Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

Карта Кента, показывающая взаиморасположение Боксли-Хауз и Королевской Военно-морской верфи в Чатеме

Другой темой его бесед с адмиралом — начальником верфи было фехтование. Хорнблауэр брал уроки этого искусства, вначале — только в качестве физических упражнений, но затем всерьез заинтересовался математической стороной дела. В то время как на флоте преимущественно использовались палаши — рубящее оружие по своей сути, обладатель легкой шпаги гораздо больше рассчитывал на острие. Хорнблауэр же утверждал, что превосходство острия является всего лишь вопросом прикладной геометрии. Конец клинка, отмечал он, идет к своей цели кратчайшим путем. Однажды после обеда, во время которого проходила очередная дискуссия по этому вопросу, Хорнблауэр уже в сумерках возвращался в гостиницу, где он остановился на ночь. Его путь пролегал по достаточно грязным улочкам неподалеку от входа на верфь, в одной из которых на него неожиданно напал нищий, вооруженный дубинкой. Единственным оружием Хорнблауэра была трость, но он все же на практике продемонстрировал принцип, который незадолго до этого защищал в споре. Он сделал классический выпад, и конец его трости угодил прямо в горло бродяге. Затем противник Хорнблауэра был быстро обезоружен и рисковал быть повешенным за свое нападение. Однако Хорнблауэр решил иначе и попросил коменданта верфи зачислить бродягу на сторожевой корабль. Рассказывая эту историю в последствии, Хорнблауэр всегда особо подчеркивал преимущества острия над лезвием клинка.

В феврале 1821 Хорнблауэр был наконец произведен в контр-адмиралы Синей эскадры. Это стало возможным только в результате смерти старших его стажем в капитанском списке. Поскольку он все же получил свой флаг, в интересах Уэллсли было обеспечить ему командование на море. Хорнблауэр был назначен главнокомандующим в Вест-Индии и 12 марта поднял свой адмиральский флаг на фрегате «Феба» в Плимуте. Этот фрегат, вместе с двумя другим — «Клориндой» и «Оленем», а также четырнадцать малых судов (шлюпов, шхун и т. д.) и составляли всю его эскадру. Это был не очень удобный флагманский корабль, но зато главнокомандующий располагал собственной резиденцией — Адмиралтейским домом в Кингстоне, на Ямайке.

Адмиралтейский дом в Кингстоне, Ямайка, с фотографии 1910 г.

Вначале предполагалось, что Барбара сразу присоединится к нему, но позднее она отказалась как покинуть Ричарда, так и взять его с собой. Она слишком хорошо знала о желтой лихорадке, распространенной в Вест-Индии и к тому же не хотела прерывать обучение Ричарда в школе. В результате ее приезд на Ямайку все время откладывался и, в конце концов, осуществился только в самом конце трехлетнего периода службы там Горацио. Некоторые из родственников Барбары могли подумать, что отношения супругов несколько охладели, однако на самом деле она в этот период столкнулась с дилеммой, перед которой оказываются тысячи англичанок каждого поколения — следовать за мужем или оставаться с детьми. Случай Барбары был особым, так как в дополнение всех сложностей, в семье был только один ребенок, а она, к тому же, не была его матерью.

Тем не менее, как это следует из переписки, Барбара была Ричарду преданной матерью, особенно после 1816 года и буквально разрывалась между своим мужем и пасынком. Соглашаясь на то, что Ричард оставался в Англии, Хорнблауэр более всего учитывал тот факт, что это — его единственный наследник. Барбаре, все еще бездетной в 1821 году (в возрасте сорока лет), судя по всему, так и суждено было не иметь детей. Тем не менее, подобные переживания не помешали Горацио взять с собой в Вест-Индию своего юного кузена, и молодой Джонатан Хорнблауэр был, таким образом, назначен третьим лейтенантом «Оленя». Но ведь Джонатану не суждено было унаследовать пэрство и поместья — от знаменитого родственника ему досталось лишь имя.

