История Венецианской республики - Джон Норвич

В это время в осажденной Бреше начался зимний голод. Весна обещала некоторое облегчение, потому что кончались холода, но не голод. С приближением лета положение стало еще более отчаянным. Кристофоро да Сольдо, яркое письменное свидетельство которого необходимо прочитать, чтобы составить представление об этой осаде, писал:

Казалось, что люди находятся на пороге смерти. Временами хлеба не было вообще, и голод гнал их на улицы. Но все же они предпочитали скорее безропотно переносить мучения, чем подчиниться герцогу Миланскому.

Затем пришла жара, а с ней чума. К августу за день умирали 45–50 человек.

Чтобы спасти город, Венеции требовалась гораздо большая армия, чем та, что имелась в наличии. Значит, ей необходим был еще один солдат удачи, да посерьезнее, чем Гаттамелата. Карьера Франческо Сфорцы после того, как он 15 лет назад служил у Висконти, была причудлива и разнообразна. Он сражался за императора, за Лукку, за Флоренцию и, наконец, за себя самого. В попытке вернуть его под свои знамена Филиппо Мария предложил ему руку собственной дочери Бьянки, но через некоторое время усомнился в своем решении и Сфорца потерял надежду снискать расположение отца богатейшей наследницы в Европе. Он нашел самый сильный аргумент против Филиппо Марии. В июне 1439 года он встал под знамена Венеции, Флоренции и Генуи, понимая, что если он захватит Милан, Венеция позволит ему стать законным правителем захваченных земель. В противном случае он мог претендовать лишь на Кремону или Мантую. Не теряя времени, он тут же вышел с войском.

Снова подход к Бреше с минимальными потерями означал марш через горы. Но на этот раз силы Сфорцы и Гаттамелаты оказались блокированы у замка Тенно, в нескольких милях от Ривы, потому что Пиччинино вышел к берегу озера. Завязался бой, в ходе которого миланцы потерпели поражение, во многом благодаря жителям Бреши, которые совершили вылазку из города навстречу освободителям и неожиданно появились вблизи замка. Венецианцы захватили много пленных, среди которых оказалось немало знати. Правда, сам Пиччинино, успевший укрыться в замке, в тот же вечер сбежал, если верить современникам, вывезенный в мешке. Проскакав всю ночь, он добрался до своей армии и только через неделю предпринял неожиданное нападение на Верону. Не успел гарнизон понять, что происходит, как большая часть города уже была у него в руках.

Для защитников Бреши это была плохая новость, потому что армия ушла защищать Верону, снова оставив на их попечение разбитые стены. Но другого выбора у Сфорцы и Гаттамелаты не было. Из двух этих городов Верона была важнее. Ночью 19 ноября оба командира ввели свои войска в последнюю часть города, остававшуюся за венецианцами, а 20-го на рассвете перешли в наступление. После жестокого сражения миланцы были разгромлены. Их бегство было таким беспорядочным, что не выдержал и рухнул мост через реку Адидже, и многие утонули. Пиччинино пытался развернуть армию к Бреше, где продолжались беспорядочные бои, в ходе которых брешанцы получили наконец долгожданную продовольственную помощь. Но их беды на этом не закончились, потому что в июле 1440 года миланцы, потерпев от Сфорца еще одно тяжелое поражение, решили возобновить осаду.

В том же году Гаттамелату хватил апоплексический удар, и его карьере пришел конец. Ону ехал в Падую, где в 1443 году умер. Благодарная республика заказала Донателло его конную статую. Она и сейчас стоит в Падуе, на пьяцце дель Санто. Сфорца остался один командовать всей венецианской армией, но фокус войны переместился в Тоскану, и мы последуем за ним. К концу лета 1441 года обе стороны желали перемирия, хотя Сфорца, который и был основным посредником, предусмотрительно требовал, прежде чем заключать мирный договор, сыграть долгожданную свадьбу с Бьянкой Висконти и взять в приданое города Кремону и Понтремоли. Наконец 20 ноября в Кавриане подписали мир. В основном стороны вернулись к границам, утвержденным восемь лет назад в Ферраре, а Генуя опять обрела независимость от Милана.

За 14 лет почти беспрерывной войны республика почти никаких преимуществ не получила, если не считать Равенны, которая долгое время была неофициальным соратником Венеции. Когда наступил мир, ему были рады все. Гаттамелата слишком плохо себя чувствовал, чтобы принять участие в празднествах, а в его доме в Сан-Поло[187] расположился Франческо Сфорца со своей невестой, в ожидании переселения в собственный дворец, который готовили на том месте, где сейчас находится Ка'Фоскарини, на излучине Большого канала. Для них был устроен официальный прием с последующим шествием по городу и вручением подарков. К примеру, Бьянке подарили драгоценный камень, оцененный в 1000 дукатов.

