Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

Трудно объяснить, зачем Никита Хрущёв взял с собой в Англию сразу двух совершенно «невыездных» учёных, на чьих разработках зиждилась вся стратегическая программа СССР. То ли он хотел продемонстрировать свой отход от сталинской политики «железного занавеса», то ли надеялся пробудить в учёных верноподданнические чувства, добиться их особой лояльности, особого доверия… Возможно, хотел произвести впечатление на Запад — вот, мол, она, живая мощь советской науки, её могучий потенциал, и вот в том усматривалась попытка психологического давления… Так или иначе, Игорь Курчатов и Алексей Туполев ступили на британскую землю с борта новейшего крейсера-красавца «Орджоникидзе» и на него же потом благополучно вернулись, чтобы отправиться домой.

По военной доктрине 1950-х годов главным средством доставки ядерного оружия были самолёты авиации дальнего действия. Такие машины создавались именно в туполевском КБ. Туполевские бомбардировщики должны были наносить стратегические удары по врагу «курчатовскими» атомными бомбами. Надо ли говорить, какая заманчивая перспектива открывалась перед ястребами-атлантистами — обезглавить одним хорошо продуманным терактом сразу всю…

Соблазн подогревался и тем, что концы подобной операции в прямом смысле слова прятались в воду и довольно глубоко — на дне Северного моря, которое должен был пересечь советский крейсер с представительной делегацией на борту. Внешне всё выглядело так, что и тень подозрения не пала бы на британскую корону: покинул «Орджоникидзе» британские воды, ушёл далеко в открытое море и… подорвался там на старой плавучей мине, одной из тех, которых тысячами сеяли в Северном море и немцы, и англичане. В 1950-е годы их немало ещё носилось по воле волн. Боевое траление продолжалось (по крайней мере, в Советском Союзе) аж до 1958 года.

Версия подрыва крейсера «Орджоникидзе» на шальной мине выглядела тем более убедительно, что всего лишь полгода тому назад на такой же «невытраленной немецкой мине» подорвался в Северной бухте Севастополя линкор «Новороссийск». Тот ночной взрыв (почему-то «невытраленная мина» сработала заполночь, да ещё в районе артпогребов, чудом не сдетонировавших) унёс жизни свыше шестисот моряков. Правительственная комиссия назвала тогда наиболее вероятной причиной взрыва — старую немецкую мину. Но это, как говорится, для широкой публики. Для профессионалов существовала иная версия о подрыве бывшего итальянского корабля «Джулио Чезаре», ставшего после передачи его советскому флоту «Новороссийском»: боевыми пловцами из нерасформированной после войны диверсионной флотилии князя Боргезе. В заключительном акте Комиссии говорилось об этом осторожно, но всё же — «не исключена возможность диверсии».

И тем не менее официально — злополучный трофейный линкор погиб на старой немецкой мине. А раз так, почему бы не разделить его судьбу и крейсеру «Орджоникидзе»? Это бы ещё больше укрепило выводы советских специалистов.

2. «С пучком водорослей на голове…»

Как происходят такие «случайные» взрывы в море, королевский флот испытал на своём горьком опыте в годы совсем недавней тогда Второй мировой войны. Память от тех потерях и опыт подобных диверсий были ещё очень свежи. Как раз в то время — в 1955 году — вышли и мемуары «чёрного князя», в которых тот весьма откровенно рассказывал о подвигах своих подчинённых — людей-лягушек. Вот только один эпизод из их «работы» в нейтральном турецком порту Александретте:

«Вечером, когда наблюдение английских агентов, старательных, но не особенно прозорливых, ослабло, Ферраро и Роккарди задержались на пляже дольше обычного. Увлекательная партия в шары заставила их забыть о том, что время уже позднее. Когда они остались одни, Ферраро вошёл в купальную кабину и принялся рыться в ящике со спортивным инвентарём. Через некоторое время он вышел одетый в чёрный резиновый костюм, на ногах ласты, а на лице — маска (респиратор). На поясе у него были подвешены два странных, видимо, тяжёлых предмета. На голове прикреплён пучок водорослей. Странно вёл себя этот дипломат на пляже!

