Клоун. История одной любви - Юлия Владимировна Монакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встревоженный Макар ускорил шаг. Приблизившись, он наконец увидел Динкин силуэт в проеме распахнутого окна: она курила, вглядываясь в густую темноту первого утра только что наступившего года.
Макара вдруг осенило: Динка же, наверное, испугалась, когда проснулась и не обнаружила его рядом… А он-то хорош — свалил, не оставив ни записки, ни хотя бы сообщения в мессенджере. Что она могла подумать! Ну и кретин…
Динка тоже заметила его фигуру, вынырнувшую из темноты, и дрожащими пальцами затушила сигарету, а затем обхватила себя за плечи таким знакомым и беспомощным жестом, что у него екнуло в груди. «Кретин!» — повторил он мысленно, отчаянно злясь на свою бестолковость. Все тревоги и переживания последнего часа вмиг показались ничтожными, мелкими — в том числе и эта идиотка тетя Ира с ее патологической ревностью к покойной жене своего любовника и ненавистью к одной из его дочерей…
Быстро подойдя к кухонному окну, Макар закинул руки на подоконник, подтянулся и через мгновение оказался внутри. Динка молча посторонилась, позволяя ему пройти.
— Как ты там говорила? — стараясь разрядить обстановку, весело поинтересовался он. — Двери — для слабаков… — и, обернувшись, закрыл за собой окно.
Динка выглядела неважно — лохматая, бледная, с красными заплаканными глазами. Можно было только представить, до чего она успела накрутить себя за время его отсутствия!
Чувствуя себя последним мудаком, он просто обнял ее. Динка прижалась к нему, вздрагивая всем телом и по-прежнему не произнося ни звука. Это молчание пробрало Макара больше любых слов.
— Ну что ты, — хрипло выговорил он. — Вот он я… никуда не делся.
— Я проснулась, а тебя нет, — прошептала она куда-то ему в шею. — Сначала подумала, что мне это все приснилось… а потом увидела кулон и решила, что ты просто ушел. Навсегда ушел…
— Я всего лишь ходил прогуляться, — виновато пояснил Макар. — Ну куда я теперь от тебя денусь?
«И рад бы, да уже не получится», — добавил он мысленно.
— Я же взял ключи от вашего дома. Разве люди, которые уходят навсегда, так поступают? — он пытался перевести все в шутку.
Динка слабо улыбнулась.
— Я не заметила… не догадалась проверить.
Он провел пальцем по ее щеке, стирая не до конца высохшие слезы.
— И после этого ты будешь продолжать убеждать меня и себя в том, что сможешь прожить без меня всю жизнь? Если тебя за какой-то час так расплющило.
Она шмыгнула носом, уже приходя в себя и тоже пытаясь шутить:
— К хорошему быстро привыкаешь… А вот «соскочить» с тебя очень трудно. Как с тяжелого наркотика.
— Не спеши соскакивать, — усмехнулся он. — Я же сказал, что обязательно что-нибудь придумаю. Может быть, поговорю с твоим отцом… у меня, вроде, это не так уж и плохо получается. А вдруг он согласится на переезд?
Динка ничего не ответила, только крепче прижалась к нему и блаженно закрыла глаза.
* * *
Отец отказался от Москвы категорически. Наотрез.
Макар подступался к нему и так, и эдак, приводил убедительные аргументы, заманивал, убеждал, взывал то к разуму, то к чувствам, но этот упертый баран был непреклонен: он не собирался никуда уезжать ни из своего города, ни из своего дома.
Макар уговаривал Динку не отчаиваться, хотя сам, честно говоря, заметно приуныл. До его отъезда оставалась всего пара дней, и пусть разлука предстояла не слишком долгой — теперь-то он точно не оставил бы Динку надолго одну! — но все-таки сейчас это было неизбежно.
— Я прилечу в ближайшие же выходные, — пообещал Динке Макар. — Ты даже соскучиться толком не успеешь. Не переживай, все образуется, я это точно знаю.
Верила ли она ему?.. Он очень хотел надеяться, что да.
Все это время — дни и ночи — он в основном проводил у нее. С матерью пересекался лишь мельком, когда заскакивал домой, чтобы переодеться. Злость и обида на нее давно прошли, но все-таки Макар неизменно уходил ночевать к Динке. Мать не решалась ничего ему высказать по этому поводу, видимо, подсознательно все еще чувствуя свою вину, и он был только рад подобному раскладу.
— Извини, Макар, — сказала Динка накануне его отлета, — можно, я не поеду провожать тебя в аэропорт? Ненавижу все эти прощания, когда стоишь и смотришь вслед… Я, наверное, просто не смогу тебя отпустить. Ты же правда скоро вернешься?
— Ну конечно, вернусь, — заверил он. — Все будет хорошо.
Так невыносимо трудно было ее оставлять!.. Но Макар успокаивал себя и ее тем, что раз уж они смогли как-то пережить эти десять лет, короткое расставание длиной в неделю дастся им значительно легче.
…Уже уходя, он неожиданно столкнулся с Соней и ее дочерью.
— Беги в дом, Владушка, — Соня подтолкнула девочку по направлению к крыльцу. — Я сейчас… мне нужно сказать дяде Макару несколько слов.
Влада послушно ускакала, а Макар выжидающе уставился на Соню.
— Прости меня, — выговорила она, пряча глаза.
— За что?
— За прошлое. За тот давний всплеск у тебя в больнице… и за истерику. Я действительно была тогда влюблена в тебя. Очень сильно. И мне действительно было больно из-за ваших отношений с Динкой. Но… можешь, конечно, мне не верить, только зла я вам с ней не желаю. Правда. Я буду только рада, если у вас в этот раз все сложится. Она мне сестра все-таки…
Макар прищурился.
— Почему бы тебе хотя бы изредка не облегчать сестре жизнь и помогать ей ухаживать за больным отцом? Твоим отцом тоже, между прочим.
Сонино лицо окаменело.
— У нас с ним свои отношения, ты не поймешь. Он меня никогда не замечал. Вроде как формально разрешал многое, в отличие от Динки, но на деле… плевать ему на меня было. Даже если бы я сдохла, — уголок ее рта болезненно дернулся, а глаза недобро сузились. — Вот сейчас и я плачу ему тем же. Он для меня просто не существует!
— Думаешь, «око за око, зуб за зуб» — верная стратегия? — скептически осведомился Макар.
Соня как-то сразу сникла.
— Я не знаю… честно. Но добиваться его внимания больше не хочу и не буду. Мне на него пофиг. И думай теперь обо мне, что хочешь. Мне все равно!
Макар помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить ей об этом, а затем все-таки сказал:
— И кстати… поменьше доверяй своей тете Ире. Не откровенничай с ней ни о чем.
Соня виновато опустила глаза.
— Я знаю, кто слил в паблик тот компромат на Динку, — произнес Макар.
— Это не я… — тихо
