Слова, которые мы не сказали - Лори Спилман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю. Только Девон пока ничего не понимает. Он считает, что я несправедливо обижаю его отца. С одной стороны презрительное отношение ко мне сына, с другой нытье Маркуса. Он постоянно напоминает мне, как хорошо мы жили все вместе пятнадцать лет, что я все эти годы ездила на нем, а теперь резко нажала на тормоз. Как ему было тяжело, он работал днями и ночами, да еще и по выходным. Лишен сна и…
Я отключаюсь и перестаю вникать в то, что говорит Джейд. Об этих сказках Маркуса я слышала за последнее время раз тридцать и больше этого не вынесу. Получив поддержку родителей, Джейд в прошлом октябре ушла от Маркуса, в тот день, когда он ударил ее по лицу, и на следующей неделе подала на развод. Слава богу, она не дрогнула и не дала слабину. До сих пор.
– Маркус мне симпатичен, правда. Но ничто не может оправдать его. Ты не виновата, Джейд. Ни один мужчина не имеет права поднимать руку на женщину. Ни за что и никогда. Точка.
– Знаю. Ты все верно говоришь. Только я… пожалуйста, не осуждай меня. Аннабель, понимаешь, я скучаю по нему. Иногда.
– Если бы мы могли помнить только лучшее. – Я обнимаю ее за плечи. – Признаться, и я порой скучаю по тому, что было хорошего у нас с Джеком. Но я больше не могу ему доверять. У вас с Маркусом такая же ситуация.
Джейд поворачивается ко мне:
– Как прошло твое свидание с Майклом? Сказала ему, чтобы поднимал свою задницу и бежал в магазин за кольцом с бриллиантом?
Пересказываю ей наш разговор субботним вечером.
– Получается, если я перееду в Чикаго, мы сможем больше времени проводить вдвоем.
Джейд смотрит на меня с сомнением.
– Да? Он обещал раз в месяц оставлять свой драгоценный город? И тебе не надо будет терпеть эту Злюку?
Я улыбаюсь придуманному для Эбби прозвищу.
– Майкл обещал. Знаешь, я уже очень хочу получить эту работу.
– Нет! Ты не должна уезжать! Я тебе не позволю.
Именно такой реакции я ждала от Майкла.
– Не волнуйся. Я уверена, что у них куча других, более подходящих кандидаток. Но я составила великолепное резюме, хотя так и нескромно говорить.
Рассказываю Джейд о Камнях прощения и идее пригласить на шоу Фиону и мою мать.
– Подожди – мать? Ты говорила, что потеряла ее.
Я закрываю глаза и внутренне съеживаюсь. Неужели я такое говорила?
– Фигурально, не в буквальном смысле. Много лет назад мы серьезно поссорились.
– Я не знала.
– Прости. Я не люблю об этом вспоминать. Очень тяжело.
– Я удивлена, Аннабель. Значит, вы помирились и ты хочешь пригласить маму в студию.
– Да нет же!
– Ясно, – качает головой Джейд. – А мне не рассказала.
– Это всего лишь идея для канала, – говорю я, делая вид, что не замечаю сарказма в ее голосе. – Я все это придумала. Мы с мамой не помирились.
– Бог мой. Ну-ка, расскажи мне подробнее об этих Камнях прощения. Это что-то типа отпущения грехов? Ты рассказываешь кому-то самую сокровенную тайну, отдаешь булыжник, и все становится хорошо?
– Звучит глупо, да?
Джейд пожимает плечами.
– Ну, не знаю. Вообще-то, наверное, здорово. Понимаю, почему эта идея стала так популярна. Кому не хочется, чтобы его простили?
– Верно, Джейд. Твой самый большой грех, видимо, кража крема со стенда в магазине?
Я поворачиваюсь к ней и улыбаюсь. Однако Джейд мрачнеет.
– Да что ты. Я же шучу. Ты самый открытый и честный человек из всех, кого я знаю.
Джейд садится на траву и обхватывает колени руками.
– Аннабель, ты даже не представляешь…
Я тоже схожу с дорожки, чтобы пропустить бегущего мужчину.
– Более двадцати пяти лет огромная ложь портит мне жизнь, смердит, как головка вонючего сыра. С того дня, как папе поставили диагноз, эта боль буквально пожирает меня изнутри.
Джейд отворачивается и смотрит вдаль, словно пытается выбросить из головы черные мысли. Чертовы камни. Вместо того чтобы дарить людям успокоение, они приносят одни несчастья.
– Мне исполнялось шестнадцать, и родители решили устроить большой праздник. Папа волновался больше остальных. Хотел, чтобы все было идеально. Он решил сделать ремонт в комнате в подвале, поставить новую мебель, покрасить стены, словом, изменить все. Я тогда заявила, что хочу белый ковер. Папа не стал возражать. – Джейд смотрит на меня и грустно улыбнулась. – Представляешь, белый ковер в подвале?
