Пограничники - Анатолий Марченко

Не прошло и часа, как «студебеккеры», теперь их было уже три, подъехали к КПП. Окруженные солдатами, шли двое не очень молодых мужчин, заросших щетиной, со связанными назад руками. Их взяли с немецким пулеметом неподалеку от того места, где они стреляли: бандиты и не думали отпираться, сказали, что имели приказ командира рия (отделения) устроить на дороге засаду.

Генерал даже не допросил оуновцев, приказал отправить в Ровно. Подозвал командира пограничников:

— За смелые и энергичные действия объявляю всем участникам поимки бандитов благодарность.

Подошел понурый командир охраны — шуточное ли дело, замнаркома попал под огонь.

— Вы не виноваты, лейтенант, — сказал генерал. — Мы поедем теперь медленнее.

В Ровно одним из первых представился генералу начальник отдела по борьбе с бандитизмом майор Дядюн. Он вошел в кабинет четким строевым шагом бывалого солдата:

— Товарищ генерал-лейтенант…

— Хорошо, хорошо, товарищ майор, — прервал его доклад Тимофей Амвросиевич. — Давайте поздороваемся, и прошу вас к карте. Мы с вами просто так поговорим, как старые боевые товарищи.

Суровое лицо майора просветлело. Он крепко пожал протянутую ему руку — уважительный тон генерала произвел на него сильное впечатление. Они в самом деле уже встречались — в начале весны 1941 года полковник Строкач привел полк пехоты для борьбы с бандеровцами, начавшими под руководством своих эмиссаров — гитлеровских агентов — бандитские операции в предвидении войны против СССР. Во время прочесывания лесов и познакомились.

— Ну рассказывайте, Андрей Семенович, о себе и о делах.

Майор Дядюн принадлежал к числу тех незаметных и незаменимых работников, на которых всегда все держится благодаря их уму, энергии и преданности работе.

Дядюн мальчишкой-красноармейцем прошел вдогонку за бегущим деникинским воинством от Орла до Черного моря. Потом явился домой, в Донбасс. И старый дед его по прозвищу Крым (он молодым туда ходил на заработки) встретил внука так: «Ты дэ був? В бильшовиках. Воны уси грабители. И мать твоя кацапка…» Бросил внуков подарок — табаку пачку — и ушел. А в другую войну, Отечественную, немцы убили его сына, Андреева отца, за то, что Андрей и два его брата воевали во внутренних войсках, в танковых, в коннице. Погнали деда копать немцам оборону. А он был, по характеристике Андрея Семеновича, «купоросный», вспыхнул и сказал полицаю: «Не буду рыть окопы против своих сынов. Иди отсюда, предатель!» Привел тот автоматчика, и немец убил сына деда Крыма, а дед на похоронах кричал, что внуки его придут и отомстят за смерть отца. Те самые внуки, которых он обзывал «кацапами»…

У генерала Строкача Дядюн вскоре стал одним из тех настоящих помощников, с которыми служебные отношения у людей, преданных делу самоотреченно, сами собою переходят в большую человеческую дружбу.

Тимофей Амвросиевич быстро вошел в курс местных дел.

Руководители оуновского движения могли внедрять свою идеологию только с помощью методов террора и в среду темную, некультурную, забитую. Потому что лозунг «Украина для украинцев» по своей изуверской, националистической сути был враждебен народу, не отвечал его исконным чаяниям ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Он звал к изоляции от других народов, объявлял их всех врагами. Поляки становились «ляхами», русские — «кацапами», украинцы, не исповедующие национализма, советские люди — «схидняками», «восточниками».

Злобен, свиреп, живуч национализм в среде, где не любили книг, где полуграмотный униатский поп был проповедником, учителем, пастырем; невежество, духовное убожество не желало знать, как живут другие люди и народы за теми вон горами и лесами; ненависть к строю, при котором «нельзя нажиться», «стать богатым», который проповедует равенство между людьми и народами, стала основой мировоззрения руководителей ОУН и одураченных ими селян. Националистические керивники (руководители) в свое время преданно и покорно работали на польскую дефензиву, перед войной оказались слугами гитлеровского абвера. Уходя с Украины, немцы оставили бандеровской УПА (повстанческой армии) до ста тысяч единиц оружия. Сам Степан Бандера отсиживался в Мюнхене, как считалось, «под домашним арестом», представлял его в Западной Украине командующий УПА Клим Саур.

Советские армии почти безостановочно вели мощные наступления. Рушилась гитлеровская национал-социалистская империя, которую идеологи ОУН считали для себя образцом, идеалом государственного устройства. Даже самому темному бандиту становилось ясно: если Советы сокрушили Гитлера и гонят его миллионные армии, то какая же участь ждет УПА?.. В августе 1944 года правительство УССР объявило, что прощение ждет всех, кто добровольно выйдет из лесов и сдаст оружие. Чтобы предотвратить распад своей армии, керивники (руководители) ОУН начали невиданные по жестокости действия против частей Красной Армии, пограничных и внутренних войск и особенно против тех селян, кто сочувствовал Советской власти или является ее представителем.

Черный приметный «мерседес» генерала Строкача и «студебеккер» со взводом автоматчиков скоро узнали жители многих городов и сел Ровенщины, Волыни, Тернопольщины. Оперативная группа наркомата и подчиненные ей войсковые подразделения и части действовали активно, смело, методично: сначала в тесном боевом взаимодействии с пограничниками от бандитских отрядов была очищена погранзона, потом все усиливающиеся удары начали принимать бандгруппы, действующие в глубинных лесных районах.

Строкач, приезжая в село, не упускал возможности поговорить с населением, особенно со старыми людьми.

Очень скоро большое человеческое обаяние Тимофея Амвросиевича прошибало стену отчужденности, которой ограждались здешние жители от пришлых людей. Генерал отлично говорил по-украински, мастерски владел шуткой, юмором, не лез в карман за острым словцом и скоро стал чрезвычайно популярен среди населения.

И точно в ответ на это появилась на столе генерала стопка документов, взятых при разгроме районного «схрона» в Бережанах, что на Тернопольщине. В одной из бумаг оказались скрупулезно собранные данные о Строкаче и его ближайшем окружении. Давались словесный портрет генерала, подробная его биография, привычки (в анкетах учитывалось все, вплоть до наклонностей к вину; у Строкача в этой графе стояло «не пьет»), по каким улицам ходит и в сопровождении кого, план здания, где разместилась опергруппа наркомата, и местонахождение кабинета замнаркома; все это заключал решительный вывод: «взять живьем».

После обнаружения этого документа и зная намерения врага, генерал Строкач не изменил своему правилу и по-прежнему посещал села и вступал в беседы с людьми: