Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

Чем больше экономическая свобода, тем выше риск бизнеса, выше вознаграждение за него (прибыль) и в конечном итоге желание принимать риск. Общество, в котором есть готовые рисковать, создает правительство и правила, стимулирующие экономически продуктивное принятие риска: право собственности, свободная торговля, открытые возможности. Оно принимает законы, оставляющие мало связанных с регулированием привилегий, которые чиновники могут продавать, обменивать на деньги или политическую благосклонность. Индекс измеряет уровень сознательных действий государства по ограничению конкурентных рынков. Ранжирование. таким образам, отражает не экономический успех, а ту степень экономической свободы, которую каждая страна выбирает в долгосрочной перспективе, проводя определенную политику и принимая определенные законы1. Так. Германия, занимающая 19-е место, пошла по пути создания государства всеобщего благосостояния, что требует отвлечения значительной части национального экономического продукта. К тому же германский рынок труда предельно зарегламентирован — увольнение работника обходится очень дорого. Вместе с тем Германия стоит на одном из первых мест по простоте открытия и закрытия предприятия, по защите права собственности и реализации принципа верховенства закона. Франция (45-е место) и Италия {60-е место) имеют сходный профиль.

Абсолютным критерием полезности подобных оценок является их корреляция с экономическими результатами. Для 157 стран коэффициент корреляции между «индексом экономической свободы» и доходом на душу населения составляет 0,65 — впечатляющий результат для такого разнородного массива данных37.

Итак, мы подошли к ключевому вопросу: если открытые рынки со свободной конкуренцией способствуют экономическому росту, то существует ли оптимальное соотношение между результативностью экономики вкупе со стрессом конкурентной борьбы и цивилизованностью, к которой стремятся, например, страны континентальной Европы? Многие европейцы презрительно называют экономический режим США «ковбойским капитализмом*. Высококонкурентные свободные рынки воспринимаются как нечто одержимое материализмом и лишенное значимых культурных ценностей, Это явное различие в отношении США и стран континентальной Европы к конкурентным рынкам я предельно ясно увидел несколько лет назад в одном из замечаний, высказанном бывшим премьер-министром Франции Эдуардом Балладюром: «Что такое рынок? Это закон джунглей, закон природы. А что такое цивилизация? Это борьба против природы». Несмотря на признание способности конкуренции стимулировать рост, многие опасаются, что рыночным игрокам для достижения этого роста придется действовать по закону джунглей. Как следствие, они выбирают меньший рост при большей цивилизованности.

Вместе с тем можно ли утверждать, что существует прямая связь между цивилизованным поведением, как его определяют те. кто считает грубую конкуренцию неприемлемой, и качеством материальной жизни, к повышению которого стремится большинство? В долгосрочной перспективе существование такой связи не очевидно. На протяжении прошлого столетия, например, обусловленный свободной конкуренцией экономический рост в США обеспечивал создание ресурсов, которые намного превышали прожиточный минимум. Такой избыток даже в условиях самой жесткой конкуренции направляется в значительной мере на повышение качества жизни по многим направлениям. Если коротко, то он идет на: 1} повышение продолжительности жизни в результате повсеместного появления чистой питьевой воды и прогресса в области медицины; 2) развитие системы всеобщего образования, которая значительно повышает социальную мобильность: 3) значительное улучшение условий работы: 4) улучшение состояния окружающей среды в результате вывода из хозяйственного оборота природных ресурсов в национальных парках, которые уже не требуются для обеспечения прожиточного минимума38. На фундаментальном уровне американцы используют значительный прирост богатства, генерируемый нашей основанной на рыночной конкуренции экономикой, на приобретение того, в чем многие видят цивилизованность.

