Нежданная любовь - Джорджетт Хейер

— Конуэй! — воскликнула Венеция. — Где это было, сэр? В Париже?

— Нет-нет, в Лиссабоне! Глупый молодой нахал ограничился кивком — он так же высокомерен, как его отец! А в какую историю он угодил со своим браком, а? Как только его угораздило попасть в эту ловушку? «Ну, — сказал я, услышав, что вдовушка приперла его к стене, — это поубавит ему спеси!» А что вас привело в Лондон, моя прелестная дочурка?

Венеция рассказала, что приехала погостить к тете, и сэр Лэмберт, узнав, что она впервые в Лондоне, заявил, что с удовольствием показал бы ей все достопримечательности.

Минут через двадцать в комнату вошла хорошенькая французская горничная, сообщила, что миледи готова принять мадемуазель, и проводила Венецию в большую роскошную спальню. Изысканный аромат духов заставил ее остановиться на пороге и невольно воскликнуть:

— О, ваш занпх! Я так хорошо его помню!

Ответом послужил смех, похожий на звон колокольчиков.

— В самом деле? Я всегда пользовалась этими духами! А ты сидела и смотрела, как я одеваюсь к приему, не так ли? Ты была странным ребенком, но я не сомневалась, что ты вырастешь красавицей!

Очнувшись от внезапной ностальгии, Венеция присела в реверансе и пробормотала:

— Прошу прощения, мэм!..

Снова засмеявшись, леди Стипл поднялась из-за туалетного столика, уставленного флаконами, коробочками и шкатулками, и с протянутыми руками двинулась к дочери.

— Ну разве это не абсурдно? — воскликнула она, подставляя Венеции для поцелуя слегка нарумяненную и папудренную щеку. — Мне кажется невероятным, что у меня может быть взрослая дочь!

Повинуясь подсказке своего доброго ангела, Венеция ответила:

— В это никто не мог бы поверить, мэм, и я в том числе!

— Интересно, что тебе говорили обо мне Франсис, Мария и вся их чопорная компания?

— Ничего, мэм. Только няня говорила, что я никогда не буду такой красивой, как вы! До вчерашнего дня я считала вас умершей.

— Быть не может! Неужели так сказал тебе Франсис? Да, это на него похоже! Бедняга, я была для него тяжким испытанием! Ты любила его?

— Нет, — спокойно ответила Венеция.

Это заставило ее милость рассмеяться в третий раз. Она указала Венеции на стул и снова села за туалетный столик, окидывая дочь критическим взглядом. Теперь у Венеции было время рассмотреть, что прозрачная ткань с пеной кружев, в которую была облачена леди Стипл, в действительности являлась пеньюаром. Это была отнюдь не та одежда, в которой ожидаешь увидеть собственную мать. Венецию интересовало, был бы доволен Деймрел при виде своей супруги в подобном одеянии, и она склонялась к мнению, что оно пришлось бы ему по вкусу.

— Ну, расскажи о себе! — предложила леди Стипл, изучая в ручном зеркальце свой профиль. — Ты очень на меня похожа, только нос не такой прямой, да и лицо не безупречно овальное. К тому же, дорогая, ты кажешься мне слишком высокой. Тем не менее выглядишь ты на редкость привлекательно! Конуэй также очень красив, но настолько глуп и чопорен, что напомнил мне своего отца, поэтому я не могла не почувствовать к нему неприязнь. Какого же дурака он свалял в Париже! Ты бы была рада, если бы я расстроила планы вдовушки? Думаю, мне бы это удалось, так как она настолько респектабельна, что предпочитает притворяться, будто не знает о моем существовании! Мне очень хотелось нанести ей визит — познакомиться с будущей невесткой. Это было бы так забавно! Не помню, почему я передумала, — наверное, была занята, а может, Ягненок[42] возражал… В Париже было так жарко, что мы перебрались в chateau[43] — мой Трианон![44] Ягненок купил его и подарил мне на день рождения — чудесное место! Ну, если Конуэй так втрескался в никчемную маленькую nigaude[45], то ему поделом! А почему ты не замужем, Венеция? Сколько тебе лет? Глупо, но я никогда не помню даты!

— Уже за двадцать пять, мэм! — ответила Венеция с озорным блеском в глазах.

— Двадцать пять! — Леди Стипл подняла руку, словно отталкивая от себя нечто безобразное. — Двадцать пять! — повторила она, инстинктивно глядя в зеркало прищуренными глазами. Увиденное явно приободрило ее, ибо она беспечно произнесла: — Ну, конечно — я была совсем ребенком, когда ты родилась! Но что с тобой произошло, что ты до сих пор в девицах?

— Ничего особенно, мэм, — улыбнулась Венеция. — Просто до того, как я приехала в Лондон месяц назад, я никогда не видела большего города, чем Йорк, и не бывала дальше Хэрроугита.

— Господи, неужели ты говоришь серьезно? — воскликнула леди Стипл, уставясь на дочь. — В жизни не слышала ничего подобного! Расскажи, почему так вышло!

Венеция рассказала ей, и, хотя мысль о сэре Франсисе в роли затворника вызвала у леди Стипл смех, услышанное привело ее в ужас.

— Бедняжка! Наверное, ты ненавидишь меня?

— Конечно нет! — заверила ее Венеция.

— Понимаешь, я никогда не хотела детей, — объяснила ее милость. — Они портят фигуру. К тому же новорожденные выглядят просто ужасно — они такие красные и сморщенные! Хотя должна признать, что ты и Конуэй были хорошенькими малышами. А вот последний… забыла, как Франсис потребовал его назвать? Ах да, Обри! Ну, он выглядел чудовищно — как больная обезьяна! Конечно, Франсис считал, что я обязана сама его кормить, словно жена фермера! Не понимаю, как ему в голову пришла такая вульгарная идея, так как знаю, что старая леди Лэнион всегда нанимала кормилицу! Но я даже смотреть не могла без дрожи на это сморщенное создание. Кроме того, Обри был настолько капризным, что действовал мне на нервы. Никогда не думала, что он выживет, но он ведь все-таки выжил, не так ли?

Венеция так сильно стиснула кулаки под бархатной муфтой, что ногти впились в ладони, но она умудрилась спокойно ответить:

— Конечно выжил. Возможно, Обри капризничал из-за своего бедра. У него был больной сустав. Сейчас ему лучше, но в детстве он очень страдал и всю жизнь будет хромать.

— Бедный мальчик! — посочувствовала ее милость. — Он приехал с тобой в Лондон?

— Нет, он в Йоркшире. Не думаю, чтобы ему поправился Лондон. Обри много занимается — он будет блестящим ученым!

— Господи, какая скука! — с простодушной искренностью заметила леди Стипл. — Меня в дрожь бросает при мысли, что тебе приходилось довольствоваться обществом затворника и ученого! Бедное дитя! Ты была настоящей Спящей Красавицей! Какая трогательная история! Но ведь должен был появиться принц, чтобы разбудить тебя поцелуем!

— Он появился, — слегка покраснев, сказала Венеция. — Только почему-то вбил себе в голову, что он не принц, а узурпатор, переодетый принцем.

— Это портит всю историю! — запротестовала леди Стипл. — А почему он считает себя узурпатором? Это просто нелепо!