Творцы заклинаний (сборник) - Терри Дэвид Джон Пратчетт

Матушка поднялась, сняла остроконечную шляпу с крюка, что был прибит на дверном косяке, и, уставившись в зеркало, принялась пришпиливать ее к своей прическе с помощью дюжины чудовищного размера булавок. Одна за другой булавки исчезали в полях шляпы, такие же острые, как месть Создателя.

На миг исчезнув внутри дома, матушка вернулась со своим ведьминым плащом, который, помимо целевого назначения, служил покрывалом для простуженных козочек.

Когда-то считалось, что плащ этот сшит из черного бархата; теперь же он был всего-навсего черный. Запахнувшись в него, матушка скрепила ворот потускневшей серебряной брошью.

Ни один самурай, ни один странствующий рыцарь не облачался в свои одежды с таким достоинством.

Наконец матушка Ветровоск расправила плечи, последний раз взглянула на свое мутное отражение, тонко улыбнулась, выражая одобрение, и вышла через черный ход.

Общее грозное впечатление было лишь слегка нарушено громким топотом, когда матушка принялась носиться по двору, пытаясь разогнать помело.

Маграт также изучала свое отражение.

В своем гардеробе она откопала платье обжигающе зеленой расцветки, покроя не просто дразнящего, но откровенно вызывающего – если бы Маграт было чем дразнить и вызывать. Чтобы восполнить вопиющие пробелы, юная ведьма сунула на подобающие места пару свернутых в шарики чулок. Еще Маграт попыталась наложить кое-какие заклятия на прическу, однако та оказалась безнадежно чаронепробиваемой и вскоре снова обрела привычные очертания одуванчика в два часа пополудни.

Маграт даже задействовала некоторые косметические препараты, но и эта мера сногсшибательных результатов не принесла. Опыта по части умащения собственного личика у ведьмы не было, и теперь она опасалась, что спалила ненароком и без того короткие ресницы.

Ее шея, пальцы и руки приняли на себя такую огромную массу серебряных безделушек, что ее с лихвой хватило бы на выплавку столового сервиза, а поверх всего это роскошества был накинут черный плащ, подбитый красным шелком.

При определенном, очень и очень точном угле падения света и тщательно выверенном положении головы Маграт была не лишена известной доли привлекательности. Вряд ли этому помогли вышеописанные приготовления, зато ее трепещущее сердечко слегка успокоилось.

Маграт расправила плечики, повернулась к зеркалу сначала одним, потом другим боком. Грозди амулетов, магических подвесок и оккультных браслетов издали одновременную звонкую тираду. Любой недоброжелатель должен был быть слепым, чтобы не опознать в Маграт ведьму, – не только слепым, но и глухим к тому же.

Маграт вернулась к рабочему столу и оглядела утварь, которую про себя – ни в коем случае не при матушке – называла Орудиями Ремесла. Среди Орудий выделялся нож с белой рукоятью, предназначенный для сбора и нарезки ингредиентов. Имелся также нож с рукоятью черной, применяющийся в непосредственно магических ритуалах. Его ручку Маграт покрыла таким слоем рун, что та держалась буквально на волоске. Оба Орудия были безусловно мощными, но…

Маграт сокрушенно потрясла головой, двинулась на кухню и вытащила из ящика буфета обычный нож для резки хлеба. Внутренний голос нашептывал ей, что в известных положениях у девушки нет и не может быть друга более преданного, чем самый заурядный кухонный нож.

– Так, теперь моя очередь, – заявила нянюшка Ягг. – Я вижу одну штуку, которая начинается на «П».

Призрак обвел темницу понурым взглядом.

– Плоскогубцы? – с надеждой изрек он.

– Нет.

– Пальцеплюшка?

– Забавное название. А что это?

– Ну, это почти то же самое, что и пальцедробилка, – объяснил король. – Вон она.

– Нет, не угадал.

– Грушекляп? – в отчаянии предположил король.

– Это уже «Г», кроме того, я такого слова даже не знаю, – фыркнула нянюшка.

Король послушно указал грушекляп на подносе и подробно растолковал его назначение.

– Э-э, нет, ничего общего…

– «Курящийся башмачок возмездия»? – спросил король.

– А ты, оказывается, все здесь знаешь, – сухо заметила нянюшка. – Ты точно не использовал все эти штуковины при жизни?

– Клянусь богами, нянюшка… – проблеял король.

– Дети, которые врут, попадают в одно очень, очень нехорошее место, – предупредила его нянюшка.

