Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удалось точно установить, когда именно, через какой английский банк и при чьем посредничестве были перечислены доллары в Цюрих, на безымянный счет преступной шайки.
Явственные следы тянулись от фальшивомонетчиков к сэру Уинстону Черчиллю и другим английским твердолобым, бесспорно замешанным в их антисоветской, преступной авантюре.
Смехотворно выглядела в свете этих фактов всезнающая и вездесущая немецкая полиция, все еще делавшая вид, будто ничегошеньки не знает о преступной авантюре обнаглевшего белогвардейского жулья. На самом-то деле все ей было ведомо, вплоть до количества фальшивок, которые успели напечатать в типографии фашиста Шнейдера. Приказ о бездействии и попустительстве высшие полицейские чины получили от крайне правых элементов, в частности от фашиствующего генерала Гофмана.
Сенсационные разоблачения вызвали замешательство и растерянность не только в Германии. Крыть было нечем, скрипя зубами пришлось принимать административные меры.
Медленно и словно нехотя заработала немецкая полицейская машина. Начались обыски, кое-кого понадобилось арестовать.
Садатарашвили, этот матерый уголовник и неоднократно изобличенный в торговле живым товаром сутенер, поспешил напялить на себя тогу идейного противника Советской власти.
— Мы боролись против коммунизма, — гордо заявил он в полиции. — Если это преступление по немецким законам, судите нас. Фальшивыми червонцами мы хотели вызвать у них инфляцию и недоверие к советским деньгам...
Показания сутенера мгновенно подхватила правая печать. Из арестованных уголовников в срочном порядке делали героев, требуя их освобождения под залог. Буржуазные газеты с сочувствием сообщали своим читателям, что мюнхенский типограф Шнейдер, предоставивший все необходимое для изготовления фальшивых червонцев, заболел нервным расстройством, что здоровье этого всеми уважаемого господина в опасности.
Полицейская машина работала на холостых оборотах. Многие обыски на квартирах белогвардейцев, по странному стечению обстоятельств, оказались безрезультатными. У Льва Трапезникова, на Иоахим-Фридрихштрассе, обнаружили, правда, несколько поддельных десятирублевых билетов, но ограничились лишь изъятием найденного, не тронув хозяина тайника. «Я купил их на черной бирже, очевидно меня обманули ловкие мошенники» — этого примитивного объяснения полицейским хватило за глаза.
Словом, все делалось, чтобы приглушить скандал. Тем не менее прокуратура вынуждена была опубликовать сообщение, что в ближайшее время фальшивомонетчики должны предстать перед судом.
Немалый переполох вызвали советские разоблачения и в городе Данциге.
Президент тамошнего Сената, крайне заинтересованный в получении советских заказов для данцигских судостроительных верфей, потребовал от полицай-президиума немедленного ответа: что за птица этот генерал Глазенап, на какие средства существует и верно ли, будто злоупотреблял гостеприимством города Данцига, впутавшись в преступные сношения с бандой фальшивомонетчиков?
Ответ последовал глухой, уклончивый, по принципу ни два ни полтора.
Об открытиях уволенного на пенсию инспектора криминального бюро в нем, естественно, умалчивалось, поскольку сам Герхард Штраус участия в его составлении принять не мог.
Президент полицай-президиума докладывал господину президенту Сената, что бывший русский генерал-лейтенант Петр Глазенап действительно проживал некоторое время в Данциге. Средствами стеснен не был, жил на широкую ногу, но источники этих средств установить не удалось.
Недавно Петр Глазенап покинул город, уехав на пароходе «Луизитания». В случае его возвращения в Данциг, заверяли президента, будут предприняты надлежащие меры, о результатах коих полицай-президиум своевременно поставит в известность.
Коротенькое сообщение ГПУ об аресте в Ленинграде группы распространителей фальшивых советских денег, схваченных к тому же с вещественными доказательствами вины, прозвучало подобно грому среди ясного неба.
Были, конечно, и в этот раз слезливо-фарисейские публикации в газетах, особенно в белогвардейских: террор Чека, дескать, продолжается, схвачены и заточены в темницу новые безвинные жертвы, которым предъявляются лживые обвинения. Были и опровержения, шитые белыми нитками. Все было, как всегда в подобных ситуациях, в привычном стиле антисоветской пропаганды, и ничего это не меняло, ничего не опровергало, ибо факты вещь упрямая, спорить против них трудно.
Не сочла возможным играть в молчанку даже «собственная его императорского величества канцелярия» в Кобурге. На скорую руку состряпала документик, отрекаясь от всего на свете, в том числе и от генерала Глазенапа, много лет ходившего в ближайших сотрудниках «императора Кирилла I».
«Советская пресса сообщает о раскрытии в Ленинграде группы монархистов, поставивших целью распространение фальшивых червонцев, — говорилось в преамбуле этого документика. — Группа эта якобы находилась в нелегальной связи с заграничной монархической организацией, в частности с генералом Глазенапом, представляющим царя Кирилла».
Вслед за преамбулой выкладывалось наиболее существенное, ради чего, собственно, и был сочинен сей завиральный документ:
«Со своей стороны считаем необходимым уведомить о нижеследующем: 1) Генерал П. В. Глазенап ни «представителем», ни «резидентом» царя Кирилла никогда не состоял и не состоит. Во всей своей деятельности он совершенно независим. 2) Отношение к деятельности генерала П. В. Глазенапа, особо в последнее время, у царя Кирилла определенно отрицательное, так как она не совпадает с направлением легитимного движения и его целями».
Не состоит и не совпадает!
Вот так вот, скромненько и без лишних затей, отмежевались от всего в Кобурге. Между тем выдумка усердных опровергателей без всякого труда разоблачалась самой жизнью. Достаточно было заглянуть для этого в «Нью-Йорк таймс» и другие заокеанские газеты, где подробнейшим образом описывалось времяпрепровождение «известного русского деятеля генерала Глазенапа», прибывшего в Америку со специальной миссией «императора Кирилла I».
Но кому же придет в голову оспаривать пойманных с поличным вралей? У чекистов во всяком случае не было для этого ни свободного времени, ни желания. Забот хватало и без того.
— Ваш подопечный, кажется, собирается устроить маленькую обструкцию, — предупредил начальник КРО, вызвав к себе Сергея Цаплина. — Требования разные начнет выставлять, отказываться от дачи показаний и так далее...
— Какие у него могут быть требования, товарищ начальник? Схватили, так сиди и помалкивай...
— Мало ли какие бывают требования, — сказал Эдуард Петрович. — У такого рода господ весьма преувеличенное мнение о собственной значимости, а у вашего подопечного и тем более — не зря ведь состоит он в доверенных лицах генерала Глазенапа. Решив кое в чем уступить следствию, они обычно набивают себе цену и надуваются как индюки. Вам я советую в пререканья с ним не вступать. Начнет выламываться — отправляйте немедленно в камеру, и кончен разговор. Пусть посидит, пусть хорошенько оценит все и обмозгует. Занимайтесь пока с другими, работы у вас достаточно...
— Можете не сомневаться, товарищ начальник, обязательно отправлю! Сказать по совести, нахальство этого негодяя действует мне на нервы.
— А вот это напрасно, Сергей Павлович, — укоризненно покачал головой начальник КРО. — Поддаваться эмоциям на следственной работе не рекомендуется. Слишком это дорогое удовольствие, да и пагубное иногда. Нервничать при создавшихся условиях положено не вам, пусть
