Грустное кино - Терри Сазерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис пожал плечами.
– Да, кажется. Она сказала, что кончила.
– А ты сам что, черт побери, не понял?
– Ну да, она кончала.
– Что, всякий раз?
– Черт, да не знаю я, кончала она всякий раз или нет. – Он с любопытством посмотрел на Сида. – А ты что, совсем спятил или как? Что это была за безмозглая болтовня про Лихтенштейн?
– Я сказал, что у меня два вопроса, верно? Итак, второй вопрос: ты Эла Вайнтрауба знаешь? Он кузен Джоя Шварцмана, верно? Еще бы не верно. Чистая правда. Ну вот. А теперь… ты готов? Эл Вайнтрауб близкий друг министра финансов Лихтенштейна.
– Ё-моё, – буркнул Борис. Похоже было, он вот-вот заснет.
– Эл про эту страну все-все знает. Мы всю ночь были на ногах и тогда же до его друга-министра дозвонились…
– Послушай, Сид, – начал было Борис, бросая взгляд на часы, но Сид с мольбой его перебил:
– Пожалуйста, Б., хоть раз в жизни выслушай Сида Крассмана.
– Черт, да не понимаю я, о каком дьяволе ты толкуешь.
– Послушай, Б., прежде чем я пойду дальше, можешь ты мне до четверга одолжить?
– Что?
– Тысячу долларов – только до четверга.
– Ну да, конечно могу.
– Ты никогда об этом не пожалеешь, Б., поверь мне!
5
Лихтенштейн, как выяснилось, имел самый низкий доход на душу населения среди всех стран Западной Европы. Несмотря на альпийское великолепие в плане пейзажа, его относительно недоступное расположение просто, так сказать, не заносило его на карту. Туристы, многие поколения которых эта страна отчаянно старалась привлечь, никогда туда не прибывали. И все же Лихтенштейн имел свой необходимый реквизит: постоялые дворы (живописные), соляные ванны (с пылу с жару), склоны для катания на лыжах (посредственные), казино и оперный театр (закрытые). Там словно бы чего-то не хватало – возможно, чего-то неуловимого. А тем временем то же самое, но чуть более удобное было под рукой – в Сент-Морице, Клостерсе, Кицбюэле, Инсбруке и т. д.
План, разработанный Сидом и Элом Вайнтраубом (другом министра финансов Лихтенштейна), был сама простота – фильм должно было профинансировать правительство Лихтенштейна в ответ на то, что он будет снят в Лихтенштейне и эксклюзивно там показан. Зрители из Лондона, Парижа, Рима, Вены, Женевы, Цюриха – короче, отовсюду – примчатся специальными чартерными рейсами в единственное место, где смогут посмотреть последний фильм величайшего в мире режиссера. Люди всю ночь, а возможно, и дольше будут оставаться на колоритных постоялых дворах с пуховыми пуфами и уютными очагами; они пойдут в оперу, в казино, на лыжные склоны, к оздоровительным ваннам, в магазины, оригинальные и затейливые; они будут наслаждаться живописной альпийской красотой этого места. Очень может быть, что они полюбят Лихтенштейн – его простое очарование, его могучее великолепие, – и эта любовь даже может войти в привычку.
6
– Они хотят десятилетний эксклюзив на картину, – примерно неделей позже говорил Сид.
Борис кивнул. Его совершенно не волновало, где будут показывать картину, ему просто хотелось ее снимать.
– И позволь я тебе еще кое-что скажу, – хитровато добавил Сид. – Знаешь, с кем я сегодня разговаривал? С Эйбом Беккером. Ты ведь не знаешь, кто такой Эйб Беккер, верно?
– Тот монтажер в «Метро»? – предположил Борис.
– Эйб Беккер, – почти скупо произнес Сид, – сводный брат Никки Хилтона. Знаешь, что он сказал? Он сказал, что если дельце выгорит, Конни отгрохает там во-от такой «Лихтен-Хилтон»! – Резкий щелчок пальцами. – Магазины тоже, целый пассаж. Они классно наживутся – и Эйб это знает, можешь мне поверить! – Последнее он добавил с ноткой возмущения в голосе, как будто считал, что они могли бы и его туда подключить.
Прибыла официантка, и внимание Сида мгновенно переключилось на ее обнаженную грудь. Они сели за поздний ланч – примерно в четыре часа дня – в ресторане «Шангри-ла Тропикана», специализацией которого были свиные ребрышки и цыплята табака, а также официантки с именами вроде Горшочек Меда, Фигурная Коробочка, Шарик Милосердия и т. п. Сид частенько заходил туда, и знал, что официантки там по пояс голые, но каждый раз это вызывало у него живейший интерес.
– Эй, дорогуша, – сказал он девушке довольно тяжеловесного скандинавского типа, которая постоянно хмурила брови в подозрительном испуге, – ты не знакома с моим другом, всемирно известным кинорежиссером мистером Борисом Адрианом? Я тебе о нем рассказывал.
