Хоровод воды - Сергей Кузнецов

В Дашином голосе глухими раскатами переливается раздражение. Никита опускает глаза на дымную колбу кальяна, не хочет смотреть на Дашу, чтобы не увидеть, как она ревнует этого мальчика, чтобы не распознать дальнее эхо дрожи, сотрясавшей Дашино тело при встрече с этим, который сессию уже сдал, а в Крым еще не уехал.

– По-моему, если мужчина так себя ведет, он девушку не уважает. Вот ты всегда спрашиваешь: ты свободна? Можешь говорить? Удобно встретиться завтра утром? Можно к тебе приехать тогда-то или тогда-то? И ведь ты снимаешь мне квартиру как раз для того, чтобы приезжать, когда тебе удобно. А ты все равно спрашиваешь.

Никита поднимает глаза: Даша улыбается, он услышал эту улыбку и знает, что увидит, как между полных губ, на которых чуть смазалась темно-красная помада, мелькают белые пятнышки зубов.

– Ну не знаю, – говорит Никита, – я спрашиваю просто из вежливости. Разве не все так делают?

Тут же вспоминает: нет, конечно. В двадцать пять и он вел себя как Дашины друзья. Смешно, думает Никита, вот они, преимущества среднего возраста. Выходит, девушки дают воспитанным мужчинам, которые умеют слушать. Всегото. Узнал бы раньше – прожил бы жизнь по-другому.

Впрочем, нет: если бы жил по-другому, так, может, и не научился бы слушать и уважать.

Он поднимает кальян: за стеклом – мутные клубы дыма, словно джинн в заточении.

Открой пробку, выпусти наружу, загадай желание – какое твое желание? Ты и сам не знаешь. Немедленно переспать с Дашей? Еще много лет наблюдать, как ее тело с гортанным стоном выпадает из реальности? Или все-таки, чтобы у Маши сегодня все получилось? Чтобы у них были дети, либо чтобы Маша перестала хотеть детей – но главное, чтобы прекратила сидеть в темноте, худеть и разговаривать с призраками? Или чтобы развивался бизнес, росла прибыль – и пусть деньги помогают в исполнении остальных желаний? Или чтобы вечно длился тот миг, когда красные кленовые листья и ссадина, еле заметная на девичьей коже, на мгновение открыли тебе прекрасность мира, его ранимость? Чтобы молодость никогда не кончалась? Чтобы ты полюбил старость, когда она придет? Или – в каждом человеке видеть то, что открывается в Даше? В каждом теле – гармонию и красоту, возможность любить, потребность быть любимым? Или – когда придет срок, не кривя душой зачитать Осирису длинный список и не быть причиной слез, никому не приносить страданий, не делать зла, не убавлять от меры веса, к мере веса не прибавлять? Или – к черту египетский список, ты же православный, в конце концов! Десять заповедей, как оно там: не сотвори, не убий, не укради, не прелюбодействуй… Да, чтобы все десять выполнять было легко, а нарушать не хотелось.

Короче: чтобы заповедей не нарушать, с Машей не разводиться и Дашу оставить. Похоже, ни один джинн не примет такого заказа.

Впрочем, солдатам во время войны разрешают убивать – так, может, персонально для тебя джинн вымолит отвод от седьмой заповеди? Только для Даши, не для других девушек? Впрочем, что мусульманский джинн может вымолить у православного Христа? Пусть у Аллаха просит – а тут и просить нечего, три жены, даже перебор, и двух хватит. Может, предложить своим любимым принять ислам?

Никита ставит кальян на стол, говорит:

– Smoke on the water.

– Ага, – отвечает Даша. Для нее это обычная английская фраза, да и вообще Даше старперский Deep Purple – что Никите молодежный Коэльо.

Не сложилось у молодого поколения со старым роком, что тут поделать.

Никита расплачивается и вдруг говорит:

– Послушай, а то, что я тебя люблю, – тебе разве не важно?

Даша на секунду замирает, проводит рукой по шерстке на голове (тополиной пушинки уже нет, запах дезодоранта еще отчетливей, Никиту опять бросает в дрожь), снова, как в начале разговора, закусывает нижнюю губу, потом, решительно тряхнув головой (складки платья, колыхание груди в невыносимо близком вырезе), отвечает:

– Ну, когда-то было важно, ты любишь меня или нет. Еще этой зимой. А потом поняла: у нас такой необязательный роман, ты меня немножко любишь, я тебя немножко люблю… так проще и даже приятней. И удобней. Если не передознуться ненароком… Сам знаешь: утомительно, когда тебя очень сильно любят.

– Почему? – спрашивает Никита.

Даша пожимает плечами:

– Вот сегодня ты на меня смотрел так, что лучше бы сразу трахнул. И получился типичный любовный передоз. А обычно твоя любовь – в самый раз… хотя меня вполне устроит обыкновенная дружба. По желанию можно включить дружеский секс. – И она улыбается.

