Аттические ночи. Книги XI - XX - Авл Геллий

(10) Однако, — произнес он, — возможно, кто-либо скажет по поводу этого сражения и стонов: „Если боль не является злом, почему же необходимо стонать и сражаться?“ Дело в том, что все, что не является злом, также не свободно от некой тягостности, и при этом существует много вещей, лишенных вреда и опасности гибели, так как в них нет [ничего] постыдного; но они противопоставлены мягкости и нежности природы и враждебны ей по причине некой темной и неизбежной последовательности самой природы. [146] Следовательно, мудрый человек может их перенести и преодолеть, [147] но не может полностью не допустить их в свои чувства. Ведь α̉ναλγησία (бесчувственность) и απάθεια (безразличие) [148] должны быть осуждены и отвергнуты по мнению не только моему, но и весьма мудрых людей из того же портика, [149] например Панэтия, [150] серьезного и ученого мужа. (11) Однако почему же против своей воли вынужден издавать стоны философ-стоик, тот, о котором говорят, что ничто не в состоянии принудить его [к какому-то действию]? Мудрый человек действительно ни к чему не может быть принужден, когда есть возможность обращения к разуму, но когда природа оказывает давление, разум, данный природой, также подвергается принуждению. Исследуй, если угодно, почему против своей воли [человек] закрывает глаза, когда чья-то рука внезапно начинает резко двигаться у него перед глазами, почему, когда на небе сверкает молния, он невольно отводит и голову и глаза при вспышке света, почему едва заметно вздрагивает при более сильном, [чем обычно], раскате грома, почему сотрясается при чихании, почему ему жарко от палящего солнца или холодно в сильный мороз. (12) Дело в том, что этим и многим другим управляют не воля, не суждение, и не разум, но законы природы и необходимость.

(13) Твердость, однако, состоит не в том, чтобы бороться с природой как с чудовищем и превзойти ее меру или оцепенением души, или жестокостью, или же достойным жалости неизбежным упражнением в перенесении боли. Именно таков был, как мы узнали, некий свирепый гладиатор в играх Цезаря, [151] который, когда врач вскрывал его раны, имел обыкновение смеяться. Однако же истинным и подлинным мужеством является то, что предки наши называли знанием обстоятельств терпимых и непереносимых. (14) Благодаря этому становится ясно, что существуют некоторые непереносимые вещи, от исполнения или принятия на себя каковых храбрые люди склонны уклоняться“.

(15) Когда Тавр это проговорил и, как казалось, был готов сказать по этому вопросу еще многое, мы дошли до повозок и сели в них.

О загадке

(1) То, что греки называют aenigmata (загадки), [152] некоторые из наших древних [авторов] именовали scirpi. [153] Именно такова та, что мы недавно нашли. Клянусь Геркулесом, это загадка старинная, весьма изящная и состоит из трех стихов, написанных сенарическим размером. Мы воспроизводим ее здесь без разъяснения, чтобы читатели изострили свой ум в поисках ответа. (2) Эти три стиха таковы:

Semel minusne an bis minus sit nescio, [154]Аn utrumque eorum; ut quondam audivi dicier,Iovi ipsi regi noluit concedere.(В один раз меньше или в два — того не ведаю,Быть может, оба в нем числа; слыхал я некогда,Он уступить не пожелал царю Юпитеру). [155]

(3) Кто не хочет долго искать, сам найдет, что это значит, во второй книге Марка Варрона „О латинском языке“, посвященной Марцеллу. [156]

По какой причине проконсул Гней Долабелла послал к ареопагитам женщину, обвиняемую в убийстве с помощью яда и признающую [этот факт]

(1) К Гнею Долабелле, [157] облеченному проконсульской [властью в провинции] Азия, была приведена женщина из Смирны. (2) Эта женщина лишила жизни сразу мужа и сына, тайком подав им отравы. Она признавала, что сделала это, и говорила, что имела причины так поступить, ибо этот муж и сын убили, заманив в засаду, другого сына женщины, рожденного от предыдущего мужа, — превосходного молодого человека безукоризненного поведения. Сомнений в том, что дело обстояло именно так, не было. (3) Долабелла обратился к [своему] совету. (4) Никто из совета не решился произнести суждение в столь неопределенном деле, ибо здесь налицо был и признанный [факт] отравления, в результате которого муж и сын были убиты, что, как представлялось, нельзя оставлять безнаказанным, однако и для злодеев это была достойная кара. (5) Долабелла отправил это дело в Афины к ареопагитам, как к судьям более авторитетным и опытным. [158] (6) Ареопагиты, рассмотрев дело, велели прийти обвинителю женщины и самой обвиняемой через сто лет. (7) Так не было прощено — что по закону невозможно — отравление, совершенное этой женщиной, и обвиняемая, заслуживающая прощения, не была осуждена и наказана. (8) Эта история содержится в девятой книге „Достопамятных деяний и слов“, написанной Валерием Максимом. [159]

