Житие старца Паисия Святогорца - Иеромонах Исаак

Я начал рассказывать Старцу о своих проблемах, и вдруг, услышав голоса спускавшихся по тропинке людей, перешел на шепот. "Говори нормальным голосом, благословенная душа, — сказал мне Старец, — не бойся". Я продолжал рассказывать. Услышав голоса совсем близко, я замолчал. "Да говори же, говори, — сказал мне Старец. "Но, Геронда, — шепчу я ему, — они нас услышат, придут сюда все, и тогда я точно не смогу рассказать Вам то, о чем хочу". — "Не бойся, — ответил он, — говори обычным голосом, не шепчи". И вот, я говорил обычным голосом, не шептал, а Старец отвечал мне тоже обычным голосом. Посетители, держа путь к Панагуде, прошли в двух метрах от нас, и нас не увидели и не услышали.

Было необъяснимо и чудесно и внезапное появление Старца передо мной, и то, что мы остались незамеченными. Однако, воспринимая его святость как что-то естественное, я и эти события посчитал естественными для него. Ведь раньше, в простоте сердца, он рассказывал мне, как в его келье являлись Ангелы и Святые. Этими рассказами он открывал мне тот мир, о котором я знал, что он действительно и неложно существует, поскольку действительным, неложным и святым был тот, кто мне об этом рассказывал».

* * *

Часто во время молитвы Старец поднимался на воздух, возвышаясь не только духовно, но и телесно. Иногда его видели над землею не только во время молитвы, но и когда он работал или куда-то шел.

* * *

Когда он жил в келье Честного Креста, с ним произошло необыкновенное событие, о котором сам он рассказывал так: «Молясь — не знаю, что со мной произошло, — я поднялся высоко в воздух и увидел каливу под собой. Ни того, как я поднялся в воздух, ни того, как опустился обратно на землю, я не понял».

* * *

Свидетельство святогорского монаха: «Однажды я посетил Старца в "Панагуде". Когда я пришел, он клал у себя в келье печь из кирпичей. Он сделал из досок козлы, на которых лежали кирпичи и раствор, и сам встал на эти козлы. Он работал, а я увидел, что он стоит на воздухе на высоте тридцати сантиметров над доской. Сперва мне показалось, что я плохо вижу. Но потом я убедился в том, что он действительно стоял на воздухе! А потом я вновь увидел его стоящим на доске».

* * *

Куда бы Старец ни приходил, он разливал вокруг себя Божественную Благодать. «Если человек, имеющий в себе Благодать, куда-то идет, то вокруг него сразу же, подобно электрическому току, разливается та духовная нежность, которую он имеет в себе. Если же человек находится в бесовском состоянии, то он тоже распространяет вокруг себя то, что у него внутри. Наше собственное духовное состояние воздействует и на других».

Старец знал о той Благодати, которую дал ему Бог, и делился с другими тем богатством, которое у него было, если они в этом нуждались.

* * *

Рассказ господина Василия Мурохидиса из города Коницы: «Когда мне было шесть-семь лет, Старец Паисий жил в монастыре Стомион. Однажды мы, дети, вместе со Старцем пошли из города в монастырь.

Подъем был очень трудным и крутым. Увидев, что я устал, отец Паисий сказал: "Василий, когда ты будешь уставать, осеняй себя крестом, опирайся своей палочкой в меня и иди дальше".

В одном месте мы увидели, что на тропинку упал большой камень, объемом где-то в полтора кубометра.

— Отец Паисий, — сказал я ему, — вот если бы приехал экскаватор, то он отодвинул бы эту глыбу на обочину.

— Исключено, — отвечает он. — Где мы найдем экскаватор? Ведь ты сам экскаватор — вот тебе и придется двигать глыбу.

— Я не могу, я маленький!

— А ты Постараешься, перекрестишься, прочитаешь"Отче наш" и справишься. Я тебе тоже буду помогать. Ты будешь толкать камень, а я буду толкать тебя.

Я уперся, стараясь столкнуть глыбу, а он только чуть прикоснулся к ней рукой, и она покатилась в обрыв. Обрыв был рядом, и она покатилась быстро: перевернулась и полетела вниз. Казалось, что весом она была не более трех килограммов. Тогда я не осознал чудесность этого события и понял кое-что только потом, когда немного подрос»;

* * *

Свидетельство господина Георгия Куркуолиотиса из Коринфа: «Когда я приходил в келью Старца, он после беседы меня провожал. Обычно он легко похлопывал меня по голове и по плечу. Первое время я не до конца понимал, Какую помощь получал от этого простого прикосновения. Однако потом осознал, что таким образом я приобретал силу, бодрость и оптимизм. Когда иной раз, провожая меня, Старец забывал похлопать меня по голове, я просил его: "Геронда, перекрести меня". А он мне отвечал: "Я ведь не священник... Но раз ты этого хочешь..." — и клал мне на голову ладонь. В этот момент я чувствовал, как в меня из него переходит какая-то сила. Я уходил с легким сердцем и разрешенными проблемами. Старец был исполнен Божественной Благодати».