– Борис Адриан? – Девушка явно была поражена, но затем ее брови еще пуще нахмурились. – Правда? Послушайте, я знаю, что вы заняты в шоу-бизнесе, мистер Кратцман, я уже это проверила. Но некоторые из мужчин, которых вы приводите… по-моему, они просто мерзавцы или что-то в таком роде. Я хочу сказать, мистер Кратцман, у вас очень большое чувство юмора.
– Ну да, а здесь, понимаешь ли, какое дело – мы снимаем рекламные ролики, и я как раз говорил мистеру Адриану, что ты можешь оказаться именно той девушкой, которая подойдет для этой работы. Мы только должны быть уверены в растяжимости соска.
– В чем, в чем?
– Понимаешь, там будет очень крупный план, и мы должны убедиться в том, что линия совершенно точна. Это рекламный ролик общественного обслуживания для Си-би-эс, и он насчет… гм, насчет… ах да, насчет кормления грудью младенцев – понимаешь, чтобы поощрять кормление грудью среди молодых матерей. Не так давно в формулах, гм, молочных смесей обнаружили, знаешь ли, кое-какие очень вредоносные добавки. Это тридцатисекундный ролик – твое лицо, разумеется, показано не будет, только линия, гм, груди. Оплата семь пятьдесят.
– Семь пятьдесят? Семь сотен и пятьдесят?
– Плюс-минус несколько баксов – отчисление профсоюзу, всякие такие дела.
Девушка переводила взгляд с одного на другого.
– Вот так, значит, – с серьезным видом продолжил Сид. – Но мы должны быть уверены насчет линии. Подойди-ка поближе, а, дорогуша?
– Чего? – спросила девушка, немедленно повинуясь. – Какой еще линии?
– Линии соска, – сказал Сид. – Сосок – очень важная часть груди. А теперь просто расслабься. – Одну руку он положил на ее правое бедро, другую на ее левую (голую) грудь и осторожно ее ощупал. – Ну вот, а теперь мы просто проверим…
– Эй, погодите минутку… – начала было девушка, настороженно оглядываясь.
– Нет-нет, все в порядке, – заверил ее Сид, отпуская грудь, но по-прежнему сжимая бедро. – Вот, так-то лучше. – С этими словами он взял из своего бокала полурастаявший кубик льда и принялся массировать им сосок.
Девушка попыталась отстраниться, все еще сдержанно, но довольно тревожно озираясь по сторонам.
– Послушайте, администратор возмутится, если увидит это!
Сид проигнорировал ее замечание и повернулся к Борису.
– Да, вот видите, мистер Борис, здесь имеется вполне удовлетворительная растяжимость, вы согласны? – Тут даже девушка с интересом посмотрела на сосок, который теперь торчал вперед, точно крошечный шутовской колпак. И кое-кто из сидящих поблизости посетителей, обычно пресыщенных, тоже бросал неловкие взгляды на странный спектакль.
– Превосходно, – сказал Сид, – а теперь давай попробуем другой.
– Послушайте, – теперь уже девушка испытывала откровенные опасения, – нельзя ли нам сделать это попозже?
– Ладно, – внезапно сдался Сид и тут же переключил свое внимание на меню. – Как тут у нас сегодня насчет лобкового пирожка в глубокой тарелке?
– Что? – Девушка какое-то время глазела на него, раскрыв рот. – Да уж, некоторое чувство юмора у вас, мистер Кратцман, определенно есть, вы это знаете?
Борис вздохнул и грустно улыбнулся.
– Да, он это точно знает. Наверняка.
В городе и в индустрии, где изобилуют безвкусные остроты, а мужчин mauvaise foi [5] легион, – даже здесь Сид Крассман славился своим навязчиво-агрессивным остроумием и софистикой, всегда с легкой склонностью к гротескно-банальному. К примеру, садясь в такси, он порой ждал, пока шофер спросит «Куда?», после чего отвечал: «Ладно, блин, давай к тебе домой поедем!» И хрипло гоготал. Или, входя в переполненную кабину лифта, Сид мог с колоссальной властностью в голосе произнести: «Полагаю, вам небезынтересно, зачем я вас всех здесь собрал».
– Ну вот, порядок, Царь, так ты к этому готов? – спросил Сид, раскрывая дипломат, который вытащил из-под своего стула. Затем он достал большую белую папку, развязал тесемки и начал через стол передавать Борису цветные снимки одиннадцать на четырнадцать. Почти на всех фотографиях были скорее места, чем люди; городские площади, булыжные улицы, сельские тропки, луга, лесные просеки, речки, озера, хижины, церкви, замки – все явно в европейском стиле, и большинство на впечатляющем фоне снежных гор. Борис молча просматривал снимки, на лице его играла слегка озадаченная улыбка.
– Итак, деточка, вот наша натура! – воскликнул Сид с радостью, которая, как он отчаянно надеялся, станет заразной.