Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

И там, в туалете… за какие-то жалкие 15 минут «унисекс» состоялся. Состоялось все!.. Все то жаркое, похотливое, непристойное, изощренное и одновременно – чрезвычайно трепетное и упоительное – все, чему научилась и чем обладала сейчас Виолетта, и чего так желал Саша, которому опять не повезло с ней встретиться.

Исступленная жажда обладания в антисанитарных условиях запертой кабинки туалета – была наконец удовлетворена. Вета реализовала свою шальную идею, мгновенно возникшую у нее при виде Саши, а Саша опять попал в липкую паутину ее чар по причине своей неправильной душевной ориентации.

– Мы простимся здесь, ладно? – деловито предложила Вета, приводя себя в порядок перед треснутым зеркалом на стене.

– Да, в туалете проститься, – это сильно, – подытожил Шурец свое очередное нравственное падение.

– А где ж ты хотел? – усмехнулась Вета, – там, на глазах у всех, у жениха моего?

– Что ты, ни в коем случае, – невесело согласился он.

– Тогда здесь, – Вета подкрасила губы, припухлые и слегка воспаленные после бурных ласк. – Планы не строим, о’кей? – задорно спросила она. – Мы же не идиоты с тобой, верно?

– Верно, конечно, какие уж тут планы, – сказал Шурец, – у нас с тобой ведь будущего нет, только прошлое, да? – полуспросил он, надеясь втайне на ответ отрицательный.

– Правильно, – сказала Вета, – ты у нас умный мальчик. – И не желая портить ему настроение окончательно, добавила: – Когда я вернусь оттуда, из Бельгии, я тебя найду, договорились?..

Она знала, что врет, она даже возвращаться не собиралась. Саша тоже знал, что она врет, и она знала, что Саша знает, что она врет, но это сейчас не имело значения.

– Ну, пока, – Вета обворожительно улыбнулась и открыла дверь туалета. – Бай-бай, – и стук ее торопливых каблучков, удаляясь, затихал и затихал, пока дверь, ведущая в зал, не захлопнулась за ней.

А Саша остался один в жалком отхожем месте, в этом, как говорили в старину, – «кабинете задумчивости», и, соответственно месту и обстоятельствам, думал о том, что «нужник» – это правильно, так как он оказался в «нужном» месте и в «нужное» время. Вот-вот, именно здесь, в нужнике. Здесь и сейчас. И отхожее место – тоже правильно! Отхожее место животных страстей, намекающих на справедливость эволюционной теории Дарвина.

«Как она сказала? – вспомнил Шурец, – я тебя найду. Да ведь у нее ни телефона, ни адреса. Типа: “У тебя мой телефон есть? Нет? Ну, тогда звони… обязательно”».

Саша поправил перед тем же треснутым зеркалом сбившийся набок галстук и пригладил торчащие во все стороны волосы, вздыбленные смерчем Ветиного темперамента.

– Пора идти, – сказал себе Саша вслух в опустевшем помещении.

Когда он вышел в зал, Виолетты в нем уже не было. Провожавшего ее горца с другом тоже не было. Его девчонки бросились к нему с упреками – куда это, мол, он девался, когда уже идет посадка? Девушки оставались чуть ли не последними на паспортный контроль. Он проводил их. Самому-то ему нужно было возвращаться в Москву и вечером отправлять другую группу модельных девушек, уже в Польшу, но поездом. И он должен был с ними ехать вместе, как корреспондент, освещающий их предполагаемые первые успехи на зарубежном подиуме.

«Поездом лучше», – некстати подумал Саша и направился к бару. Он был опустошен и ошарашен и никак не мог осознать, что же сейчас произошло так быстро и феерически.

– Надо выпить, – опять сказал он почему-то вслух и направился к бару. У стойки он понял, что выпить надо много. Серьезную дозу надо принять, чтобы чердак не поехал. Решил взять вискаря, сколько бы денег это ни стоило. – Двести «Блэк Джэк», – сказал он бармену, – без воды и безо льда. Воду отдельно.

– С газом? Без? – уточнил бармен.

– Без, – сказал Шурец, – газированная на вискарь неаккуратно ляжет.

Бармен улыбнулся в большие пшеничные усы.

– У тебя помада на пиджаке, – сказал он, – водкой протри на всякий случай. Или в туалет зайди, мылом замой.

– Спасибо, в туалете я уже побывал, – усмехнулся в ответ Саша.

– Смотри, а то ведь от жены влетит, – сказал опытный бармен, читая на Сашином растерянном лице и в его блуждающем взгляде следы тяжелого адюльтера, который состоялся сейчас в аэропорту. – Ты женат? Не жену ведь провожал, а? – бармен подмигнул и по-гусарски крутанул правый ус.

– Женат, но формально, – ответил Шурец и сделал два полноценных глотка из своего бокала.

