Свиток благоволения - Джон Тренейл

– «Стейтвинг семь-ноль-восемь» входит в обороняемый морской район Гонконга.

Внезапно радиостанция заработала на прием.

– Зритель Один, это «Тамар», вы меня слышите, прием?

– «Тамар», слышу вас, прием.

– Что там с телом в воде, прием?

Наблюдатель всмотрелся вниз.

– Тело… длинные черные волосы… джинсовая куртка, пулевая рана в спине… нет, поправка… – Он отрегулировал фокусировку бинокля. – Это сердце, большое красное сердце, вокруг него идет какая-то надпись… признаков жизни не наблюдаю, повторяю, признаков жизни не наблюдаю…

Глава 36

– Здесь говорится, что один человек по имени Сунь Шаньван, похоже, станет следующим Председателем Центрального Комитета Коммунистической партии Китая. – Джин Сэнгстер опустил экземпляр «Да гун бао», прокоммунистической гонконгской газеты, и подал знак официанту.

– Что ты говоришь?! Спасибо.

Последнее слово Прошин адресовал не Сэнгстеру, а официанту, который принес еще горячей воды. Русский закурил свою пенковую трубку, вытянул ноги и скрестил руки за головой, наслаждаясь и трубкой, и окружающей обстановкой. Они сидели в холле «Пенинсула-отеля», со вкусом попивая дневной чай. То была давно взлелеянная мечта Прошина, и Сэнгстер был рад возможности потрафить коллеге. Окружающая обстановка была очень приятной. Высокие квадратные колонны удерживали потолок, украшенный витиеватыми карнизами, не изменившийся со времен королевы Виктории, с тех легендарных времен, когда бою, чтобы отнести вещи клиента от парадного входа на железнодорожную станцию, откуда владелец вещей отправлялся в Кале, надо было пройти всего несколько метров.

Ковер был красивого темно-коричневого цвета; зеркало напротив их столика отражало золотой свет, лившийся сквозь узкие щели, скрытые за архитравами. Прошин взял чайную ложечку, потрогал пальцем эмблему отеля и испытал искушение сунуть ее в карман. Но тут он заметил, что Сэнгстер наблюдает за ним, пожал плечами и слегка улыбнулся, зная, что его подловили. Похоже, он будет скучать по этому человеку.

– Да, – продолжал Сэнгстер. – Сунь Шаньван – так тут сказано – похоже, не занимал ранее никаких высоких постов. Темная лошадка. – Он свернул газету, не дав больше никаких комментариев. Прошин засмеялся.

– Тут уютно, – сказал он, озираясь.

На лице его появилось голодное выражение, но Сэнгстер, наблюдавший за ним, отослал кинувшегося к ним официанта, зная, что выражение страстного желания на лице Прошина не имеет ничего общего с едой.

– Похоже, это будет еще продолжаться.

– Ты это в отношении успеха нашего проекта?

– Ага.

– Я не был уверен в том, что они сочтут наш набор фотографий достаточно убедительным.

– Разве в этом мире существуют доказательства, которые могут убедить до конца?

– Это точно…

– Так сказал Понтий Пилат. Шучу.

– М-м. Похоже, твой народ и мой могут спать спокойно. До следующего раза. Но что насчет Китая? – Прошин беззаботно помахал рукой, разгоняя облачко табачного дыма у своей головы. – Неужели Китай удовольствуется тем, что это все останется на месте?

– Ну а почему бы и нет? Похоже, Китай и сам скоро станет процветающей страной. Не так трудно сообразить, что случилось. Большие парни посмотрели на эти фотки и поняли, что теперь Китай – один из них. Они никуда не денутся от этого. Поэтому они скинутся на помощь Китаю, сделают ему предложение, от которого он не сможет отказаться: они помогут ему решить продовольственную проблему. И Сунь Шаньван увязал все это воедино, тут и удивляться нечему.

– И в награду за это он получил работенку номер один?

– Возможно. Его запомнят как парня, при котором Китай вошел в высшую лигу.

– Я бы съел еще один шоколадный эклер. И чайный кекс. Наверное, на этот раз с абрикосовым джемом.

Но, прежде чем Прошин сумел привлечь внимание официанта, плавное течение чаепития в «Пенинсула-отеле» было прервано.

Вторжение напоминало волну, хлынувшую через парадный вход и текшую внутрь до тех пор, пока она не заполнила каждую нишу и трещину в холле. Брызгали вспышки, микрофоны вздымались вверх, три или четыре оператора, оказавшихся в авангарде вторжения, пятились назад, полагая, что коллеги освободят им путь.

– О, черт! – воскликнул Прошин, вскакивая на стул. – Элизабет Тейлор. Я должен увидеть это!

