Пешки - Татьяна Чернявская

Араон поджал губы и смерил блондинку настолько тяжёлым взглядом, что запросто мог раздавить её хрупкую фигурку. Только Яританна оказалась устойчива к таким визуальным угрозам, лишь язвительно ухмыльнувшись. Молодой человек понял, что даже если у девушки и был план, делиться им она не собирается, с радостью спихивая груз ответственности на столь удачно подвернувшиеся мужские плечи. Чародей смотрел в эти зелёные глаза и не видел ни капли раскаянья или попыток заигрывания. Чаронит просто отказывалась помогать взрослому мужику решать свои проблемы.

Увлекательную игру в гляделки прервал громкий протяжный звук урчания голодного живота.

— Может, покушаем для начала? — смутившись своего совершенно невоспитанного организма, слегка улыбнулась Алеандр.

— Прекрасная идея, — мягко улыбнулся ей Арн, стараясь сгладить неприятное впечатление от разыгравшейся между ним и Чаронит сцены.

— Да, просто замечательная! — испортила весь эффект Яританна, закивав с преувеличенным энтузиазмом. — Следующий вопрос: что именно?

Алеандр слегка погрустнела и начала с беспокойством оглядывать пространство в поисках чего‑нибудь съестного или, по крайней мере, не слишком ядовитого.

— И? — продолжала ехидничать Танка, демонстративно усевшись напротив молодого человека.

— Что «и»? — хмуро потёр виски чародей, задним числом понимая, что его разводят на скандал.

— И что именно мы будем есть? — уточнила девушка, как‑то неприятно улыбаясь.

Взгляд духовника был пронзительным и пытливым, почти гипнотизирующим, как у очень голодного питона перед очень грязной мартышкой, которую нужно убедить помыться прежде, чем приступать к обеду. От такого внимания становилось немного не по себе, а Важич ни с кем не позволял себе занимать позицию жертвы.

— Не знаю, — огрызнулся молодой человек, раздражённый таким пристальным вниманием.

— А кто должен знать? — не унималась Танка и от её тона, даже Эл захотелось стукнуть подругу.

— Да, кто должен знать? — удачно передразнил ей молодой человек.

— Вот и я о том же! — ноздри девушки гневно затрепетали, от такого перепада настроения чародей даже сбился с дыхания.

Чаронит форменной ведьмой взвилась на ноги и метнулась к сумкам, чтоб спустя мгновение торжественно впихнуть ему в свободную руку трофейный серп. На недоумённый взгляд Важича, девушка лишь сильнее оскалилась, не скрывая небольших клычков:

— Поднял свой зад и пошёл харч отрабатывать!

Оторопевший от такого поворота событий чародей не сразу сообразил, что только что произошло. У него не было проблем с реакцией, но явно намечались проблемы с взаимодействием, когда дело касалось этих двоих. Как только общий смысл прорвался сквозь пелену раздражения и гнева, Важич вскочил на ноги и ровным шагом направился в лес.

— И без еды не возвращайся! — радостно крикнула в напряжённую спину Танка, заметив, как от звука её голоса передёрнулись широкие плечи.

— Ну, зачем ты с ним так круто? — с лёгкой укоризной в голосе покачала головой травница, всё ещё высматривавшая почти невидимую из‑за деревьев фигуру чародея.

— А пусть не расслабляется, — Танка забросила в рот, рачительно отложенный вчера бутерброд из грибов и дикого щавеля. — Мужик он или где!

Если бы эмоции можно было передавать через цвета, бредущая через лес фигура радовала бы глаз случайного наблюдателя бешеной пляской всех цветов и оттенков, с одним лишь исключением, что все они были чрезвычайно яркими и настолько же тёмными. Младший Мастер — Боя вообще отличался весьма буйным и щедрым на эмоции норовом, что нещадно выколачивалось отцом, наставниками и не оценившей экспрессии нечистью. Не то, чтобы вспыльчивость так сильно вредила на профессиональном поприще. Были в ней и положительные моменты: на адреналине не заметишь какую травму, боевой режим сам собой всплывёт; раньше, чем подумаешь, огнём запустишь в какую тварь… Н — да, собственно, эти же моменты можно было с полной уверенностью причислять и к отрицательным. Когда в приёмной комиссии (в Замок он попал позже других учеников: долгое время считали, что дара у младшего отпрыска знаменитого Мастера вообще нет) выведенный из себя вертлявостью и несговорчивостью осматриваемого Мастер — Целитель в сердцах ударил молоточком для обследования сильнее обычного, появившаяся проблема с коленной чашечкой обнаружилась только ближе к вечеру. Когда уговорил посетить комнату друга в общежитии (сам‑то обитал в Золотом поселении) миленькую кокотку из параллельной группы, а в самый интересный момент от звука заклятья вызова у соседей в боевой режим перешёл — и девушка в глубоком обмороке, и сам не в том состоянии, чтобы идти морду бить. Когда в ответ на сорвавшийся с пальцев светляк слышишь отборный мат почтенного и интеллигентного, в общем‑то, соседа, потому что ты не на урочище, а на заднем дворе, и домой не дополз, потому что после торжеств в честь получения звания младшего Мастера в таком состоянии не решился показаться на глаза родителям. Впрочем, сам чародей относился к таким случаям в своей жизни с завидным пофигизмом, а после пятнадцати минут лёгкого неконтролируемого бешенства прощал обидчика, если тот был в состоянии это осознать. Всё же крутой нрав в нём соседствовал с достаточно широкой и беззлобной натурой.

