Слуга Божий - Яцек Пекара

— Ничего не обещал, Лонна, — пожал я плечами. — Такова жизнь. Полна несправедливостей. Впрочем, ты и сама об этом знаешь очень хорошо. Ведь это ты, красавица, выдала меня людям кардинала. Легко было предположить, что огорченный Маддердин никогда уже не покинет Гомолло, верно? Но ты позабыла о непредвиденном, красавица. О том, что Голиаф не всегда побеждает Давида. Ведь и Мудрая Книга говорит: Ибо Бог есть судия: одного унижает, а другого возносит.[47]

Я вздохнул и подошел к ней так близко, что ощутил запах ее духов.

— И как ты могла выдать своего верного друга на унижение, пытки и смерть? — спросил ее горько.

Я не был ее другом (и тем более верным), но отчего бы не вызвать в ней чувство вины? Позже это мне пригодится…

Лонна смотрела на меня и молчала. Очень хорошо, поскольку не о чем было уже нам говорить.

Курнос приблизился, и я видел его увлажнившиеся глаза.

— Могу, Мордимер? — спросил он умоляюще.

— Лонна, — я взглянул на стоявшую напротив меня женщину, — ты помнишь, что я тебе когда-то обещал? — Повернулся к своему товарищу: — Можешь, Курнос, но она должна выжить.

Был словно благодарный пес, когда хватал ее и, безвольную, отчаявшуюся и онемевшую, нес наверх, в комнаты. Некоторое время спустя я услыхал ее крик, но потом этот крик смолк. Когда инквизиторы забирали, у нее были окровавленные бедра, порванное платье и — пустота в глазах.

Двумя часами позже мы окружили дом Хильгферарфа. Принял нас холодно и спокойно: как и мы, знал, что уже мертв.

— Не следовало меня обманывать, господин Хильгферарф, — сказал я. — Девицы с юга должны были стать совместным подарком, вашим и Бульсани, для Дьявола из Гомолло и его гостей, верно? Вы давали деньги, а прелат обеспечивал доступ к кардиналу. Но Бульсани решил вас обхитрить и вручить презент лишь от собственного имени. Вы наняли меня, прекрасно зная, где находится Бульсани. И для чего же? Для проверки?

— Нет. Я не знал, что Бульсани купил девушек, пока вы мне о том не рассказали. Я лишь допускал, что он мог так поступить.

— Да, наш прелат старался играть по высоким ставкам. Так же, как и вы, — сказал я сердечно.

— Это правда, — сказал Хильгферарф. — В чем меня обвиняют?

— В ереси, нарушении законов Святой Веры, заговоре, профанации реликвий, ритуальных убийствах, принадлежности к сектам, не санкционированным Церковью, — сказал я. — И еще во всем, чего пожелаете.

— Зачем вы это делаете, Маддердин?

— Чтобы головоломка сошлась, — сказал я. — Кардиналы и бандерша, уважаемый купец и известный своей привольной жизнью прелат. Все они — еретики, а это значит, ересь может быть всюду. Там и здесь. В доме твоего соседа и в церкви твоего прихода. Может, даже в голове твоей жены. Следовало заниматься торговлей, господин Хильгферарф, и не лезть в политику. Впрочем, неужто вы действительно думали выйти невредимым из заговора, в котором намеревались противостоять епископу, главе Инквизиториума?

— Нам удалось бы, — я услышал горечь в его голосе, — если бы только я не был столь глуп…

— Это верно. Нужно было махнуть рукой на те деньги. Заговор и так бы не удался, но вы могли бы сохранить свою жизнь. Теперь же вам стоит хорошенько подумать, кто был вашим сообщником, поскольку этот вопрос вы наверняка услышите. И тогда нужно будет отвечать быстро и логично, если не желаете страдать слишком сильно.

— У меня есть друзья, — сказал он, побледнев и не веря в собственные слова.

Я кивнул и подозвал инквизиторов. Вышел, когда они надевали на него цепи. Он был уже мертв, а у мертвецов друзей не бывает.

Может, вы спросите, что я чувствую, оставляя после себя трупы? Что чувствую, зная, что шесть кардиналов, Лонна, Хильгферарф, дворня и солдаты кардинала Гомолло мертвы? Впрочем, некоторые еще живы. Их сердца трепещут в страхе, глотки извергают крики боли, легкие втягивают воздух, мозг тщится измыслить историю, которая удовлетворит невозмутимых людей в черных плащах. Порой я спускаюсь туда, вниз. В мрачные подвалы, стены которых пропитаны болью и страхом. Видел Лонну, видел Хильгферарфа и видел кардиналов. Лишенные чести и пурпура, они извивались у стоп инквизиторов, обвиняя самих себя и своих товарищей. Выдавали друг друга, выдавали своих родных, своих друзей, своих слуг. Описывали нам демонические ритуалы, в которых участвовали, рассказывали о колдуньях и колдунах, с которыми общались, повествовали о сатанистских шабашах. Сперва лишь потому, что ведали: признания хотя бы на пару минут прервут пытки. Потом — оттого, что поверили во все ими же сказанное. А в конце исповедовались нам, преисполненные раскаяния и жаждущие пламени костра, который очистит их душу. И мы, инквизиторы, полные любви и сочувствия, в итоге пламя это им даровали.

Я не испытывал радости, но не испытывал и печали. Эти люди уже верят, что были еретиками, злоумышлявшими против Церкви и святых основ нашей религии. А если поверили в собственную измену, значит, измена всегда была в глубине их сердец. Ибо честный человек никогда не утратит веры в собственную правоту.

Кого мне действительно жаль, так это шестерых девушек с юга. Я приказал Курносу и близнецам убить их, а тела уложить в нарисованных черным мелом кругах, потом перерезать им вены и выцедить кровь в глиняные миски. Приказал нарисовать на груди и животах девушек тайные символы, а меж ногами положить перевернутые распятия. Знал, что этого зрелища будет достаточно, дабы инквизиторы из Хез-хезрона почувствовали себя гончими псами на охоте. Я знал также, что это будет достаточной причиной для ареста шести кардиналов-заговорщиков, особенно если учесть, что до Хез-хезрона уже добрались слухи о заговоре, который сплетался во время еретических литаний. Вот это меня огорчает. Утешают же только две мысли. Одна гласит: ради того, чтобы сохранить большое добро, можно совершить большое зло. Вторая — что все мы виновны в глазах Господа и вопрос лишь в сроке да размере наказания. Так сказал мой Ангел, и не вижу причин не верить его словам. И еще я верю, что мое время наступит не скоро, а наказание не будет слишком суровым.

Послесловие

Инквизитор без страха и упрека

Станислав Лем и Анджей Сапковский — вот два полюса польской фантастики. И они же — единственные по-настоящему популярные у нас авторы «оттуда». Конечно, «продвинутый» читатель, постаравшись, припомнит еще с десяток имен, от Януша Зайделя до Феликса Креса, но все это будут скорее исключения из правил.

До развала Союза на русском (в рамках некой обязательной программы) хоть что-то печатали. Сейчас нет и этого «чего-то».