Станция «Звездная» - Воронова Мария

– Значит, буду. Судьба такая.

– Прямо-таки.

Мечтательно глядя в потолок, Вася улыбнулся:

– А вот представь себе, судьба. Ты просто не знаешь…

– Куда мне, – буркнул Ян, поднимаясь.

В ванной все еще плескался Дима, но голод заглушал патолого-анатомическую вонь от его одежд. Пошарив в кухне, Ян нашел засохшую горбушку батона и почти пустую банку с медом от Николая Ивановича, решил, что для ужина сойдет, и поставил чайник. Заодно замочил на утро геркулес, отметив, что в шкафчике почти ничего не осталось – ни макарон, ни гречки, ни даже риса, который обычно расходовался плохо, потому что все трое терпеть его не могли и варить толком не умели. А до стипендии еще десять дней ждать… Нет, конечно, брать деньги с пациентов очень позорно, но Князев мог бы хоть разок поделиться со своим верным ассистентом. Очень бы выручил, но нет.

Ян вылил себе в чашку остатки Васиной заварки, энергично поскреб ложкой по стеклу, выбирая последние молекулы меда, размочил сухарь в кипятке и решил, что ужин царский по нынешним временам.

В кухню вошел Вася, разминая в пальцах сигарету. Ян нахмурился было, вспомнив об этой статье расходов, но тут же просиял, сообразив, что специально заначил целый блок именно для таких серьезных ситуаций.

– Я человек военный, если надо, буду читать, – Вася затянулся сурово и решительно, – а там, может, и до смысла докопаюсь.

– Почитай для начала гистологию.

– Куда я денусь, – вздохнул Вася и открыл форточку. С улицы пахнуло сыростью и бензином.

Ян опустил в чай новый кусок булки и сказал, чтобы Вася готовился к сессии и не поддавался на провокации всяких духовных дур, которые сами ни черта не понимают, просто хотят ослепить нормальных парней своим интеллектуальным богатством.

– Не говори о ней плохо, – сказал Вася, и Ян заткнулся.

– Слушай, Ян, а хочешь, расскажу, как я в академию поступил? – вдруг спросил Вася.

– Давай.

– Короче, прошел я отборочный этап, получил направление. Надо лететь в Ленинград на экзамены, а билетов нет, не достать ни за деньги, ни за как. Сам понимаешь, лето во Владике, все хотят на запад. Мы с еще одним прапором подергались туда-сюда, но, чувствуем, все, не вылетаем в Питер, а пролетаем мимо высшего образования.

– Но вам же должны были командировочные выписать.

– Так выписали, но билетов тупо нет, а в академии никого не волнует, смог ты вылететь, не смог, не прибыл вовремя на экзамены, все, до свидания. Точнее, прощайте.

– Да, несправедливо. Вы же не виноваты…

– Ну а то! Но разбираться никто не будет, и жизнь, кстати, вообще несправедливая штука, если ты не в курсе. Короче, мы уже отчаялись, и вдруг меня как подбросило. Говорю своему товарищу: поехали в аэропорт. Мало ли там, бронь соскочит или что. Уже так, без особой надежды, но, думаю, все равно лучше, чем на койке киснуть. Приезжаем, брони никакой, естественно, не освободилось, мы потыкались в кассу, все глухо. Делать нечего, собираемся домой, и вдруг я встречаю парня, который у меня в части срочную служил. Он куда-то летел отдыхать. Ну слово за слово, оказалось, у него мама старший билетный кассир в «Аэрофлоте». Он ей звонить – трубку не берет, а у него уже посадку объявляют. Тогда он на пачке «Примы» пишет: «Мама, помоги этим ребятам вылететь в Ленинград». Мы с этой пачкой рванули в кассы и тем же вечером были уже в Москве, ну а оттуда уже без проблем добрались.

Ян улыбнулся:

– Хорошая история.

– Видишь? Это судьба. На волоске буквально все висело, а она раз – и в последний момент сказала: нет, Вася, будешь учиться! Зря ты не веришь.

Пожав плечами, Ян сполоснул чашку и смел крошки со стола. Может быть, зря, а может быть, и нет. В жизни действительно бывают счастливые случайности и удивительные совпадения, и он сам несколько раз чудом избежал смерти, так что ж теперь? Считать, что это бог его уберег для каких-то важных дел? Отчего тогда Пушкина не уберег, если такой предусмотрительный?

