Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

— не улыбалась, однако, самим ев­реям. Встревоженные дворянскими замыслами, они совещались, со­звали съезд делегатов в Остроге-Волынском (лето 1798 г.) и пореши­ли: собрать деньги и послать к царю в Петербург делегацию для из­ложения пожеланий евреев юго-западного края, которых совершен­но забыли спросить, как они сами желали бы быть устроенными. Но юго-западный генерал-губернатор, граф Гудович, «сокровенным образом разведал» о приготовлениях евреев. Дальновидный поли­тик, он опасался, «не кроется ли в сем сборе (денег для депутации) какого-либо еврейского злонамерения», а потому он собранные день­ги конфисковал, дальнейший сбор запретил и поспешил донести о своем подвиге в Петербург. К своему удивлению, ретивый генерал-губернатор получил из столицы ответ, что царь не находит ничего предосудительного в желании евреев послать к нему депутацию и приказывает конфискованные сборы им возвратить, а посылку де­путации дозволить (сентябрь 1798 г.). Поехала ли депутация в Пе­тербург и каков был результат поездки — неизвестно; но самый факт свидетельствует, что даже в ту темную эпоху, в темной хасидской среде Волыни и Подолии, не совсем заглохло сознание происходящего по­литического и социального кризиса.

Последним откликнулось на правительственный опрос литов­ское дворянство. Маршалы 19 поветов (уездов) Литвы представили в 1800 г. виленскому губернатору Фризелю свое «мнение», приня­тое в совещании всеми голосами против трех. По этому радикально­му проекту, евреям нужно воспретить не только винокурение и со­держание собственных шинков, но даже продажу водки в «шляхет­ских шинках»; деревенских евреев, которые таким образом лишатся источников пропитания, следует частью переселить в города, час­тью «разместить в казенных и владельческих селениях, дозволив им заниматься хлебопашеством или брать в аренду имения». Экономическая реформа должна сопровождаться культурною: нужно «уничтожить еврейский убор (одежду) и ввести между ними одея­ние такой формы, какую прочие обыватели употребляют». Затем надо вообще уничтожить обособленность евреев, ибо они, «составляя особ­ливый народ, имеют свое собственное правление под именем сина­гог и кагалов, которые присваивают себе не только духовную власть, но и вмешиваются во все гражданские и до полиции касающиеся дела». Все это заставит евреев слиться с окружающим населением. Тут уже явно сказалось западноевропейское влияние. Виленский гу­бернатор Фризель, образованный немец, знакомый с постановкою еврейского вопроса в Германии, сносился с литовскими маршалами, подсказывая им план внутренних преобразований. В апреле 1800 г. он препроводил эти мнения Сенату, с приложением своей собствен­ной обширной записки, в которой многое явно заимствовано из ав­стро-прусской канцелярской письменности и из проектов польского Четырехлетнего сейма. Фризель заговорил о необходимости «общей реформы» и ссылался на примеры Запада; но из этих примеров он взял только приемы «просвещенного абсолютизма». По его мнению, «образование еврейского народа должно начать с религии»: нужно «искоренить все секты, суеверие, запретить настрого вводить но­вости, которыми обманщики, обольщая чернь, погружают ее в большее невежество» (намек на хасидов и цадиков, борьба кото­рых с раввинами занимала тогда русское правительство; см. ниже, § 51); далее нужно обязать евреев обучать своих детей в «публич­ных школах», производить все дела на польском языке (в горо­дах Литвы христиане в большинстве еще говорили по-польски), носить одежду общего покроя, вступать в брак не ранее 20-летнего возраста; наконец, нужно приписать евреев к трем классам: купцов, ремесленников и хлебопашцев, ввести эти три класса в общий сослов­ный строй государства и таким образом сделать излишними фискаль­ные функции кагалов, вследствие чего еврейская автономия сама со­бой упразднилась бы.

Все эти отзывы предводителей дворянства и губернаторов по­ступили к весне 1800 г. в Сенат, который должен был их рассмотреть как материал для нового законодательного акта. Здесь познакомил­ся с ними сенатор Г. Р. Державин, знаменитый поэт, который вскоре волею судеб сделался экспертом по еврейскому вопросу. Уроженец Восточной России, проведший большую часть жизни в петер­бургских канцеляриях, Державин впервые увидел еврейскую массу в белорусском городе Шклове, куда был командирован в 1799 г. по делу владельца города и окрестностей, отставного генерала Зорича. Один из фаворитов императрицы Екатерины II, Зорич вел себя в своих владениях как маленький самодержец. Он вообразил, что живущие на его земле евреи являются его крепостными наравне с крестьяна­ми, и дозволял себе всякое самоуправство: у одних отбирал дома, у других забирал без денег вино и другие товары, а непослушных бил собственноручно. Евреи оживленного торгового города возмутились и послали жалобу в Петербург. Этой жалобой и вызвана была ко­мандировка сенатора Державина, которому Павел I поручил обуз­дать самоуправство буйного помещика. Феодал в душе, Державин отнесся довольно снисходительно к расправам Зорича и признал, что и евреи виноваты в происшедших беспорядках. Вследствие смерти Зорича (1800) дело было прекращено, но в принципе Сенат решил, что евреи, как принадлежащие к купеческому и мещанскому сосло­вию, не обязаны подчиняться помещикам во владельческих городах и селениях.

Через год после первой командировки Державин был снова по­слан в Белоруссию — на сей раз с очень широкими полномочиями. В крае свирепствовал страшный голод, вызванный не только неурожа­ем, но и возмутительным поведением помещиков: эти господа, ос­тавляя своих крестьян без хлеба, отправляли большие количества хлеба на вывоз или на свои винокуренные заводы, где изготовля­лась отравлявшая крестьян водка. Посылая Державина в Белорус­сию, император Павел уполномочил его прекратить злоупотребле­ния и строго наказать помещиков, которые «из безмерного корыс­толюбия оставляют крестьян своих без помощи», отобрать у них имения и отдать в опеку (16 июня 1800 г.). В инструкции, данной Дер­жавину генерал-прокурором Сената, был прибавлен следующий пункт: «А как по сведениям немалою причиною истощения белорус­ских крестьян суть жиды, то высочайшая воля есть, чтобы ваше пре­восходительство обратили особливое внимание на промысел их и к отвращению такого общего от них вреда подали свое мнение». Эта явно юдофобская приписка, сделанная не без участия сенатора Дер­жавина, имела целью ослабить удар, направленный против помещи­ков, и обратить его в сторону евреев.

С ревизией Белоруссии Державин очень скоро справился: взял под опеку имение одного польского магната и лично закрыл еврей­скую винокурню в местечке Лиозне, резиденции известного цадика Залмана Шнеерсона, причем распоряжался так энергично, что вы­звал жалобу одной еврейки о нанесении ей побоев. После «водворе­ния порядка» Державин приступил к тому, что считал своей главной задачей, — составлению подробной записки о евреях, под характер­ным заглавием: «Мнение сенатора Державина об отвращении в Бе­лоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и о прочем». Уже в заглавии сквозит основная тенденция: свалить на евреев ответственность за хозяйствен­ную разруху края, где хозяевами положения были помещики. Но Державин не ограничился оценкою экономической деятельности ев­реев: он хотел изобразить их внутренний быт, верования, воспита­ние и обучение, общинные порядки, «нравственное состояние». Для этого он пользовался разнообразными источниками. Составляя свою записку в Витебске осенью