– Герцогиня Флем лично притащила сюда половину этих штук. Правда-правда… – выпалил король. Его нынешнее положение и без того было незавидным, чтобы он еще пугался каких-то там «очень неприятных мест».

Нянюшка громко хмыкнула.

– Ладно уж, – смилостивилась она. – Слово это было «пинцет».

– Но чем пинцет отличается от плоско… – заголосил было король, однако вовремя заткнулся.

За весь взрослый период своего существования так ни разу и не испытав страха ни перед человеком, ни перед животным, ни перед всевозможными комбинациями первого и второго, властью нянюшкиного голоса король переносился в классную комнату, в детскую, в жизнь под надзором напыщенных дам в длинных платьях, в жизнь, пропитанную вкусом пищи серо-бурого оттенка. О, каши, какими отвратительными казались они тогда и сколь желанными выглядели сейчас!

– Что, съел? С тебя пять монет! – Нянюшка аж светилась от удовольствия.

– Они скоро вернутся, – сказал король. – Ты уверена, что тебе ничего не угрожает?

– А если и не уверена, ты-то чем мне поможешь? – парировала нянюшка.

В этот миг засовы и замки дружно забрякали.

К тому времени, когда матушкино помело, неуверенно вихляя, добралось до места назначения, у ворот замка уже успела скопиться порядочная толпа. Заметив приближение ведьмы, зеваки несколько поутихли и расступились, освобождая ей проход. Матушка явилась с большой корзиной яблок под мышкой.

– В темнице замка сидит ведьма! – шепнул кто-то матушке. – Говорят, ее скоро будут пытать!

– Чепуха, – бросила матушка. – Такого просто не может быть. Наверное, нянюшка Ягг просто решила наведаться в замок, дать королю пару умных советов.

– А еще говорят, что Джейсон Ягг собирает братьев, – произнес с испуганным лицом лавочник.

– Расходились бы вы по домам, – посоветовала матушка Ветровоск. – Может, они чего там недопоняли. Все знают, что ведьму просто так в темницу не бросишь, если она сама того не пожелает.

– Все зашло слишком далеко, – высказался какой-то крестьянин. – Целый год пожары да поборы, а теперь вот это еще. Это вы, ведьмы, виноваты. Ничего, скоро порядок наведут. Мы свои права знаем.

– И какие же у тебя права? – осведомилась матушка.

– Денатурат, фигурат по наследству, подушный мат, право объедок, испольный бакшиш, – бойко отбарабанил крестьянин. – А также право на собирание каждый второй год желудей и допуска двух третей козы на общий выгон. Было – пока выгон не сожгли. А козочка была хорошая.

– Вижу, ты человек смышленый, права свои знаешь. Далеко пойдешь, – кивнула матушка. – Но сейчас тебе лучше идти домой.

Матушка развернулась и смерила суровым взглядом ворота замка, у которых тряслись двое стражников с белыми, как простыня, лицами. Матушка сделала несколько шагов и заставила одного из стражей окоченеть, пригвоздив его к месту немигающим взором.

– Я старая торговка, продаю яблоки из своего сада, зла никому не чиню, – пророкотала матушка так, словно была глашатаем, объявляющим в стане врага о начале войны. – Так что лучше пустите меня в замок подобру-поздорову.

В последних словах матушки блеснули острые кинжалы.

– Посторонних велено в замок не пускать, – пробормотал стражник. – Приказ самого герцога.

Матушка пожала плечами. За всю историю ведовства фокус с продажей яблок из собственного сада удался, по всей видимости, один-единственный раз и тем не менее стал традицией оккультизма, которая нынче предписывала его исполнение в качестве обязательного ритуала.

– А я ведь тебя знаю, Чемпетт Польди, – продолжала матушка. – Этими самыми руками я провожала твоего деда и принимала тебя из утробы твоей матери. – Она скользнула медленным взором по сомкнувшимся шеренгам зевак и снова заглянула в глаза стражнику, который был ни жив ни мертв от ужаса. Матушка придвинулась еще ближе и добавила: – Я задала тебе самую первую порку в этой юдоли плача и, клянусь всеми богами, задам тебе последнюю, ежели ты встанешь мне поперек дороги.

Издав негромкий металлический звон, из обескровленных от ужаса рук стражника выпало и ударилось о камень мостовой копье. Матушка потрепала бедолагу по плечу.

– И не волнуйся ты так, – посоветовала она. – На лучше яблочко.

Она было подняла ногу, чтобы двинуться своей дорогой, как вдруг проход ей загородило еще одно копье. Матушка с интересом взглянула смельчаку в лицо.