Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучше бы он ее убил… Таких Лер надо останавливать сразу как чуму, чтобы никто не пострадал. Теперь поздно. Отпустить девчонку уже не столько трудно, сколько невозможно. Оставить себе, единолично присвоить тоже нельзя - в этом хаосе уже сам дьявол ногу сломит.
- Надо было тебя убить… - Глеб пропахал пятерней от лба до затылка и с плохо скрываемой досадой уронил ладонь на столешницу бара.
Даже не вздрогнула, сидела напротив, как вмерзшая в постамент скульптура и, не моргая, смотрела куда-то сквозь кирпичную кладку за его спиной.
Надо было что-то делать. Не сидеть же как на поминках до утра. Плеснув в стакан со льдом горючего, Глеб сделал крупный глоток, зачерпнул трахеей алкогольный выхлоп и откашлялся.
Не реагирует, будто она не здесь вообще, а он сам - пустое место. Ладно. Как там? Говори женщине правду, если хочешь чтобы она тебя услышала?
- Ты знала, во что лезешь, Лерочка, - Глеб смахнул остатки виски и, переждав огненный шквал в сосудах, продолжил: - Я бы не смог тебя отпустить, даже если бы захотел. Сама всё понимаешь, не маленькая. Скажи спасибо, что сейчас не девяностые. А потом… Ты когда шла на меня с этим подносом… я уже все для себя решил. Как знал, что вкусно будет. В общем, всё совпало не лучшим для тебя образом. Для меня, кстати, тоже…
Он замолчал. Сознательно избегая негативных коннотаций в речи, наблюдал за девчонкой. Только теперь до неё, как будто, стало доходить, в каком дерьме она оказалась. Словно до этого момента считала, что видит плохой сон. Созревшие в ее глазах крупные капли выкатились и почти симметрично сползли по щекам, оставляя на бледной коже влажные дорожки. Лера моргнула. Впервые за весь его сбивчивый монолог посмотрела на Глеба осознанно, а не как на бездушный кирпич. Вздрогнув, она смущённо опустила голову и тихо шмыгнула.
Вот только этого не надо, девочка! Жалость как признак слабости, как бракованное звено, как гнилое перекрытие в конструкции личности. Не существует ни одного гуманного способа вырезать эту железу, не повредив при том ценных душевных качеств. А Графин избавился от неё ещё в интернате. Так что, бесполезно давить.
Только вот беда - Глеб почувствовал, как на его скулах взбухли желваки, горло до рези сдавило сухим спазмом. Рука сама потянулась расслабить узел галстука, которого на нем не было.
Неразбавленный двойной забурлил под кожей. В голове тупо стукнуло, рот стянуло сухой горечью и сознание от речи отключилось полностью. Он уже не особо подбирал слова, они просто вываливались в обход установленным фильтрам.
- Я… как пацан повелся и сорвался. Даже с риском влететь по полной, взял больше, чем смог унести. Только жилы надорвал от жадности.. цепануло нехило. А ты такая вся, как из другой жизни, никем не юзаная, как спецом для меня.
Глеб налил в свой стакан ещё порцию и столько же во второй, но без льда.
- Да, Лерочка, мечты всегда сбываются. Но не вовремя и не так. А после того номера на столе в моем кабинете у тебя уже не было никаких шансов. Как и у меня... И это того стоило. Ты только этот мой пьяный базар в свою книжку не вставляй…
Мерцающие на фоне тёмных разводов глаза, высохли, Лера моргнула и закусила губу. Судя по всему, слова до нее с трудом, но доходили.
Он опустошил свою тару с виски. Взвесив девчонку взглядом, Глеб все-таки, бросил пару кубиков льда в чистый солодовый.
- Лера, это надо выпить, до дна. Поверь, сразу легче станет.
Она с сомнением исследовала янтарную жидкость, коснулась осторожно пальцами прохладного стекла и уже, видимо, хотела возразить, но Глеб напомнил условия вечера:
- Молча!
Поднеся стакан к губам, Лера шумно выдохнула, зажмурилась и открыла рот, махом опрокинув в него почти всё. Да, это тебе не розовый компот, а реанимация. Это единственное средство, согревающее нутро после объятий смерти, если кровь ещё хоть как-то циркулирует в венах. Лера хапнула ртом воздух. Глаза ее распахнулись, радужка под влажной рябью стала ярче. Такие пылающие щеки он видел у неё, когда нагло лез в ее эрогенные зоны со своими пошлыми намерениями. Глеб сглотнул. Была мысль выпить ещё, но он отмёл ее, как запоздавшую, да и топить в алкоголе время, отведённое на то, что никогда больше не повторится - все равно, что топить самого себя.
- Ещё? - спросил он, кивком указав на стакан, на дне которого девчонка пыталась взглядом плавить лёд.
- Нет, спасибо… - просипела она.
- Лера, я не разрешал говорить! Достаточно было просто головой мотнуть, я бы понял. Молчать и слушать - твоя основная задача. До утра…
А до него оставалось всего ничего. Время предательски ускорялось. Пульс - тоже. Грудь, стиснутую до этого момента могильной стужей, наконец, растопило. Телесный жар, волнами поднимаясь из низа живота, сносил набухающие под черепом мысли, не давая им как следует оформиться в речь. Глеб больше не собирался говорить, и испытывая иные потребности, слепо шёл у них на поводу. Он сначала скинул на бар запонки, затем, не разрывая зрительного контакта с Лерой, двумя агрессивными движениями избавился от рубашки. Подошёл. Близко так, что загудело в проводах электричество, раскалилась кожа. Стянул с неё свой пиджак и, обхватив локти, заставил встать.
Это ее платье… можно было назначить его за всё ответственным и выместить на нем злость и нежность. Оно и так было обречено. Тонкая как паутина ткань с треском разошлась на две половины. Вот точно так же, до
