Человек-скелет (в сокращении) - Тони Хиллерман

— И все?

— Конец истории, — подтвердил Макгиннис.

— То есть Рино видел в той красивой коробке не один бриллиант?

Макгиннис поразмыслил.

— Ну да. Он что-то такое говорил о куче табачных жестянок. Старик хранил в них бриллианты.

— А откуда взялась коробка?

— Рино спросил об этом у старика. По-английски индеец не говорил, но он изобразил жестами самолет и вроде даже крушение, показал, как из самолета падают люди. А потом изобразил большой огонь.

Липхорн обдумал услышанное.

— Мистер Макгиннис, — сказал он. — Вы уже жили в этих краях в… дайте подумать… да, в пятьдесят шестом?

Макгиннис рассмеялся.

— Я все смотрю на тебя и жду: сообразишь или нет? Но ты молодец, догадался. Это случилось в августе, в сезон дождей. Самая страшная на то время авиакатастрофа.

— И произошла она вон там, — сказал Липхорн, указывая за окно, в сторону Мраморного каньона, находящегося не более чем в тридцати километрах отсюда.

Макгиннис усмехнулся:

— Когда я поселился здесь, воспоминания были еще живы. Два пассажирских самолета столкнулись в воздухе, и останки людей попа́дали в каньон.

— И багаж их тоже, — добавил Липхорн.

— И ты думаешь, среди багажа могла находиться набитая драгоценностями коробка?

— Именно так я и думаю, — признался Липхорн.

— По правде сказать, мне такая мысль тоже приходила в голову, — сказал Макгиннис. — И вряд ли торгующий драгоценностями коммивояжер стал бы возить в красивой коробке простые цирконы.

Глава четвертая

Бернадетта Мануэлито нравилась почти всем. И всегда. Нравилась девочкам, вместе с которыми играла в баскетбольной команде средней школы Шипрока. Нравилась сокурсникам, когда в студенческие годы работала лаборанткой в биологической лаборатории. Нравилась таким же, как сама она, курсантам, проходившим практику в полицейском управлении племени навахо, и тем, кто работал с ней в Пограничной охране США.

В чем секрет ее обаяния? Спросите любого из ее знакомых, и вам скажут, что Берни, среди соплеменников-навахо известная под именем Женщина, Которая Смеется, — девушка улыбчивая, жизнерадостная и приветливая.

Но сегодня она, вопреки обыкновению, выглядела озабоченной и серьезной.

Сегодня, в своем стареньком синем пикапе «тойота» направляясь в сторону Шипрока, в гости к Хостину Пешлакаи, Берни особой радости не испытывала. Мать замучила ее вопросами, ответить на которые Берни было не просто.

Надежный ли человек этот Джим Чи? Разве она не знает, что род Медленные Речи отличается ненадежными мужьями? А что, Чи по-прежнему мечтает стать врачом или певцом? Не стоит ли ей, прежде чем выходить замуж, подыскать себе другую работу? Почему Чи до сих пор в звании сержанта? И так далее. И наконец, где они собираются жить? Неужели Берни не уважает традиции навахо? Чи следовало бы поселиться вместе с ними, а не забирать Берни из дома. Она уже подыскала жилье?

Так оно и шло, пока Берни не согласилась поговорить с Хостином Пешлакаи, старшим братом матери и главой их рода. Берни даже обрадовалась возможности побеседовать с дядей. Она его очень уважала. Замечательный человек.

Да и денек выдался замечательный — над хребтом Карризо вздымались белые башни облачного замка, грозовые тучи клубились и над горами Чуска. Обычно, видя такие красоты, сулившие благословенный дождь, Берни принималась радостно напевать. Сегодня же, глядя на облака, она думала об опаленных засухой склонах, где паслись стада овец, принадлежавшие роду Высокий Дом, и о том, что сезон дождей запоздал и проку от него будет немного.

Можно было подумать, что причиной дурного настроения стали дотошные расспросы матери. Но дело даже не в них, а в том, что, вернувшись к пикапу, Берни обнаружила в голосовой почте мобильного телефона сообщение.

Звонил Джим Чи. Тон сержанта Чи был строго официальным.

— Берни, я не смогу приехать к тебе сегодня.

Затем последовало немногословное объяснение: Ковбой Дэши просит помочь его двоюродному брату, а для этого нужно съездить в Большой каньон, где ему, «возможно, придется провести день-другой».

Хорошо хоть не назвал меня «офицером Мануэлито», подумала Берни. Не ожидает ли ее и после замужества все та же знакомая роль подчиненной? Собственно говоря, мать спрашивала и об этом. Берни очень хотелось услышать в словах Джима хоть отдаленный намек на сожаление. И почему он не предложил ей поехать вместе с ним?