В данный момент, однако, вся беззлобность была предусмотрительно забыта, аки Араон Важич изволил пребывать в крайнем раздражении. Выращенный в своеобразной неге (пороли часто, но не сильно) и заботе о славном великом Эго, он мог ещё в ограниченных количествах выносить шутки над собой, но всему же есть предел! Раздражение, переросшее на фоне не унимающейся тянущей боли в боках и руке в качественную ярость, заклокотало в горле, почти перейдя в рык. Вынужденное бездействие и полная неспособность повлиять на ситуацию терзали его не хуже стаи бешеных упырей. Хотелось немедленно нестись к отцу или лучше нестись к тётке, чтобы собственноручно передушить весь этот балаган. Вот только…

«… — подумал чародей, впрочем, эти мысли превалировали у него уже несколько дней, — … одной рукой‑то не особенно придушишь».

Состояние организма также его предельно раздражало. Регенерация, уже покончившая с внутренними проблемами, от которых, не смотря на все старания травниц (а, может, и благодаря стараниям одной из них) так и не удалось до конца отделаться, только начала браться за активные участки, больше изматывая, чем помогая. Араон уже начал подумывать об отключении её к едрёна фене, но запускать лишние дырки в себе посчитал несколько неразумным. Выработанный ещё с раннего детства инстинкт не доверять лекарям, похожим на лекарей и восхищающимся лекарями не позволял так просто положиться на чудо средство рыжей занозы. Средство нещадно щиплющее, вызывающее тошноту одним своим видом и головную боль запахом. К слову, подействовало оно не плохо. Боль сняло на раз, позволило выспаться в оставшиеся после ночных бдений пару часов и значительно ослабило давление при регенерации. Пожалуй, Араон мог назвать страшную отвратительную киселеобразную бурду весьма удачной, а в комплекте с регенерацией так и вообще гениальной, если бы не одно но: этой бурды у него в свободном доступе не было.

И быть не обещало, потому что младший Мастер — Боя, наплевав на здравый смысл и предосторожность, гордо уходил в восход. «Аки индюк в курятник», как любил выражаться его давний приятель, лучший друг и хозяин той самой комнаты в общежитии по совместительству, Редоф — Морда. Прозвище Морда его великодушный и немного флегматичный друг получил не просто так, а действительно за морду. Будучи выходцем из славных тружеников села, парень внушительным ростом и косой саженью был обязан крепкой наследственности, поэтому часто и безжалостно эксплуатировался как дома, так и в Замке. На первое с занятий сбегал сам, на второе снимали наставники. Когда же, разбирая сарай возле нежитеведческой псарни[12], Ред умудрился разбить осиное гнездо и качественно ознакомиться со всеми прелестями апитерапии, при его триумфально — опухшем возвращении наставница смогла из себя выдавить только: «Ну и мо-о-орда». Эх, как же сейчас не хватало этой морды поблизости…

Впрочем, он был согласен на любую компанию, но желательно крепких здоровых и взрослых мужчин, и желательно с родного факультета Боя. От воспоминания о теперешней компании начало сводить зубы. Если рыжую он ещё худо-бедно выносил, несмотря на её ужасающее отношение к лекарской братии, то бледная после известии о своём равнодушии встала парню как кость в горле. Странная красавица с вечно отстранённым выражением принцессы крови не пугала его раньше лишь благодаря его твёрдой уверенности в собственной неотразимости и власти над её сердцем. Теперь же любой косой взгляд казался не заигрывающим и томным, а каким‑то пронизывающим и почти разрезающим, будто у таксидермиста на тушку лисы. Смешно сказать, но видя серп в её бледных ручках, первое, что он представил, было связанно со сдиранием кожи.