* * *

Свидетельство господина Ангелоса Хорозидиса, офицера полиции из города Салоники: «Однажды мы возвращались со Святой Горы в Салоники с отцом Паисием и с отцом Григорием из монастыря Честного Предтечи в селении Метаморфоси. До Салоник было еще 150 километров, а я был как выжатый лимон, потому что не спал более тридцати часов. Оба Старца сидели на заднем сиденье автомобиля. Батюшка Паисий в какой-то момент сказал мне: "Устал ты. Отдохни-ка, я сам порулю". Он пролез между сиденьями и сел впереди. Конечно, за руль Старец не садился: он и не умел водить машину. Он сказал это в шутку, однако необыкновенность заключалась в том, что я не понял, как мы доехали до Суроти, — я был свеж и полон сил».

* * *

Брат Старца Лука рассказывал: «Отец Паисий жил тогда в монастыре Стомион. Однажды на тропу, ведущую из города в монастырь, упал большой кусок скалы. Собралось много народа, чтобы с помощью деревянных рычагов сдвинуть его с места, но старания были тщетны. Потом все ушли, а Паисий мне сказал: "Ну давай, иди и ты". Я немного отошел, спрятался в кусты, чтобы посмотреть, что он станет делать. Он, осенив себя крестом, взялся за эту глыбу, поднял ее, словно она была стулом, и отбросил в сторону от дороги!»

* * *

Священник одного из коницких храмов отец Харалампий Анастасис рассказывает: «Однажды я приехал на Святую Гору на престольный праздник в лавру святого Афанасия. После престольного праздника я шесть часов шел пешком в "Панагуду", чтобы увидеть Старца, которого не видел двадцать пять лет. Я встретил его в лесу недалеко от каливы. Он тут же узнал меня и — удивительное дело! — вспомнил точную дату, когда меня рукоположили во диакона, когда во священника. Я сказал ему: "Отче, окажи любовь, может, немножко покушаем?"

— Покушаем, — говорит, — у меня есть, что покушать.

Он показал полиэтиленовый мешочек, в котором лежало три очень маленьких помидора и полтора сухаря. Я подумал: "Так вот что мы покушаем?" Не удержавшись, я спросил: "Геронда, что нам здесь есть? Я со вчерашнего дня ничего не ел. Мне и двадцати таких помидоров будет мало".

А он мне ответил: "Отец Харалампий, мы помолимся, ты эти помидоры благословишь, и еще останутся лишние".

Он развязал мешочек, разрезал его края таким образом, что из него получился крест, и разложил его как скатерть. Передо мной он положил два помидора и один сухарь, а себе оставил половину сухаря и один помидор. Ну что же, помолились мы, как положено, и Старец попросил: "Отче святый, благослови". Я благословил, и мы сели есть. Куда подевался мой голод?

Я был совершенно сыт, словно кто-то закрыл мне горло, и мне перестало хотеться есть. Я наелся одним сухарем, даже не смог его съесть полностью — немножко оставил. Мне хотелось только пить. А Старец все приговаривал: "Кушай, отец Харалампий, кушай!" — "Да куда тут кушать, Геронда, знаете, как я наелся!"

Потом весь день я заходил в разные кельи, монастыри, но не мог ничего есть, и даже обычное угощение, которое дают паломникам в святогорских монастырях, мне было съесть не под силу. Я только просил монахов: "Воды, воды, дайте мне воды!"

Я ушел от Старца под сильным впечатлением, и когда брел один по святогорским тропам, восклицал: "Что же это было за благословение?! Оно было подобно тому, которым Христос благословил пять хлебов и две рыбы, и насытились пять тысяч мужей, не считая жен и детей. Это было благословение Господне!"»

* * *

По смирению Старец не только не хотел фотографироваться и избегал этого, но и проявлял в таких случаях неудовольствие и даже сердился. Он уступал, соглашаясь, чтобы его сфотографировали, только перед чутким и смиренным человеком, чтобы не ранить его отказом, чтобы тот человек не истолковал отказ собственным недостоинством. В таких случаях Старец предпочитал огорчиться сам, но не огорчать брата. В жертву любви он приносил даже свое смирение.

Многие пытались сфотографировать Старца тайно или явно, в то время как он стеснялся выразить несогласие в присутствии игуменов, епископов или во время Крестного хода. Некоторые фотографии действительно выходили хорошо, однако чаще на фотографиях Старец получался неудачно. Обычно на фотографиях Старец выглядит огорченным из-за того, что его фотографируют, так что смотрящий на фотографию чувствует себя виноватым.