Достойные упоминания примирения известных людей

(1) Публий Африканский Старший [160] и Тиберий Гракх, [161] отец Тиберия и Гая Гракхов, мужи, прославленные множеством подвигов и почетных должностей (honorum), [162] а также достойной жизнью, часто расходились во мнениях о политических делах и по этой или по какой-либо иной причине не были друзьями. (2) Эта вражда длилась уже долго; и вот однажды, когда в праздник была устроена трапеза Юпитеру [163] и сенат ради этого жертвоприношения пировал на Капитолии, случилось так, что оба этих мужа оказались рядом за одним столом. (3) Тогда, словно бессмертные боги, наблюдавшие за пиром в честь Юпитера Всеблагого Величайшего (Iovis Optimi Maximi), соединили их правые руки, они вдруг стали лучшими друзьями. И [так] была установлена не только дружба, но одновременно и родственная связь, (5) ибо Публий Сципион имел дочь на выданье, [164] и тут же, на этом же месте, он просватал ее за Тиберия Гракха, которого одобрил и выбрал тогда, когда суждение его было наиболее беспристрастно — покуда [Тиберий Гракх] являлся его врагом. [165]

(5) [Также] Эмилия Лепида [166] и Фульвия Флакка [167] — людей знатного происхождения, занимавших важнейшие должности и видное место в государстве, — разделяла длительная и обременительная ненависть. (6) Затем народ обоих избрал цензорами. [168] И когда глашатаи возвестили об этом, тотчас же там, на [Марсовом] поле, еще до конца собрания, они оба добровольно и с равным к тому желанием пожали друг другу руки и обнялись, и с того дня жили — и во время самой цензуры, и после — в полном согласии и доверии, как лучшие друзья. [169]

Что называют словами с двойным значением: и о том, что слово „honos“ (честь, почесть) также имело двойной смысл

(1) Нередко в древних текстах можно увидеть и заметить, что большое количество слов, которые в повседневной речи теперь обозначают один определенный предмет, [раньше] были нейтральными и общими [170] в такой степени, что могли обозначать и вмещать в себе две противоположенные вещи. Некоторые из этих слов хорошо известны, как-то: tempestas, [171] valetudo, [172] facinus, [173] dolus, [174] gratia, [175] industria. [176] (2) Более или менее признано и стало общим местом, что [данные слова] обладают двумя значениями и могут употребляться и в том, и в другом смысле.

[Слова] periculum, [177] а также venenum [178] и contagium [179] употреблялись не так, как сейчас — только в отрицательном смысле; можно найти много примеров такого рода. (3) Однако же совершенно уникален тот факт, что слово honos (почесть) тоже являлось нейтральным и даже употреблялось в значении malus honos (плохая почесть), обозначая несправедливость (iniuria). (4) Квинт Метелл Нумидийский [180] в речи, которую он произнес о собственном триумфе, высказался так: „В этом деле, насколько вы все вместе значительнее меня одного, настолько же вам, квириты, он нанес большую, чем мне обиду и оскорбление; и насколько честные легче принимают обиду, чем наносят другому, настолько же худшее бесчестье (peiorem honorem) перенесли вы, чем я. Ведь он хочет, чтобы я переносил несправедливость, а вы ее совершали, чтобы мне в удел осталась жалоба, а вам — порицание“. [181] (5) Итак, он сказал: „Вы перенесли худшее бесчестье (honorem peiorem), чем я“. Смысл этих слов тот же, что и выше, когда он сам сказал: „Вы перенесли большую, чем я, обиду и оскорбление“.

(6) Помимо [выяснения] значения этого слова я счел необходимым выписать указанную фразу из речи Квинта Метелла, чтобы четко определить, [182] что означает принцип Сократа: κάκιον ει̉ναι τὸ α̉δικει̃ν 'ή τὸ α̉δικει̃σθαι („Хуже поступить несправедливо, чем испытать несправедливость по отношению к себе“). [183]

О том, что слово „aeditumus“ (сторож храма) является латинским

(1) Aeditimus — старинное латинское слово, образованное по той же модели, что finitimus (пограничный) и legitimus (законный). (2) Однако сейчас вместо него, следуя необычному и надуманному словоупотреблению, по большей части говорят aedituus, словно [слово это] образовано от aedes tueri (охранять храмы). (3) Того, что я сказал, было достаточно для напоминания <***> [184] из-за нескольких необразованных и неукротимых полемистов, которых невозможно поставить на место, если не прибегнуть к авторитетным мнениям.