Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пафос этого рассуждения заключается как раз именно в том, что герои робинзонад разного типа проявляют мужество и героизм, чтобы вернуться в большую семью человечества. Жюльверновские персонажи, хлопотливые, как муравьи, тут же начинают обживаться на своём острове, производя электричество и машины из палок и разных субстанций. А вот герой Постапка берёт в руки ружьё — его дело не складывать и умножать, а отнимать и делить.
29.10.2018
Ошибка писателя (об описках и заблужениях — подлинных и мнимых)
…не так, как вы, иначе.
Александр Пушкин
Очень часто, столкнувшись с чем-то странным, обыватель впадает в раздражение. Раздражение это бывает разных видов, и я расскажу только об одном. О том раздражении, которое случается у человека пишущего, которого вся жизнь тыкали в лоб авторитетными именами (иначе говоря, именами писателей-классиков), и вдруг, перечитывая их, он находит у мёртвых классиков какие-то ошибки.
С одной стороны, пишущего обывателя захлёстывает волна восторга — и они, и они. С другой — ему хочется выбежать на люди и рассказать, что Имярек был дутой величиной, потому как, смотрите, что у него написано! Например, тот самый Чехов, цитатой из «Жалобной книги» которого («Подъезжая к станции с меня слетела шляпа») так любят иллюстрировать огрехи стиля, пишет в «Драме на охоте»: «Я поклонился старику, благодарный, что он дал моим глазам отдохнуть на его лице. Он долго глядел мне вслед»[187] или «Глаза её глядели куда-то в сторону, но я, человек, знающий женщин, чувствовал на своем лице её зрачки»[188].
Из этого выводится какая-то идея о внутренней порочности былых кумиров (что-то похожее случилось в тот момент, когда Чехова и воспоминания о нём стали читать внимательнее, и обнаружилось, что перед нами вовсе не образцовый интеллигент в пенсне, а умный и не очень добрый мизантроп).
Один редактор возмущённо кричал: «Зачем люди пишут „сказал он хриплым голосом“ вместо простого „прохрипел он“??? Чтоб мне было что править?» Хорошо, что он не правил «Капитанскую дочку»: «Прикажи слово молвить, — сказал Хлопуша хриплым голосом; — ты поторопился назначить Швабрина в коменданты крепости, а теперь торопишься его вешать»[189].
У меня был, кстати, случай, когда корректор журнала «Если» (это был такой фантастический журнал, и, кажется, его реанимировали), мне исправила в тексте «на пригреве тепло» на «на припёке тепло» — обыденное сознание всегда хочет как лучше. С самим Тарковским, кстати, произошла известная история: «…однажды Мандельштам читал ему только что написанное стихотворение, начинающееся так:
Довольно кукситься, бумаги в стол засунем,
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа…
— Вы, вероятно, ошиблись, — робко заметил Арсений. — Не Франсуа, а Антуан — так рифма точнее.
Мандельштам повернулся, презрительно покосился на Тарковского и патетически воздел руки к небу:
— Боже мой, у него совсем нет слуха»[190]!
В этой же книжке есть сноска: «Подобный эпизод описан и в воспоминаниях Семена Липкина; только он утверждает, что разговор Мандельштама о рифме в данном стихотворении произошёл с ним, а не с Тарковским». Действительно, эта же история, рассказанная Семёном Липкиным известна ещё больше, и свидетельство обычно публикуется со ссылкой на него. Несколько отвлекаясь в сторону, надо сказать, что это вообще чрезвычайно поучительная история — когда двое делят воспоминания. Впрочем, отчего — двое? Вдруг мы имеем дело с целой чередой поэтов, и выгоняя на лестницу Тарковского, Мандельштам кричит:
— Липкин уже приходил! Дураки! Понимали б что в поэзии!
Всё утихает, но тут же раздаётся робкий стук в дверь:
— Осип Эмильевич, это Слуцкий. Я только что прочитал ваше стихотворение… Про парикмахера… И вот что я подумал: а, может, заменить там имя…
Но вернёмся к спорам об ошибках или «ошибках». Больше всего досталось Достоевскому за известный интерьер: «Небольшая комната, в которую прошёл молодой человек, с желтыми обоями, геранями и кисейными занавесками на окнах, была в эту минуту ярко освещена заходящим солнцем. „И тогда, стало быть, так же будет солнце светить!..“ — как бы невзначай мелькнуло в уме Раскольникова, и быстрым взглядом окинул он всё в комнате, чтобы по возможности изучить и запомнить расположение. Но в комнате не было ничего особенного. Мебель, вся очень старая и из желтого дерева, состояла из дивана с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета с зеркальцем в простенке, стульев по стенам да двух-трех грошовых картинок в жёлтых рамках, изображавших немецких барышень с птицами в руках, — вот и вся мебель. В углу перед небольшим образом горела лампада. Всё было очень чисто: и мебель, и полы были оттерты под лоск; всё блестело. „Лизаветина работа“, — подумал молодой человек. Ни пылинки нельзя было найти во всей квартире»[191].
Довлатов пишет об этой истории. «Почему Достоевский не захотел ликвидировать явную оговорку? Почему Александр Дюма назвал свой роман „Три мушкетера“, хотя их безусловно четыре? Таких примеров сотни. Видимо, ошибки, неточности — чем-то дороги писателю»[192].
Потом множество людей пыталось примирить этот круглый стол с его овальной формой, говорили, в частности, что сперва этот стол круглый, а как его раздвинут, увеличив площадь столешницы, так станет он овальным. Но это только частичное объяснение — зачем Достоевский так написал? Непонятно — так написал, и всё.
Или Горький начинает придираться к Достоевскому, беседуя в 1931 году с ударниками (сейчас это сочетание становится комичным, потому что великий пролетарский писатель позвал к себе не оркестр, а передовых рабочих, знаменитых ударным трудом, но ещё занятиями литературой). Горький говорил им: «Прежде всего нужно использовать технику классиков. Что вы получите у Достоевского, кроме техники? У него люди великолепно говорят, но сам Достоевский иногда пишет так: „Вошли две дамы, обе девицы“»[193]. Про эту цитату из «Подростка» много спорили, при этом в частном порядке Сергей Боровиков замечает: «Только ведь нелепость мнимая. По Далю, девица — это „всякая женщина до замужества своего“, а дама — „женщина высш. сословий, госпожа, барыня, боярыня“. Будучи по семейному