– Это не Элизабет Тейлор, это… это Томас Юнг, старик. И его сын.

– Кто?

Сэнгстер вынужден был прокричать следующие слова, потому что уровень шума в холле превысил все допустимые границы.

– Том Юнг глава крупнейшего банка в этой части света. Его сын, Саймон, один из тайпаней старого образца. А вот и его сын… Правящая династия Гонконга… Сними свою шляпу.

– Но я же не ношу шляпы…

Они услышали звуки возни на ступенях, где Мэт энергично освобождал проход в главный конференцзал отеля для Тома и Саймона. Служащие отеля, встревоженные мрачными выражениями лиц постоянных посетителей, пытались восстановить порядок, но эта задача казалась явно невыполнимой.

Том сумел подняться на несколько ступеней. Он поднял руки, прося тишины. Уровень шума упал, но ненамного.

– Пресс-конференция… пройдет должным порядком… подготовлены заявления для прессы…

Но тут наступил один из моментов, которых по статистике и теории вероятности не бывает: все люди одновременно замолчали, чтобы сделать вдох. Репортер использовал эту возможность для того, чтобы проорать свой вопрос. Сэнгстер уловил только его обрывок:

– …что около двадцати крупнейших хунов покинули сегодня Гонконг?

– Да. Я бы использовал не это слово, но…

Подтверждение Тома сопровождалось всеобщим молчанием. Никто не произнес ни слова. Тот же интервьюер продолжил тему.

– Правда ли, что вы уволили большую часть вашего персонала? Правда ли, что «Стейтвинг» распоряжалась сегодня аэропортом при вывозе людей и материалов? Подтверждаете ли вы тот факт, что ваше отступление прикрывали военно-воздушные силы Тайваня? Правда ли…

– Существует ли взаимосвязь с инцидентом, произошедшим сегодня между британскими и китайскими военными кораблями? – Женский голос, скрипучий и сильный задал очередной вопрос. – Саймон Юнг, правда ли, что ваша дочь пропала?

Теперь и Сэнгстер тоже встал на стул. Он увидел, что мужчина, младше, чем Том, вынырнул из моря голов, поднимаясь по ступеням. Он выглядел усталым, несчастным, больным.

– Она пропала.

– Была ли она на борту корабля на подводных крыльях компании «Стейтвинг», который подвергся обстрелу этим утром?

– Мне ничего не известно об обстреле. – Лицо Саймона по цвету напоминало шерсть ягненка.

– Вы знаете, где она?

– Она…

Он замолчал. Все молчали.

Взгляд Саймона Юнга уперся в главные двери холла. Одна голова повернулась, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание, потом другая, потом сразу несколько, наконец, все уставились на дверь. Первое, что привлекло внимание, был белый мундир британского офицера флота, блеск звезд и звание, соответствующее седьмому классу, затем в холле поднялся ропот. Сначала он был тихим, но потом начал нарастать и поднялся до уровня громкости пения оперного хора.

В холл вошла женщина. Она не походила на типичных гостей «Пенинсула-отеля». Обычно европейские женщины, приходившие в эту знаменитую гостиницу, всегда полную людей, были красиво одеты, в отличие от этой гостьи. Ее рубашка вся была в пятнах и вымокла от пота; джинсы местами разодраны; а брезентовый рюкзак не выдерживал сравнения с многочисленными чемоданами от Луиса Вуитона и Гуччи, стоявшими у стойки администратора.

Она пошла по холлу, и люди расступались перед ней. Они расступались с уважением, потому что, несмотря на поношенную одежду, она шла с гордо поднятой головой и разведенными плечами, как солдат.

Или как королева. Она подошла к началу лестницы. Трое мужчин глядели на нее, не веря своим глазам. Губы Саймона беззвучно шевелились. Диана Юнг скинула рюкзак и, держа его перед собой за лямки, смотрела на них. Потом она заговорила.

– Я не могла прыгать, мне было слишком страшно. – Ее голос звучал хрипло и низко, но она говорила, как настоящая англичанка, и каждое слово, попадающее в подставленные микрофоны, было слышно ясно и отчетливо. – Он не боялся. Но его знобило. Ему было так холодно. Я дала ему свою куртку, потому что ему было холодно, и я должна была помочь ему.

Диана уронила рюкзак и упала в руки отца.

– Он любил меня, понимаешь.

Только тогда она начала плакать.

С этим холодным ночным дождем, укрывшим реку, ты пришел в У.На рассвете в одиночестве ты отправишься к горам Чу.Ответь, если они спросят обо мне в Лояне:«Человек с одним сердцем – что лед в хрустальной вазе».

Примечания