– Ко мне должны были прийти пятнадцать девчонок. О, тогда мы были помешаны на парнях! Поэтому, когда в дверь постучала толпа ребят с водкой-черри и каким-то ужасным красным вином, мы, конечно, их впустили. Я была в ужасе. Что, если мои родители решат спуститься вниз и увидят, что мы выпиваем? Слава богу, они к тому моменту уже собирались спать и смотрели в спальне программу «48 часов». Они мне доверяли.
– В тот вечер моя подруга Эрика Уильямс напилась как свинья. Ее рвало. Повсюду. В том числе и на белый ковер.
– Бог мой! – восклицаю я. – И что ты сделала?
– Пыталась его оттереть, но не получилось. На следующее утро папа спустился вниз и все увидел. Я рассказала ему правду, что Эрике стало плохо. Он спросил: «Вы пили?» – а я подняла на него круглые глаза и ответила: «Что ты, папочка!»
Голос ее дрожит, и я обнимаю подругу за плечи.
– Джейд, это ерунда. Забудь. Ты была ребенком.
– Отец каждый год задает мне один и тот же вопрос, Анна. Даже в день моего тридцатилетия он спросил: «Джейд, Эрика выпила в тот день, когда тебе исполнилось шестнадцать?» И каждый раз я ему отвечаю: «Нет, папочка».
– Может, тогда настало время признаться? Отдай ему Камень прощения. Я уверена, что ложь терзает тебя гораздо сильнее, чем твоего отца ранит правда.
Она качает головой.
– Уже поздно. У него рак, метастазы по всему организму. Правда его уже не убьет.
Мы с Джейд завершаем последний круг, когда звонит Дороти. Голос ее уже много месяцев не звучал так бодро.
– Не могла бы ты навестить меня днем, дорогая?
Дороти обычно никогда не просит меня приехать. Более того, она постоянно твердит, что мне не стоит бывать у нее так часто.
– С радостью, – говорю я. – У тебя все хорошо?
– Великолепно. И привези, пожалуйста, полдюжины тех мешочков для камней. Их должны продавать в «Мишель».
О боже! Опять эти Камни прощения.
– Дороти, ты не приняла от меня камень, значит, тебе не нужно отправлять остальные, чтобы замкнуть круг.
– Полдюжины, – повторяет Дороти. – Для начала.
Я должна была это предположить. Дороти обожает отправлять письма по цепочке и принимать участие во всяких подобных штуках, конечно, она уцепится за новую забаву под названием Камни прощения. Она будет отправлять их, даже не имея надежды получить ответ.
– Да, но для начала нужно отправить одно письмо с просьбой простить, а не полдюжины.
– Полагаешь, за семьдесят шесть лет я обидела только одного человека? Разве ты не знаешь, что все мы глубоко в душе страдаем от чувства вины? Потому эти камушки так популярны. Они позволяют нам, даже обязывают нас быть ранимыми.
* * *Во второй половине дня я приезжаю к Дороти. При первом взгляде на нее замечаю, что лицо ее будто разгладилось и она выглядит умиротворенной. Она сидит во дворике у стола с зонтиком, а перед ней лежит аудиокнига Фионы Ноулс. Я невольно хмурюсь. Девчонка, доставившая мне столько проблем, стала ангелом прощения и, несомненно, неплохо на этом наживается.
– Люди хранят тайны по двум причинам, – заявляет мне Дороти. – Чтобы защитить себя или защитить других. Так говорит мисс Ноулс.
– Поразительное открытие. Эта женщина настоящее золото.
– Именно так, – кивает Дороти, не замечая моей иронии или делая вид, что не замечает. – Ты принесла мне мешочки, дорогая?
– Угу. Белый тюль, – отвечаю я и кладу ей их на ладонь. – В маленький горошек салатового цвета.
Дороти пробегает пальцами по ткани и развязывает шнурок.
– Прекрасно. На тумбочке в моей комнате стоит миска с камнями. Не могла бы ты их принести?
Я возвращаюсь с пластиковой миской, и Дороти вываливает содержимое на стол.
– Мэрилин собрала их во дворе. – Она проворно распределяет камни на пары. – Эти для Мэри, – добавляет она. – Хотя ей пока об этом неизвестно.
– Мэрилин? – удивляюсь я, услышав имя самой ее дорогой и близкой подруги, но, подумав, сознаю, что это не лишено смысла. – Я так понимаю, если ты знаешь человека всю жизнь, то непременно несколько раз да обидишь его. Я права?
– Абсолютно. Это было впечатляюще. – Дороти закрывает глаза, словно погружаясь в воспоминания. – Мне всегда казалось, что жизнь похожа на пещеру с извилистыми коридорами, украшенную множеством свечей. Когда мы рождаемся, вспыхивает половина свечей. Совершая доброе дело, мы зажигаем свечи по одной, и помещение освещается все лучше.
– Как интересно.
– Но на жизненном пути некоторые свечи гаснут из-за нашего эгоизма и жестокости. Понимаешь, мы сами зажигаем свечи, сами их и задуваем.
Я задумываюсь о том, как выглядела бы моя пещера со свечами. Интересно, в ней было бы больше света или тьмы?