Похищение Афины - Карин Эссекс

Турецкие власти, разумеется, разрешили застройку Акрополя, и холм был весь покрыт домами. И офицеры, и рядовые войск султана сооружали свои жилища, используя кладку храмов и тех прекрасных построек, что были возведены по приказу Перикла и гением Фидия. Мэри много времени отдавала изучению этих древностей. Иногда, пытаясь вообразить их прежний вид, она едва могла заставить себя взглянуть на древние здания, которые теперь представляли собой не более чем развалины, изъеденные временем, войнами и небрежением. Промежутки между своими жилищами и древними руинами турки засадили фруктовыми садами и овощными грядами, которые, добавляя неопрятности несчастному холму, казалось, процветали, несмотря на общее запустение и отсутствие порядка. У каждого турецкого солдата имелся прислужник, обеды готовились в котлах на открытом огне, и днем удушливый дым застилал округу. Маркитанты — неужто они сопровождают каждую армию? — сновали везде, предлагая съестное и амуницию и добавляя лихорадочного шума в общую адскую атмосферу. Среди невообразимого зноя люди искали хоть клочок тени, чтобы там, став на колени, пробормотать свои молитвы. Несколько чахлых кипарисов цеплялись за землю, как хилые символы прежних, более безмятежных времен.

Тем не менее Парфенон еще дышал достоинством, неся следы многочисленных ранений. Портик был обнесен грубой стеной, так как там держали боеприпасы, в то время как стены целлы[46] зияли дырами, поскольку из них добывали свинец. Но общий облик еще хранил прежнюю грандиозность и величие, и турки тоже постепенно научились ценить красоту древнего храма, вернее, признали присущую ему торжественность. Они могли бы сровнять его с землей, но предпочли соорудить внутри небольшую мечеть. Она и теперь находилась в Парфеноне и продолжала посещаться верующими, которым работы, проводимые рабочими Элджина снаружи, не мешали творить молитвы. Мэри предупредили о том, что она может проходить внутрь полуразрушенного храма только тогда, когда не будет богослужений.

— Подумать только, ведь по этим камням ступали боги и герои! — напыщенно произнес доктор Скотт, глядя вниз. — В это трудно поверить, не так ли?

— Отчего столь высокоразвитая цивилизация дошла до такого падения? — недоумевающе покачала головой Мэри.

— Но это случилось далеко не сразу, — возразил ее собеседник. — Разрушение всех этих памятников началось еще в дни римского завоевания Греции, когда Тиберий Нерон совершил набег на Акрополь и захватил чуть ли не все найденные там статуи. После чего свез их к себе и установил в собственном саду.

— Я знаю, конечно, что распад продолжался долгие столетия. Я много читала о правлении Перикла, и подчас мне начинало казаться, что я современница этих событий. Я бы даже не удивилась, если б, приехав в Афины, увидела заседание Ассамблеи и самого Перикла стоящим на подиуме, — смеясь, сказала Мэри.

— Но этот старичок еще держится. — Доктор Скотт взмахнул руками, будто обнимая огромный Парфенон. — Каким только богам ему не довелось служить! Визиготы разграбили Акрополь в третьем веке, но его благородные кости уцелели. Затем настал черед христиан, и они превратили его в церковь. Возможно, каждый, лицезревший эти колонны и фронтоны, невольно находил себя покоренным его красотой и стремился сохранить ее.

— Вообразите же, каково это было — великий храм во всем его первоначальном блеске, — сказала Мэри, пытаясь вообразить Парфенон без маленького купола, который турки водрузили на лишенный кровли храм. — Если говорить честно, доктор, я бы предпочла видеть его христианской церковью. И могу спорить, что ранние христиане не стали б распродавать его обломки любому желающему.

Мэри испытывала гордость оттого, что находит доводы, защищая своих единоверцев.

— Вы правы, они были весьма далеки от того, поскольку видели в храме святилище. Хоть греки, подобно остальному цивилизованному миру, обратились на путь христианства, они никогда не переставали гордиться своим славным прошлым. Когда император Феодосий Великий[47] объявил христианство главной религией римского государства, он приказал разрушить все языческие храмы. Но афиняне ухитрились проигнорировать его эдикт, для чего изменили посвящение своего Парфенона: вместо великой Афины храм стал носить имя Марии. Вполне достойный путь, если подумать хорошенько.

— Что же случилось с той колоссальной статуей богини, что была создана руками Фидия?

— Полагают, что она, как и великая Афина Промахос, которой горячо восторгался Павсаний[48], была разобрана. Некоторые считают, что оба великих монумента погибли при землетрясении. По мнению же других, эти статуи были вывезены в Константинополь, где служили символами новой империи, а уж там следы их затерялись. Возможно, они погибли в городском пожаре.

— Вот в это я охотно поверю! — воскликнула, рассмеявшись, Мэри. — Ибо что ни строили в этом городе, все непременно пропадало в огне.

Одной из главных причин их переезда в Афины был разразившийся в городе пожар, в котором здание английского посольства жестоко пострадало.

— Я сама видела, как сотни ведер воды выливали на нашу прекрасную мебель и ковры. Уж когда турки берутся гасить огонь, ничему не уцелеть.

Элджин счел несчастье предзнаменованием и решил, что им следует оставить город на то время, пока в здании посольства идут ремонтные работы. Конечно, Мэри понимала, что ее муж просто искал повод расстаться со своими обязанностями в Турции и отдать все силы главному предприятию в Афинах.

— Мы не можем винить только турок за разрушение Парфенона. Овладев этим храмом, они не разрушили ни одного камня, просто побелили стены и росписи, добавили минарет, но не причинили вреда зданию. Должно быть, его величие находило отклик даже в самых варварских сердцах, — произнес доктор.

— Я думала, что вы относитесь к туркам с уважением.

До Мэри донесся запах жарящегося на углях мяса, и она прикрыла платком нос.

— В известных пределах это так, — согласился ее собеседник.

— Ведь в действительности не турки причинили наибольшие разрушения этому храму, а венецианская осада, — продолжала Мэри. — В одна тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году какой-то глупый генерал отдал приказ стрелять по Парфенону, где турки устроили склад боеприпасов. Огромное здание уничтожил сильнейший взрыв, в котором погибли и все его обитатели[49].

— Леди Элджин, вы превосходно изучили историю. Я поражен, — сказал доктор Скотт.

— В этом большая заслуга моего мужа. Но вернемся к самим памятникам, доктор Скотт. Можно ли без огорчения смотреть на их нынешнее жалкое состояние, особенно зная, чем они когда-то являлись?