У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

— Давай второй. Про «следилки» я сразу понял, с твоего представления на входе. Не вошла в высокое доверие? Это за меня? — Райнар, не дотрагиваясь, показал на оставленные осоровцами синяки. А ответа ждать не стал. — Мой объект — ты. Первый приказ был ликвидация. Еще в сорок втором. Догадываешься, за что? — догадывалась, за мои «повышения». — Догадываешься. Группу вернули от перехода. Догадайся, кто тебя отстоял. Ты о нем ни разу не спросила, ни в Маршевском, ни теперь. Сегодня он был рядом. Что ты чувствовала? Ты еще хоть что-то чувствуешь?

— Я побоялась, что ты не сможешь уйти. Возможно, ошиблась.

— Возможно. Больше ничего не скажешь?

— Скажу, — я забрала второй снятый браслет. — Мэла сбежала, она не одна, скрываются в Найдоле. Спи.

Глава 10, прошлое — Саградол — Рассветные горы

3038 год по единому летоисчислению Мелонты

Очарование этого места не могло испортить ничто, ни затаившийся внутри холод, оставленный женщиной с пустыми глазами, ни черная пыль, ни грохотавшая в отдалении гроза.

— Леф…

— Обещал крышу, но ни одной подходящей в Саградоле не нашел. Как тебе такая замена?

Замена была прекрасна. Крошечное плато в Рассветных горах. Полянка, укрытая пушистой травой и обрамленная кудрявым ольховником. Водопад, маленький и веселый. Именно так, веселый, его струйки не журчали, не гремели, они смеялись. Не слишком высоко, не слишком далеко от города, вся дорога заняла меньше получаса, но и город и все другое остались словно за какой-то чертой, невидимой стеной, отделившей реальность от чуда. Оно совсем не походило на Скайэтуаль, иные краски, звуки, не такие яркие, не такие сочные, иная аура, проще, легче, но такое же волшебство… И Лефлан. Да важно ли вообще место, если рядом Леф?

— Замечательная замена! Чудесная! Такая… Такая!

— Такая?

— Самая-самая такая! Лучше не бывает.

— Бывает. Сейчас будет. Помогай. Там, где мы, этой дряни делать нечего, — Лефлан разогнал пыль перед моим лицом и развернул начальные векторы ловушки. — Сможешь?

Я смогла. Еле-еле. Мы на первой ловушке растратились, не успевший восстановиться и наполовину резерв расходовался быстро, а противный холод внутри расползался, заставлял дрожать.

— Держись, Вайра. Ты сильная, ты все сможешь. Все. Стоп. Теперь только держи, я сам.

Как Лефлан работает с потоками я могла смотреть бесконечно. Завораживающее зрелище, неповторимо красивое. Ни у кого так не получалось. Только…

— Леф, нам головы отвернут обоим, если вернемся никакие.

— Значит, вернемся какие.

— И нам их отвернут за то, что сбежали.

Сбежали мы едва я добралась до особняка Ла-Апуш. Вошла в свою комнату, поймала «болталку», переоделась и тут же вышла через окно. И дальше, по проторенному Лефланом пути, крыша, толстая ветвь старого вяза, ограда. Все лишь из-за того, что перед расставанием прошептала ему:

— Не могу без тебя. Сегодня совсем не могу.

И вот мы здесь.

— Мысли у тебя не в ту сторону. Все, малявка, отпускай, я закрепил.

— А у тебя в какую?

— Сначала в эту, — про потом спрашивать стало неудобно, да и не собиралась я ничего спрашивать, мне и так было хорошо, очень хорошо, в тепле его рук и настойчивости губ. — Потом в эту.

С корсетом «милитарки» я каждый раз сражалась, завязки его путались и затягивались в немыслимые узлы, Лефу корсет сдался без боя, и мелкие пуговки блузки сами собой выбрались из тугих петелек, по плечам пробежал ветерок… по обнаженным плечам. Неожиданно стало не страшно, но… как-то… Так получилось, что все наши встречи проходили в темноте, и если руки Лефлана не раз прорывались под одежду, то глазам его не повезло… или наоборот повезло. А теперь, при свете солнца, Леф увидит меня всю. Понравится ли ему то, что он увидит?

— Леф… я…

— Согласен, ты. Справишься? У этих пуговиц на редкость дурной характер.