Человек в чёрном костюме осторожно приблизился к морю, вошёл в воду и тотчас же, без единого звука, бесследно исчез во мраке ночи. Проплыв 2300 м, он оказался вблизи греческого судна „Орион“ (7000 т), гружёного хромом. Вот он выполнил манёвр, который много раз повторял на тренировочных занятиях: под лучами прожекторов, на глазах у вахтенных он потихоньку приблизился к судну, стараясь держаться в тени барж, стоящих у борта, включил кислородный прибор и бесшумно погрузился. Двигаясь под водой вдоль корпуса корабля, он отыскал боковой киль и, отцепив от пояса подрывные заряды, прикрепил их зажимами к килю. Потом он выдернул предохранительную чеку и возвратился на поверхность. Всё это проделано за несколько минут. Так же осторожно он удалился. В 4 часа утра Ферраро возвратился в консульство.

Через шесть дней „Орион“, закончив погрузку, вышел в море, но ему не удалось уйти далеко: в сирийских водах под корпусом тяжелогружёного судна произошёл взрыв, и оно быстро пошло ко дну. Спасшиеся моряки, которых поместили в госпиталь в Александретте, утверждали, что „Орион“ был торпедирован».

Итальянцы ставили мины с вертушками. Такая мина могла «дремать» сколько угодно, но как только судно начинало движение, поток воды вращал маленький пропеллер и через несколько часов освобождённый взрыватель срабатывал…

Кто-кто, а капитан Крэбб как никто другой знал уловки итальянских подводных диверсантов. Всю войну он боролся с ними, охраняя внутренний рейд британской военно-морской базы в Гибралтаре. Кому, как не ему, было идти в опасное предприятие под днище советского крейсера? И он пошёл. И живым не вернулся… Дело в том, что после взрыва «Новороссийска» на всех советских кораблях стали нести специальные вахты — ПДСС (противодиверсионные силы и средства). Несли эти вахты и на крейсере «Орджоникидзе». Инструкция требовала, чтобы дозорный, заметивший чужого водолаза у борта корабля, стрелял без предупреждения — на поражение. Если не успел, то надо бросать в воду специальные оглушающие гранаты. Но в иностранных портах категорически воспрещалось не только применять какое-либо оружие, но и даже спускать за борт своих аквалангистов без согласования с портовым начальством. Вот и оставалось командиру крейсера лишь одно средство — провернуть гребные винты. Огромные острые лопасти рассекли не только толщу воды…

3. Бушлат Курчатова

Итак, капитан Крэбб погиб «при испытании новой водолазной техники». Академик Курчатов, равно как и авиаконструктор Туполев, остались живы.

В годы недавней тогда войны Игорь Курчатов носил флотский бушлат. В воюющем Севастополе он вместе с другими учёными-физиками решал жизнесущую проблему размагничивания кораблей и сделал всё, чтобы их стальные корпуса не вызывали взрывов немецких электромагнитных мин. В память этих трудов в Севастополе стоит скромная стела в виде U-образного магнита. В те же самые годы и лейтенант Крэбб боролся в Гибралтаре с итальянскими диверсантами. В той большой и жестокой войне Курчатов и Крэбб были союзниками. Но в войне после войны — Холодной, они стали, увы, противниками. Крэбб хотел спасти свою страну от советской ядерной угрозы. Курчатов — оберегал свою родину от ядерных ударов противоборствующего блока. Не зная друг друга лично, они сошлись в Портсмуте, их судьбы скрестились в одной роковой точке — точке якорной стоянки крейсера «Орджоникидзе».

Бушлат Курчатова хранится в Государственном историческом музее на Красной площади. Мундир капитана Крэбба сберегается в портсмутском музее королевских ВМС.

Военно-морские кульбиты с высшими советскими руководителями случались и позже. Так, в 1968 году премьер-министр Алексей Косыгин, шедший в Финляндию с неофициальным визитом на эсминце «Славный», едва не попал под обстрел финских береговых батарей. Помощник президента Урхо Кекконена забыл предупредить своих военных о приглашённом премьере и те решили, что началось вторжение… Но это уже другая история.

Глава третья

ТАЙНА ОПЕРАЦИИ «АЙВИ БЕЛЛЗ»

Эта тёмная история не уступает по своей скандальности акции со шпионским полётом самолёта-разведчика, пилотируемого печально известным Пауэрсом. Однако она не получила широкой огласки даже тогда, когда почти всё в ней прояснилось, было названо своими именами. Началась «эпоха общечеловеческих ценностей», и хотя советские спецслужбы приготовили заявление для прессы, оно так и не стало достоянием декларируемой на каждом углу гласности. Из аппарата Горбачёва поступило указание — «сейчас не время говорить об этом». Но сегодня это время, похоже, пришло…

1. «Чёрный кокон»