда Ян нарывался на глухую стену. Он едва не погорел в Гуйчжоу, одной из самых бедных провинций, где по рекомендации коллег сходил в обком за разрешением на доступ к местным архивам. Руководитель отдела разнервничался, позвонил директору архива, который направил его к первому заместителю главы секретариата партийного комитета провинции, тот обратился к своему начальнику, а этот чиновник заявил, что придется испрашивать соизволение Пекина. Запрос в центр наверняка вскрыл бы тайную игру Яна. «Нам была бы крышка», — признается он. Услышав про Пекин, Ян под надуманным предлогом поспешил откланяться, дескать, загляну попозже. Вот так и вышло, что в «Надгробии» нет детальных сведений про Гуйчжоу.