Повелитель морей - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, сыграем.
Похоже, намёк не трогать моих близких майор понял и обдумал его. Я достал коробку с шахматами. Это был походный набор, там в доске отверстия: вставляешь фигурки, и они, хоть переверни, не выпадут – очень удобно. Я эти шахматы в Новороссийске купил, в туристическом магазине, в восемьдесят восьмом дело было. Высыпав фигурки на шинель, я расставил их на доске, и мы начали игру, сосредоточившись на ней.
– Вы шахматист, что ли? – недовольно проворчал я уже через минуту.
– Мастер спорта, – кивнул майор, делая последний ход. – Шах и мат. По вам ясно, что как ходить, знаете, но на этом знакомство с шахматами и заканчивается.
– Так и есть, никогда не играл и не интересовался. Просто игра досталась по случаю, хотел обновить. Кто же знал, что мастер попадётся. «Причём второй уже», – подумал я и продолжил: – Вот если бы боксировать, тогда шансов у вас не было бы. Я уже одного мастера спорта по боксу положил на ковёр, до нокаута дело не дошло, но помяли друг друга крепко. Да, надо было спарринг выбирать. Ладно, уговор есть уговор. На что своих людей менять будете?
– Сам себе не верю, что это происходит. Вот, майора на этот перочинный нож, а бойца – на коробок спичек.
– Ну вы щедрый, – восхитился я. – Я бы на две спички обменял, большего они не стоят.
Майор хмыкнул и, изучив шкатулку, которая в разложенном состоянии выглядела как шахматная доска, спросил:
– Откуда у вас это?
– Купил в туристическом магазине в Новороссийске, я отдыхал там три дня назад в увольнительной. Кстати, дарю, мне без надобности, а вы профессионал-любитель.
– Спасибо, отказываться не буду.
Майор не только собрал все фигурки, но и дотошно их пересчитал.
– Сейчас приведу этих двоих, – сказал я и направился в темноту за корму танка.
– А разве они не в танке?
– Да вы что? Парни с ними на одном поле срать не сядут, а тут в машину боевую пускать. Пострадали от таких вот дундуков, брезгуют. Рядом они.
Я скрылся ненадолго в кустах и вскоре, шумно загребая листву сапогами, стал возвращаться. Прежде чем попасть в световое пятно от лампы, я достал из Хранилища бойца и громко сказал, отправляя его в полёт в сторону майора:
– Н-на, сука.
Несмотря на хороший удар, боец остался в сознании и перекатом погасил скорость, а не упал плашмя. Откатившись, он замер, крутя головой и пытаясь понять, что происходит. А на него уже летел майор, которому я отвесил пенделя.
– Вы видели?! – заорал он. – Этот гад мне пинка отвесил!
– А ну заткнулись, – со сталью в голосе скомандовал старший майор и приказал своим людям увести обоих.
Старший майор поднялся и, отряхнувшись, поинтересовался:
– Почему не взял обещание, чтобы они тебя не трогали?
– Вы уже поняли.
– Хм, понял.
Он двинулся было прочь, но на миг замер и, обернувшись, кинул мне через плечо:
– Удачи, боец.
Я остался сидеть у танка, с помощью Взора слушая, как старший майор строил нашего дивизионного особиста, строго-настрого запретив ему даже подходить ко мне. Понял, что если снова нападут, я их закопаю. А уезжая, приказал своим операм найти на меня всю информацию, какую только возможно, особенно по поездке на Чёрное море. Узнать, где живёт семья, и, не подходя к ней, установить наблюдение и собрать всю возможную информацию. Заинтересовал я его. Очень.
Я проверил часового возле танка, которого снова поставили после нашего разговора с майором, и завалился спать, големы в танке охраняли. Кстати, эта история по штабу дивизии вызвала большой резонанс, но опера перед отъездом пробежались, приказали всем молчать и взяли подписки о неразглашении. Быстро сработали. И, судя по разговорам, меня начали опасаться, считая неизвестным игроком с высоким покровителем.
Тут дали отбой, и шёпоты стихли. Да, пора и мне отдохнуть.
Подняли нас под утро, за два часа до рассвета, и скорым маршем погнали к городу, на левый фланг, где у немцев наметился прорыв. Вот и наша очередь подошла. Я шёл в передовых порядках. Идти с пехотой было одно мучение: двигатель грелся, часто приходилось вставать, давая двигателю остыть, потом нагонять. С рассветом ситуация не изменилась, держать скорость выше колонн стрелков мне запретили. Наконец я заявил, что в таком случае танк будет потерян, он не предназначен для таких скоростей, и приказ изменили.
У дивизии в автороте (на автобат машин набрать не смогли) было пятьдесят грузовиков, выделить смогли двадцать машин. Вот на них и посадили стрелков, ещё и две пушки прицепили, и покатили вперёд. Теперь колонна шла на скорости тридцать километров в час, танк вполне держал её. Так что уже в шесть утра мы увидели справа окраины города и были остановлены на подъезде. Тут в овраге находился штаб одной из стрелковых дивизий, ведущих бои в городе. От дивизии остались рожки да ножки, именно им на замену мы и шли. Ситуация была такова, что половина города занята немцами, а половина – у наших.
В грузовиках была часть первого батальона моего полка, 223-го. Их ссадили с машин, и проводники повели в город; мой танк, заметно отстав, шёл следом. Грузовики же покатили обратно. Авиации противника пока не было видно, но я всё равно находился на корме, держась за рукоятки ДШК: если что, прикрою своих. Все мои вещи находились в Хранилище, я натянул поверх нательного белья комбинезон танкиста, на голове – шлемофон, застегнул ремень, на котором кроме кобуры с парабеллумом и фляжки ничего не было.
Мне тоже выделили проводника, легко раненного в обе руки бойца. Он сидел рядом на корме, и если бы не рёв движка и грохот траков, болтал бы без остановки: видно, что болтун. Тут ещё немцы огонь из орудий открыли, вообще стало ничего не слышно. Над городом стояли дымы и пыль – отличная маскировка для нас, входивших в город и углублявшихся в улочки.
Танк, рокоча двигателем, подошёл к стене высокого четырёхэтажного, выгоревшего изнутри здания и встал. Мой проводник тут же исчез в одном из провалов. Заглушив двигатель, я спрыгнул с кормы и пошёл к командиру батальона. Я ему подчиняюсь, совместно действовать будем.
– Ну что, танкист, как будем воевать? – спросил у меня командир в