Надо полагать, никто особых иллюзий не питал, понимая, что Венеция празднует не что иное, как вступление в войну. Филиппо Мария Висконти строил коварные замыслы, сидя в центре своей миланской паутины, сорокалетний Франческо Сфорца был полон сил и амбиций, Козимо Медичи во Флоренции постоянно ощущал угрозу из Милана и при этом был озабочен нарастающим венецианским влиянием в Ломбардии… Почти каждое итальянское государство, большое или малое: Генуя, Мантуя, Болонья, Римини, Римская империя, Папская область, Неаполитанское королевство, владения Арагонской, Анжуйской династии, многие другие — все теперь вовлекались в цепную реакцию — результат долгих запутанных споров. Если каждая сторона строила свою политику на конфликтах, нетерпимости к соседям и преследовании собственных интересов, откуда было взяться долгому миру? Вероятно, не многие его и желали, и уж во всяком случае, никто из кондотьеров. Хотя на этих страницах мы упомянули лишь о немногих, полуостров был ими переполнен. Они рыскали по Италии, изыскивая, где бы запалить огонь вражды.

Пожалуй, главной силой, которая в то время стремилась к миру, была Венеция. Только она, имея сухопутные владения, раскинувшиеся теперь почти на 200 миль к западу, не имела потребности в дальнейших завоеваниях. Зато она испытывала жестокую потребность в агентах в Милане, которые сообщали бы ей, что замышляет герцог, способный на любую неожиданность и любое предательство. Из тех, кто позарился на его трон, Франческо Сфорца не только имел наибольшие шансы, он был еще и дружественно настроен по отношению к Венеции. Но вдруг, не прошло и года со дня подписания Каврианского мира, Филиппо Мария обратился против своего зятя и с помощью папы попытался отнять у него дарованные ранее владения. Венеция пообещала Франческо Сфорца поддержку, и война вспыхнула вновь. В сентябре 1446 года венецианская армия разгромила миланцев у Казальмаджоре, перешла Адду и к началу зимы встала под стенами Милана.

В отчаянных поисках помощи. Филиппо Мария обращался к папе, к Альфонсу V Арагонскому, ставшему теперь еще королем Неаполя и Сицилии, к королю Франции. Он обратился даже к своему старому врагу Козимо Медичи, играя на всем известном заблуждении, будто Медичи боится Венеции. Наконец, ему пришлось положиться на милость своего зятя, официально подтвердив его права и назначив его генерал-капитаном миланской армии. Сфорца как раз этого и добивался, его очень занимали его дела в Романье, куда он не успевал добраться, несмотря на все нападки Козимо. Он знал, что венецианцы не захватят Милан, даже если пожелают, а чем он дольше ждет, тем больше возможностей предоставляет своему тестю. Поэтому в середине лета 1447 года он все же покинул Милан.

Но он промедлил слишком долго. Он был еще в пути, когда 13 августа, после недельной болезни, Филиппо Мария скончался. Будь Сфорца рядом, он захватил бы власть и поставил соперников перед свершившимся фактом. В его отсутствие началась сумятица. Фридрих III Австрийский, император Священной Римской империии, объявил, что Милан отходит под власть его короны, Альфонс Арагонский мягко возражал, что Филиппо Мария на смертном одре назвал его имя. При этом Альфонс умудрился ввести в Кастелло отряд своих войск и водрузить свое знамя над одной из башен. В то же время совсем неподалеку, в Асти, стояла французская армия, готовая расширить владения Карла, герцога Орлеанского, который являлся родственником Филиппо Марии через его сводную сестру Валентину Висконти, и потому имел законное право претендовать на престол.

Среди этой неразберихи народ Милана взял власть в свои руки. Арагонцев выпроводили из Кастелло, а сам замок разрушили до основания как символ деспотизма. Комитет из двадцати четырех «капитанов и защитников свободы» объявил о создании Золотой Амброзианской республики в честь их любимого покровителя святого Амброзия. Это было смелое заявление о независимости, и если бы Милан поддержали другие города герцогства, то при поддержке Венеции новая республика вполне могла бы сохраниться. Но мелкие города оказались настроены враждебно. Некоторые, например Алессандрия, Новара и Комо, встали под амброзианское знамя, прочие усмотрели долгожданную возможность выйти из-под миланского господства. Лоди и Пьяченца сразу передались под покровительство Венеции.