Возможно, Чи не помнит ее восторженного рассказа о давнем школьном походе по Большому каньону, куда они отправились как-то всем классом вместе с учителем естествознания. Можно списать все на забывчивость ее жениха. Но это означало бы, что Джим пропускает ее слова мимо ушей. А это ничуть не лучше. Быть может, даже и хуже.

Миновав Шипрок, Берни решила, что дядя может и подождать, и свернула на старое шоссе. Она проедется вдоль реки Сан-Хуан, посмотрит, не стоит ли машина Чи возле его дома — припаркованного на берегу жилого автофургона. Скорее всего, машины там не будет — рабочий день все-таки, — тогда, в отсутствие хозяина, она сможет без помех осмотреть его жилище.

Берни остановила пикап на том месте, где обычно стояла машина Чи, вышла. Автофургон был старый и довольно ветхий. Однако окна, отметила она, тщательно вымыты. Оси, на которые, когда придется переезжать, насадят колеса, бережно укутаны брезентом.

Берни обошла фургон, поднялась на сколоченную из досок веранду, пристроенную к домику со стороны реки, уселась в хозяйский шезлонг и огляделась.

Осень приглушила журчание реки Сан-Хуан до негромкого ропота. Земля истомилась жаждой в ожидании сезона дождей.

Что ж, может, недолго ждать осталось. Берни почувствовала, как привычный оптимизм возвращается к ней, сомнения уходят прочь. Она вспоминала улыбку Джима Чи, его доброе сердце, заставлявшее его подчас нарушать правила белого человека. Вспоминала его объятия, поцелуи.

Вот и тучи собираются на западе. А это всегда повод для оптимизма.

Джоанна Крейг старалась казаться невозмутимой. Ей во что бы то ни стало нужно было завоевать доверие низкорослого индейца, что сидел сейчас у окна и упорно разглядывал тыльную сторону своей ладони. Так что ей приходилось скрывать свое волнение.

А это было нелегко. Взять хотя бы эту комнату, обставленную в стиле пятидесятых. Старомодная помпезность этого гостиничного номера словно возвращала Джоанну в те времена, когда погиб ее отец. Заставила вспомнить все, что она узнала из газетных вырезок, найденных после смерти матери в ее шкафу.

Горестные рассказы, страшные фотографии искореженных обломков двух самолетов. Репортажи эти были такие подробные, что у нее создалось впечатление, будто она видела место катастрофы собственными глазами.

Билли Туве сидел, разглядывая свою ладонь, словно и не слышал только что произнесенных ею слов о богатстве, которое могут принести ему эти бриллианты. Похоже, богатство его не интересовало. Туве куда интереснее было поговорить о том, как тревожится его мать, как хорошо, что его двоюродный брат, помощник шерифа, пытается помочь ему.

— Мистер Туве, — сказала Джоанна, — мне кажется, я плохо объяснила вам, зачем я сюда приехала и почему внесла залог, благодаря которому вас выпустили из тюрьмы. Но я хочу вам сказать: я уверена в том, что вы не убивали того человека. И я хочу, чтобы в вашем случае справедливость восторжествовала. Но вы мне не доверяете, и я догадываюсь почему.

Билли Туве посмотрел на нее и слабо улыбнулся.

— Да нет, — сказал он. — Просто я знал совсем немного белых людей. И у каждого из них была какая-то цель.

— Не скрою, что и у меня тоже имеется цель. И я хочу рассказать вам о ней и попросить вас о помощи.

Похоже, Туве заинтересовался. Он кивнул.

— Бриллиант, который вам дал незнакомец в каньоне и в краже которого вас несправедливо обвинили, принадлежал моему отцу. Его звали Джон Кларк. Он летел в одном из самолетов, столкнувшихся много лет назад в небе над каньоном. Джон Кларк занимался бриллиантами. Он вез в Нью-Йорк наполненный этими камнями чемоданчик. Один из бриллиантов предназначался моей матери. Они собирались пожениться.

Туве обдумал услышанное.

— И что же?

— Отец погиб, — сказала Джоанна. — Бриллианта моя мама так и не увидела.

Туве молча смотрел на нее, размышляя.

— Ну так вот, — продолжала Джоанна. — Она была беременна, и вскоре должна была состояться свадьба. Однако после смерти отца семья его не пожелала иметь с ней ничего общего. И со мной тоже.

Джоанна умолкла. Почему все это должно интересовать Туве? Но ведь, похоже, интересует.

Он покачал головой.

— Неужели даже дедушка и бабушка?! Как плохо, — сказал он.

И вдруг Джоанна поняла, что ей действительно хочется рассказать этому простому человеку обо всем. В умственной отсталости его сомневаться не приходится. Но ведь и с ним обошлись дурно. И уж такие-то вещи он понимает.