Никита заставляет себя улыбаться в ответ:

– Жалко, у меня никак не получается с обычной дружбой, – с горечью говорит он. – По крайней мере – пока.

– Не переживай. Может, еще получится, – все так же улыбаясь, отвечает Даша. – С кем-то еще, а может, и со мной. На худой конец – в другой жизни. А в этой нам и так неплохо, правда?

Точнее – не очень плохо, думает Никита и вдруг говорит:

– А если бы я предложил тебе жить вместе?

– В смысле – развестись с женой? – спрашивает Даша. – Это как-то слишком неожиданно…

В ее лице – изумление и тревога, и Никита быстро добавляет:

– Ну, я просто так спросил, из любопытства. – И Даша лучезарно улыбается, мелькает серебряная скобка, рука гладит Никиту по щеке.

Хорошо, что Даша не может угадывать мысли, читать несказанные слова, думает Никита. Жаль, не может, не сможет никогда. Во всяком случае – со мной.

Они целуются секундным, летучим поцелуем, но едва Даша отводит губы, в ее мозгу всплывают два слова: не сложилось.

Что значит – не сложилось? – думает она уже на улице, что – не сложилось? Прекрасный обед, хороший кальян, поговорили душевно… и вообще – Никита страшно милый. Подарю ему Коэльо, пусть хоть «Алхимика» прочтет, все-таки классика.

Спускается в метро, прикидывает, куда вечером, кому позвонить, с кем встретиться, раз такая погода, лето и солнце, и еще не все разъехались, стоит на платформе, листает в мобильнике записную книжку… а в голове – навязчивая мысль, щелчки метронома, тиканье часов, без причины, без смысла, ниоткуда – не сложилось, не сложилось, не сложилось.

74. За горизонт

Аня была в магазине, когда Андрей позвонил и сказал: Слушай, раз тебе Гошу деть некуда, поехали все втроем, чего уж там? – она как раз пошла за очередными босоножками для блондинистой покупательницы с повадками первостатейной стервы и внешностью второразрядной модели, и вот Аня несла эти коробки, плечом прижимая мобильный к уху, и когда услышала: Поехали все втроем, чего уж там? – уголки рта сами стали разъезжаться. Аня так и подошла к длинноногой клиентке: коробки в руках, шея перекошена, мобильный вот-вот грохнется на пол – и улыбка на поллица. Блондинка посмотрела на Аню с подозрением, а потом недоверчиво улыбнулась в ответ. Аня тут же подобрала губы: в самом деле, чего это я разулыбалась? Может, все еще десять раз отменится. Визу не дадут или еще чего.

Не отменилось. Выяснилось, что виз никаких не нужно, только путевки и билеты, только плати – и все. А сколько путевки стоят? – спросила Аня. Андрей ответил не то грубовато, не то смущенно: Тебе-то какая разница, это же я вас приглашаю?

Я привыкла на свои ездить, потом отдам, – хотела сказать Аня, но промолчала. Чего спорить, раз денег все равно нет? А может, растрогалась от «я вас приглашаю».

Андрей попросил отель, где русских поменьше, – и русских в самом деле почти не было, зато немцы пьяно горланили песни, поляки напивались сразу после завтрака, а подростки из французской провинции вели себя так, что к концу третьего дня Аня, забыв про свое татарство, стала русской патриоткой. Андрей, правда, сказал: Это потому, что ты с русскими в одном отеле не отдыхала. Аня посмеялась – ей и самой было странно, все-таки обычно она говорила: Весь мир будет принадлежать нам, азиатам, а в Турции, гляди, стала русской.

Она вообще стала другой: довольной, спокойной, почти счастливой. Можно даже сказать – почти богатой: платить в отеле нужно было специальной пластиковой карточкой. Аня, конечно, все равно смотрела на цены и выбирала что подешевле, но когда не лезешь в кошелек, а расписываешься на чеке, проще забыть, что не любишь, когда мужчины платят за тебя.

За наличные покупали только сувениры – в туристских лавках по обе стороны пыльной асфальтовой дороги, пересекавшей их поселок. В магазине Аня встретила русскую продавщицу: поговорили минут десять – как работа, какая зарплата, где люди больше покупают, в отпуске или дома? Аня подумала: даже не верится, что есть Москва и обувной магазин, где я работаю сорок восемь недель в году.

Андрей о работе не забывал: каждый вечер по часу пропадал в интернет-кафе. Это называлось пойду проверю почту.

– А если ты в отпуске не прочтешь эту твою почту, – спросила Аня, – тебя что, уволят?

– Нет, конечно, – ответил Андрей, – но у нас запуск большого проекта, я его на Гришу оставил, а он в этой теме не очень хорошо ориентируется. Я волнуюсь.