Баронесса Настя - Иван Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда не читала Настя таких откровений. Ещё не вполне понимала смысл прочитанного, но было ясно: речь идёт о евреях. Вспомнила, как с раннего детства её учили любить евреев. «Они обижены, гонимы, их притеснял царский режим, не пускал в Россию, в города… Помогайте им, давайте дорогу…», а тут:
«И всё в проклятом их доме отравите удушьем угара…»
«В их доме…» То есть в нашем…
Поглубже устроилась в кресле, читала:
«В отчётливой форме был сформулирован и впоследствии записан в библии призыв к истреблению всех неевреев, т. е. других народов, проживавших в Ханаане! Призыв этот был первым в мировой истории «теоретическим» обоснованием расового геноцида, что впоследствии приняло острые формы и сказалось в XIX–XX столетиях при формировании идеологии политического сионизма».
Странная это была книга…
Вошла девочка с подносом. Поклонилась и стала расставлять на столе кофейный прибор, вазочки с печеньем, пирожными, конфетами. Она делала это молча, не глядя на хозяйку комнаты, и Настя заговорила с ней первая.
— Как вас зовут?
Девочка чуть слышно замычала, закивала головой, и — вышла.
«Немая, — подумала Настя. — Вот первая странность. И, может быть, тайна».
Пила кофе и продолжала читать:
«В Талмуде говорится: «Вы, все евреи, вы — люди, а прочие народы не люди, так как их души происходят от злых духов, тогда как души евреев происходят от' Святого Духа Божьего», «Бог дал евреям власть над жизнью; и имуществом других народов» и потому «лучшего из гоев убей!»»
Прочитав эту последнюю заповедь, Настя осторожно, точно гранату, положила на стол книгу. Было страшновато, но её разум нормального человека не мог воспринять до конца существо изложенного в книге, отторгал его…
Взгляд её остановился на позолоченной собачьей головке, как бы выглядывавшей из стены. Подошла, тронула собачку пальцами. Стена, дрогнув, раздвинулась, и там, внутри, открылся гардероб женского платья: кофты, юбки, костюмы, сарафаны, В отдельном отсеке — купальные костюмы, пляжные полотенца, в другом — плащи, куртки, лёгкие пальто,
Подобрав и сложив всё необходимое для купания в сумку, — нашла её тут же, в гардеробе, — она снова нажала на собачью голову и направилась к выходу. Стена за её спиной сомкнулась,
Лёгкой, летящей походкой спускалась Кейда к океану, и не было смущения, что вот она, случайная гостья в чужом доме, ни у кого не спросясь, в лёгком как облачко халате, в неслышных на ноге босоножках, отправилась на берег. Её встретили тут нелюбезно, и она решила не церемониться, заявив о своих правах на независимость. В конце концов она баронесса.
Сбросив халат и туфельки, смело вошла в воду. Не посмотрев по сторонам, не оглянувшись, широко загребая под собой, устремилась на глубину. И была уж далеко от берега, когда услышала за спиной крик: «Туда нельзя! Там сетка!»
Она повернулась и увидела на берегу стайку девушек, даже по–пляжному «одетых» смело, а скорее раздетых: у каждой в волосах или белел, или алел, или синел цветок. Чуть поодаль от них стоял высокий и худой мужчина в белых брюках и майке. Он продолжал кричать и махать руками:
— Возвращайтесь! Там сетка!
Голос был странный — ни мужской, ни женский. И в его немецком звучал дурной акцент,
С видом независимым и гордым выходила Настя из воды, В сторону дяди в белых брюках даже не повернула головы, зато дюжина смотрящих на неё во все глаза девушек её поразили и обескуражили. Казалось невероятным, что эти шестнадцати–семнадцатилетние наяды были обнажены и не стеснялись стоявшего тут же мужика.
— Вы баронесса Функ? — подступился к ней долговязый с полуженским визгливым голосом. Он шаркнул по песку босыми ногами и как–то несуразно дёрнулся. — Моё вам почтение, позвольте представиться: я — мистер Фишкин. Немец, родился в России, а теперь — коренной американец. А это, — он обвёл рукой стайку девиц, — ваши ученицы. Вы будете обучать их русскому языку.
Девушки словно ждали этого сигнала, — плотно обступили Настю, загалдели наперебой: я — Берта, я — Глория, Ганна, Фира…
У Насти всё рвалось с языка: «Но как же вы не стесняетесь этого…» Глянула на долговязого. Она сгорала от стыда, смущения и не находила слов для поддержания беседы.
Фира, тряхнув кольцами жёстких смоляных волос и как солдат шагнув вперёд, сказала на ломаном русском:
— Мы ждали вас. Говорите с нами по–русски.
Настя, повинуясь смутному чувству осторожности, ответила по–немецки:
— Я рада. Здравствуйте, девочки.
— Нет, нет! — раздалось сразу несколько голосов — говорите по–русски, нам сказал мистер Роберт, — вы будете учить, и госпожа Брохэнвейс…
«Мистер Роберт? — подумала Настя. Он тоже видит их такими?..»
Она строго, критическим взглядом окидывала тела молоденьких девиц и вынуждена была признать, что все они хороши собой. Но было у них и нечто, что уже теперь, в начале их развития, портило их фигуры, — немного, самую малость, но всё–таки портило. Коротковаты и не очень крепки были ноги, не так резко и изящно выписаны талии, спины сутуловаты, а головы тяжелы и шеи не назовёшь лебедиными. Впрочем, всё это улавливалось пристрастным взглядом, и Настя, хотя всё это про себя и отметила, всё больше попадала под чары устремлённых на неё огромных выпуклых и почти немигающих глаз.
— Русский, русский! Госпожа Брохэнвейс обещала нам.
Подошёл ближе к ней и смиренно поклонился дядя с визгливым голосом. Волосы у него были реденькие, на макушке просвечивала лысина.
— Госпожа баронесса, девочки будут жить в России. Им нужен русский язык.
Настя до сих пор не могла справиться с волнением, о хватившим её оттого что вот он, мужчина, спокойно созерцает наготу девушек и, наверное, и её раздевает взглядом, хотя она и затянута в купальный костюм.
— Говорите по–русски, — продолжал долговязый, — Мы будем слушать русскую речь. Правильную, красивую.
— Ну, хорошо, хорошо. Для начала познакомимся. Меня зовут…
И чуть не сказала: Настя.
— …Кейда. Я баронесса из Германии. Кейда Функ. Ну?.. Кто повторит?..
— Я! Я!..
Девушки прыгали и тянули руки.
Первый урок длился часа три. Девушки забегали в море и там забрасывали Настю вопросами, выходили на берег, загорали, — беседа и тут не прерывалась.
Мистер Фишкин лежал на песке поодаль, но, как заметила Настя, не спускал глаз со своих подопечных.
— Вы раздевайтесь, совсем раздевайтесь, — говорили девушке Насте. — Загар должен быть ровным и по всему телу.
— Нет, девочки, я раздеваться не буду, У нас в… Германии это не принято.
— Германия далеко, а мы тут одни, и нас никто не видит.