Вскоре Хорнблауэру пришлось убедиться, что его пост в Вест-Индии отнюдь не являлся синекурой. Испанские колонии в Южной Америке были на пороге победы в своей войне за независимость, со всеми проблемами, которые могли из этого проистечь. Работорговля, теперь уже поставленная вне закона, все еще существовала. Всякого рода странные личности, наводнявшие Вест-Индию, хватались за любой сомнительный бизнес — от контрабанды оружием до настоящего пиратства. Победа над ними не могла принести особой славы, зато сам процесс борьбы изобиловал возможностями для создания международного скандала. Первой серьезной проблемой стал 800-тонный шлюп «Дерзкий», который был построен во время войны 1812 года в качестве капера, а сейчас был зафрахтован в Нью-Орлеане наполеоновским генералом, графом Камбронном, который командовал Старой Гвардией при Ватерлоо. Официальным намерением графа была перевозка на родину пяти сотен бывших французских гвардейцев, которые ранее предприняли попытку основать колонию сперва в Техасе, а затем — на территории Мексики. Попытки колонизации провалились, и выглядело вполне естественным, что оставшиеся в живых собираются вернуться на родину. Однако генерального консула Британии беспокоило то, что Камбронн на самом деле мог иметь совсем иной пункт назначения. Консул поделился своими сомнениями с Хорнблауэром, который прибыл в Нью-Орлеан в мае 1821 года на шхуне «Краб». Вечером Хорнблауэр встретился с Камбронном на обеде у генерального консула, но французский генерал, извинившись, покинул прием довольно рано. Когда же обед закончился, Хорнблауэр обнаружил, что «Дерзкий» спешно отплыл. Наблюдатели, следившие за ним, доложили, что в последний момент на шлюп были загружены мушкеты и мундиры. Свой человеческий груз «Дерзкий» должен был принять на борт у побережья Мексики, а затем мог плыть под американским флагом в любое место, выбранное Камбронном. Пока Хорнблауэр шел на «Крабе» вниз по реке, он вычислил настоящий порт назначения шлюпа. Камбронн намеревался отправиться на остров Святой Елены и спасти Наполеона, который, в свою очередь, снова сверг бы Бурбонов с французского престола. Действуя в соответствии с этим предположением, Хорнблауэр приказал Харткоту, командиру «Краба», вести шхуну в пролив Тобаго, в точку, где можно было перехватить любой корабль, следующий курсом от мексиканского побережья к острову Св. Елены. Благодаря удачному стечению обстоятельств, «Крабу» удалось прибыть в пролив Тобаго, опередив «Дерзкого», и Хорнблауэру удалось подняться на борт американского судна и убедиться, что его первоначальная догадка была верна. Идея с перехватом была хорошим ходом, так как «Краб» значительно уступал «Дерзкому» в скорости. У Хорнблауэра не было доказательств, что Камбронн планировал какой-либо враждебный акт, и даже того, что на борту зафрахтованного им судна было пятьсот вооруженных людей. Однако если истинная цель Камбронна была определена верно, что мог поделать маленький «Краб» со своими шестифунтовками против дюжины 12-фунтовых орудий, установленных на «Дерзком»? Что могли шестнадцать человек его экипажа поделать с пятью сотнями французов? Приняв трудное и рискованное решение, Хорнблауэр уведомил Камбронна, что Наполеон скончался, и официальное известие об этом доставлено в Порт-оф-Спейн на острове Тринидад. «Краб» мог бы зайти в этот порт два дня назад, но не стал этого делать из-за недостатка времени. Хорнблауэр сознательно солгал и подкрепил свою ложь, дав слово чести, так как знал, что не может иным образом помешать нежелательному развитию ситуации. Камбронн поверил ему и приказал американскому капитану следовать во Францию. Затем Хорнблауэр привел «Краб» в Порт-оф-Спейн, где узнал, что Наполеон действительно умер на Святой Елене пятого мая. Это, судя по всему, принесло огромное облегчение адмиралу, который терзался муками совести за свой вынужденный обман. Много лет спустя он рассказывал своему сыну, что это было наиболее трудным решением, которое ему суждено было когда-либо принимать.