– Формально – не формально, а улики налицо, – продолжал гусар за стойкой. – Духи опять же. Я вон в метре от тебя стою, а женские духи ощущаю.

– А с чего ты взял, что женские?

– Ты меня тут за кого держишь? Я же все-таки не на Курском вокзале работаю, а в «Шереметьево». Что я женский парфюм от мужского отличить не могу по-твоему?

– Ты прав, – сказал Шурец и внимательно принюхался к своему белому пиджаку.

Тонкий, острый и свежий аромат духов Виолетты, снова исчезнувшей из его жизни, заставил Сашу сделать еще два крупных глотка, а потом заказать новую порцию.

«Надо же, – инертно, пусто, без эмоций подумал Саша. – Какой приятный запах. А главное – стойкий какой… Прилипчивый… Его, как помаду, не ототрешь. Долго будет».

Он даже не подозревал, насколько окажется прав, вяло размышляя всего лишь о качестве французской парфюмерии.

Он посмотрел на летное поле. По взлетной полосе разбегался самолет. Вот он оторвался и круто пошел вверх, как это и делают всегда «Боинги».

– Наверное, ее самолет, – сказал он бармену, показав бокалом в ту сторону.

– Все, улетела, – отозвался тот, протирая бокалы. – Скучать будешь?

– Не знаю, – не сразу ответил Саша. – Пока не знаю…

Часть третья

Две дороги

Всем, терпеливо пронесшим свое бесценное внимание аж до 3-й части, еще раз напоминаем, что нельзя ни в коем случае забывать об одном из наиболее опасных качеств всякой молодой Бабы-Яги, а именно – свойстве отбирать жизненную энергию мужчины, которого она имеет. И пусть он хоть триста лет думает, что имеет ее, на самом деле – имеет его она. В полном объеме, не ограниченном одним только половым актом, а вообще. Он, дурачок, думает, что только совокупляется и больше ничего, а на самом деле идет страшный грабеж его жизненных сил и творческой энергии. И пусть она делает это даже бессознательно, не желая причинить зла своему партнеру, вот как Виолетта, например, – все равно дальше по жизни мужчине не везет ни в чем, и он не понимает – почему: уж слишком инфернальна, неправдоподобна причина, она и в голову не может прийти обыкновенному современному человеку, обладающему средним прожиточным минимумом интеллекта, скептицизма и юмора. Сразу после такого вот инцидента в Шереметьево он ей больше не нужен, она его выбрасывает из жизни, из памяти, в то время, как он, наоборот, уже привязан, зависим, безволен и невезуч. Об этом не один раз здесь уже говорилось, но позвольте все-таки опять заострить ваше драгоценное внимание на таком опаснейшем свойстве нечистой силы в момент соединения тел. Не в смысле предупреждающей надписи на опорах линий электропередач «Не влезай – убьет!» (ибо каждый волен сам выбирать, куда ему влезать, а куда нет), а чтобы вам было совершенно понятно, отчего в дальнейшем жизнь Саши Велихова пошла прахом… Правда, до определенного поворотного момента, который… впрочем, не будем снова забегать вперед, а пройдем постепенно по двум различным линиям двух различных судеб, оставив пока хорошую девушку Викторию жить и ждать неизвестно чего в своем родном городе Ижевске. Станем, не нарушая логики событий и биографий, двигаться к финалу этой истории, вполне, как нам кажется, – закономерному для всех ее основных фигурантов. Вот так и будем, на паритетных началах, по справедливости строить эту часть романа: глава для Виолетты, глава – для Саши Велихова.

Виолетта

Бельгия оказалась страной, приятной во всех отношениях. Гамлет позаботился о том, чтобы девушек встретили и поселили в приличной гостинице. Встретивший их немец, неблизкий знакомый Гамлета, но заинтересованный в их совместном будущем бизнесе, должен был только встретить, проводить до гостиницы и, убедившись, что все в порядке, исчезнуть навсегда. Гамлет и на расстоянии ревновал. Через неделю он сам приедет, и лишние опекуны девушкам не нужны. «Генрих», – представился рыжий немец скупо, но с достоинством. Затем он с неподдельным интересом стал рассматривать русских красоток, шаря по их лицам и фигурам глазами цвета застиранной джинсы из-под белесых ресниц, и радостно лучась всеми своими веснушками. Что и говорить, такие девушки в Бельгии были редкостью. Одна – вообще с ума сойти, другая попроще, но тоже даст фору всем его местным знакомым. Немец находил девушек аппетитными, но его, однако, сдерживали некоторые обязательства перед Гамлетом и элементарная трусость: он подозревал, что если Гамлет узнает о его чрезмерном аппетите, то весь гнев русского полукриминального (а местами и просто уголовного) бизнеса он рискует почувствовать на своей собственной шкуре; общее пренебрежение русских к законам цивилизованного мира может привести к фатальному для него исходу. А жить хотелось.