Нет никакой судьбы и предназначения, просто жизнь многогранна, хаотична и происходит в ней всякое, и иногда обстоятельства оказываются сильнее нас, а иногда мы сильнее обстоятельств, вот и все.

Ян покосился на Васю. Тот, задумавшись, смотрел в окно, позабытая сигарета тлела в пальцах, оставляя за угольком длинный столбик пепла.

Нет судьбы, и любви с первого взгляда не существует, но вот встретил же Вася свою девушку, и влюблен как черт. И можно хоть до посинения талдычить, что в природе не существует божественного провидения и высших сил, он не поверит. Слушать даже не станет.

Тоже в принципе понятное дело, ибо чего в природе точно не существует, так это четких границ. Всегда имеются какие-то промежуточные формы, которые никуда не пристегнешь. Между мужским и женским полом есть гермафродиты, даже между жизнью и смертью не резкая черта, а целое поле, на котором располагаются комы, вегетативные состояния и клиническая смерть. Так же и между материей и всякой фигней существует, верно, какая-то не поддающаяся анализу размытость. Какие-то свидетельства того, чего нет и быть не может, говоря по-простому, чудеса.

Ян вздохнул. Хорошо быть таким волшебным и воодушевленным, как Вася, но как это сделать прожженному цинику, который уже в три года знал, что Дед Мороз – это просто дедушка, переодетый в маскарадный костюм? Который, даже когда был в шестом классе влюблен в Ленку Кирий, первую красавицу школы, прекрасно знал цену этому чувству и даже ответственные за него гормоны мог перечислить.

– Что не дано, то не дано, – вздохнул Ян и отправился в ванную, которую Димка наконец освободил.

Сегодня дежурил Князев, и Ян по традиции тоже остался, хоть сам стоял в графике через день. Они вместе приняли дежурство, посмотрели больных в приемнике, а потом Князев позвал Яна к себе пить чай – милость, которой он ни разу еще не удостаивался после возвращения в академию.

Как в прежние времена, Князев сам заварил, открыл коробочку конфет и, заговорщицки подмигнув, достал из шкафа темную пузатую бутылку с золотой надписью.

– По пять капель?

Ян кивнул, зная, что Князев человек добросовестный и на работе всегда наливает чисто символически.

– Давно хотел тебе сказать, – Князев поднял свою рюмку и чокнулся с Яном, – что ты теперь аспирант.

– Спасибо, я в курсе, – улыбнулся Колдунов.

Выпили. Коньяк оставил на губах терпкий вкус дыма и тоски.

– Ты аспирант, стало быть, в приоритете у тебя должна быть научная работа. А то знаю я вас, молодежь, занимаетесь тем, что нравится, а не чем положено. Сутками напролет торчите в клинике, когда библиотечный каталог давно плачет по вам горькими слезами.

Ян поскучнел, ибо Князев был прав.

– Вот ты сейчас со мной тут обретаешься и вроде как при деле, верно? – засмеялся Князев. – Вроде как имеешь полное моральное право обзор литературы не писать.

– Я просто…

– Да знаю, знаю, не оправдывайся. Ты молодец, но помни, с каким трудом досталось тебе это место, и я тебе по большому секрету скажу, что начальник кафедры будет только рад, если ты не представишь к сроку готовую работу.

– Почему? – удивился Ян. – Разве ему не все равно, защищусь я или нет?

– Видишь ли, если ты станешь кандидатом наук, то мы должны будем взять тебя на кафедру преподавателем.

– А если нет?

– То и суда нет. Поедешь, куда родина прикажет.

– Ясно.

– А, между нами говоря, у начальника на эту ставку свои планы, поэтому он тебя сразу и не взял в аспирантуру, хоть я просил как за родного сына. Не веришь?

– Ну что вы, Игорь Михайлович.

– Тут бы, конечно, не грех нам с тобой еще по одной за взаимопонимание, но долг есть долг, – Князев погладил выпуклый стеклянный бок и убрал бутылку, – как-нибудь в другой раз, в свободное время, верно, Янчик?

– Как вам будет удобно.

Князев хлопнул Колдунова по плечу:

– Что ты как не родной, ей-богу! Все сделаем в лучшем виде, ты только сам работу не запускай. Хоть говорят, что кандидатская всегда лучше докторской, потому что написана доктором наук, но аспиранту тоже надо мыслить, – улыбнулся Князев неожиданно ласково, – что не просто, когда голова у тебя забита текучкой, нервы истощены многочасовыми операциями, а кроме того, ты банально не высыпаешься, дежуря через день. В таком режиме не до научных прорывов, верно?