Он направил мои руки к пуговицам с дурным характером. На своем кителе. И ждал, пока я их расстегну. И пока распущу шнуровку рубахи. Долго ждал. У меня пальцы запутались в мыслях. То есть, мысль запуталась в пальцах… В общем, я застряла на мысли, что не только Леф увидит меня всю, но и я его… всего. Тугдолант — прогрессивное государство, хотя Андуаш говорит, что в этом отношении запрогрессировал он не туда и свою эпоху опередил, минимум, на полвека. Это при том, что до Киллитенса в свободе нравов Тугдоланту далеко. Плюс войны внесли свой вклад. Конечно, излишняя вольность не приветствовалась, но при виде обнаженного по пояс мужчины никто из женщин в обморок не падал. А увидеть таких было не так уж сложно, в своих дворах мужчины не стеснялись. Даже папа летом зачастую возился в саду в одной майке-военке, без рукавов и с глубоко вырезанным воротом. Но это по пояс, а дальше…

— Не спеши, теперь я.

Моя блузка меня окончательно покинула, и короткий нательный корсет отправился за ней куда-то в траву, а Лефлан перехватил взметнувшиеся руки, не дав прикрыть грудь.

— Я… ты… я тебе…

— Молчи. Просто молчи, малявка… Вайра…

Я молчала. Уже не надо было спрашивать. Леф уже ответил. Появившейся в голосе легкой хрипотцой и взглядом. И медленно скользящими по коже пальцами. Ему нравилось то, что он видел. А я краснела от смущения, что он смотрит, и удовольствия, что ему нравится. И чего-то незнакомого, неясного, разливающегося внутри сладкой истомой. И непреодолимого желания тоже видеть его, как он меня, дотрагиваться до него…

— Сними… пожалуйста…

— Сама…

Рубаху мы с него сняли вместе. И я тоже смотрела и замирала от восторга, от его красоты. Трогала, едва касаясь пальцами, гладила всей ладонью, и тонула в счастье от его становящегося неровным дыхания. А потом мы снимали мои брюки под совместное возмущение. Я возмущалась про себя, Лефлан вслух.

— Хлитов стазис! Еще уже их сделать нельзя было? Как ты в них влезаешь? Кто придумал это издевательство?

Его брюки снялись проще, как-то незаметно. Вернее, заметно, шорох я слышала, но только слышала. Перед этим на траве разостлалось юбочное полотнище «милитарки», а я оказалась лежащей на нем и не решающейся открыть глаза. И не понимающей, почему Лефлан медлит, не ложится рядом. Смотрит? Убедить себя, что это правильно, что так и должно быть, я почти успела, и даже почти успела убрать руки, прикрывшие центр смущения. Почти.

— Так не пойдет. Прости, малявка, небольшая задержка. Не должно быть этой пакости между нами… на нас.

Глаза от удивления у меня сами открылись. Дальше я удивлялась уже на руках у Лефа. Недолго. Нужно было просто посмотреть вокруг, чтобы понять, что он прав. Ловушку Лефлан раздвинул на всю полянку и теперь здесь было совершенно чисто, никакой пыли. Только на нас осталась, даже не пыль, след ее, но и он был неприятен.

Веселый водопад стал еще веселее, украсившись венком поющего огня, звенел брызгами смеха, а согретые огнем струйки не били, обнимали, смывали эти следы, не только черной пыли, всего чуждого, что было не нами, и не мешали целоваться. Смущение, сбежавшее от удивления, вернулось в новой форме, теперь я смущалась собственного бесстыдства, с каким рассматривала Лефа, всего, и не могла насмотреться. А он не смущался, спокойно позволял себя рассматривать, когда мы отрывались от поцелуев. Потом нес обратно, бережно, как что-то драгоценное, и наше импровизированное брачное ложе окружил поющим огнем. А я растворялась в ласках Лефлана, горячих, как его огонь, будоражащих кровь и будящих женскую суть, что ждала его. Мгновения короткой боли, забравшей последнюю преграду меж нами, Леф разделил со мной, я видела ее отражение в его глазах, и безмолвное извинение, и нежность, заполнившую их, когда он понял, что мне уже не больно, и повел дальше, к незнакомым ощущениям, к пику нашего единения, к общему нашему:

— Люблю тебя…

Мир возвращался частями. Пением птиц. Ароматом цветов. Рассветными горами, греющимися в закатном солнце. Звонким весельем водопада. Теплым ветром. И теплом внутри, полностью изгнавшим давешний холод. На мгновение стало страшно, что большой мир вернется весь и разрушит наш маленький, вот этот, один на двоих.