Понятно, что далеко не все виды деятельности на рынках являются цивилизованными. Многие из них, несмотря на свою легальность, неприглядны и грубы. Нарушение закона и обман снижают эффективность рынков. Однако рыночная дисциплина в США, опирающаяся прежде всего на верховенство закона, сводит отклонения к минимуму. Показательно, что, несмотря на вопиющие случаи обмана со стороны некоторых американских компаний и финансовых руководителей в последние десятилетия, в 1995-2002 годах рост производительности, важный показатель корпоративной эффективности, ускорился. Вопросы корпоративного управления я рассмотрю более подробно в глазе 23,

Что говорит история о стабильности экономической культуры на дли-тельных отрезках времени? Как она оценивает влияние культуры на буду-щие результаты? Культура сегодняшней Америки значительно отличается от той. что была на заре существования нашего государства, хотя она по-прежнему опирается на ценности отцов-основателей. Каким бы свободным ни казался сегодняшний американский капитализм, ему очень далеко до свободы начального периода нашего существования. Ближе всего к чистому капитализму мы подошли, пожалуй, в десятилетия перед гражданской войной, В результате политики предельного, хотя и не абсолютного, невмешательства в бизнес и деловую практику федеральное правительство предоставляло крайне ограниченные или вообще нулевые гарантии честолюбивым капиталистам в их борьбе за создание богатства. В случае провала. что происходило со многими, вы должны были выбираться самостоятельно и начинать дело с нуля, нередко s быстро растущих поселениях на новых землях. Десятилетия спустя Герберт Спенсер, последователь Чарльза Дарвина, ввел в обиход выражение «выживание наиболее приспособленных», отражавшее философию конкуренции, которая стала преобладающей установкой американцев того времени. Новый курс Франклина Рузвельта появился через столетие.

В двадцатилетием возрасте меня привлекал образ этого грубого капитализма, который, как я воображал, воздает каждому по заслугам. Меня не смущала вопиющая антиконституционность рабства и отношения к человеку как к вещи. Под влиянием популистских веяний в конце XIX века на деловую практику были наложены законодательные ограничения, хотя и в 1920-е годы американская экономика во многом сохраняла ореол свободы начала предыдущего столетия.

Новый курс принес с собой массу новых ограничений на свободу конкуренции, многие из которых действуют и сегодня. Законодательство лишило процесс созидательного разрушения некоторых наиболее острых углов, В 1946 году конгресс принял Закон о занятости, закрепивший многие инициативы 1930-х годов. Он обязал правительство США проводить политику, направленную на обеспечение занятости «тех, кто может и желает работать» Эту фразу вряд ли можно считать марксистским лозунгом, однако она означала явный отказ от подхода правительства к экономическим делам, существовавшего до рузвельтовского Нового курса. Был создан Экономический совет при президенте США, председателем которого я стал 28 лет спустя. Постоянное участие правительства в экономических делах заметно понизило роль рынков.

Вместе с тем, не без помощи дерегулирования, начавшегося в середине 1970-х годов, сегодняшняя американская экономика остается самой конкурентоспособной в мире, а в американской культуре в значительной степени сохраняются готовность к принятию риска и вкус приключений, характерные для периода становления государства. Через сотню с лишним лет после того, как в 1893 году Фредерик Джексон Тернер сформулировал теорию Фронтира, американцы продолжают упиваться историями о свободолюбивых ковбоях, которые после гражданской войны перегоняли скот по Чизхолмской тропе из Техаса к железнодорожной станции в Канзасе,

Изменения в американской культуре, конечно, заметны, однако они довольно ограниченны в контексте двухтысячелетней истории, отраженной в письменных источниках, для которой характерны тектонические сдвиги установлений. Более того, на мой взгляд, США обладают достаточной культурной стабильностью для того, чтобы исключить значительные изменения на протяжении жизни одного или двух поколений. Я делаю такое утверждение даже несмотря на то, что постоянный приток латиноамериканских иммигрантов ощутимо влияет на культурный состав нашего общества. В целом это люди, которые решили покинуть свои страны, т.е. отказаться от популистской культуры, сдерживающей экономический рост Латинской Америки. То же можно сказать и об открытой иммиграции в конце прошлого столетия. Иммигранты той поры успешно растворились в «котле» нашей нации.