Морпех. Дилогия (СИ) - Таругин Олег Витальевич

[1] «Светка» — жаргонное название самозарядной винтовки Токарева СВТ-40.

[2] Самоходная мелкосидящая плоскодонная десантная баржа, оснащенная двигателем шведского конструктора Болиндера.

[3] Имеется в виду условное обозначение рубежа обороны гитлеровских войск на Краснодарско-Таманском направлении «Готенкопф» («голова гота», «голубая линия»). Оборонялся 17-й армией Вермахта. Был окончательно прорван во время Новороссийско-Таманской операции в октябре 1943 года.

[4] ОБМП- отдельный батальон морской пехоты. В данном случае речь идет о 382-м батальоне из состава 810-й отдельной бригады МП Черноморского флота ВМФ России (г. Темрюк, азовское побережье Краснодарского края).

Глава 3

Район Южной Озерейки, утро 4 февраля 1943 года

Степан отреагировал на полном автомате, на рефлексах отрабатывая намертво вбитые боевые навыки: выйти из-под обстрела, найти укрытие, проверить оружие, вступить в бой. Мельком порадовался, что керосинка не погасла: в темноте пришлось было бы куда как сложнее. Метнувшись к нарам, ухватил ближайший автомат и подсумок с запасными дисками, и, пригнувшись, чтобы не расшибить голову о просевшую подпорную балку, рванул к выходу. Сорвав плащ-палатку, толкнул дверь от себя, краем сознания припомнив, что открываться она, вроде бы, должна наружу, дабы не внесло внутрь ударной волной близкого взрыва. Или все-таки наоборот, чтобы снегом или землей не привалило? К занятиям по полевой фортификации Степан, как и большинство курсантов, относился без особого пиетета, искренне полагая, что в современной высокоманевренной войне морпехам копать блиндажи уж точно не придется, тем более, для подобного имеются инженерные войска, а вот надо же — и запомнилось кое-что, и пригодилось. В том смысле, что дверь послушно распахнулась — именно что наружу…

Левчук с Аникеевым, судя по металлическому лязгу и сдавленному мату за спиной, отреагировали столь же быстро и занимались примерно тем же самым. То есть, экстренно «выходили из-под обстрела», не дожидаясь повторного прилета фугасного подарка, который, вполне может статься, на сей раз ляжет с полным накрытием, и от которого вряд ли защитит хилый накат немецкого — или кто там его строил? Вроде бы, в разговоре еще и румын упоминали? — блиндажа. А в том, что на втором слое бревен вражеские саперы определенно сэкономили, Степан даже не сомневался, уж больно щедро сверху землицей сыпануло.

Снаружи была сизая от дыма морозная ночь, и тухло воняло сгоревшим тротилом.

Алексеев на секунду замешкался, пытаясь сориентироваться и понять, куда следует бежать. Нет, понятно, конечно, что вверх по нескольким вырубленным в мерзлой земле ступенькам — и дальше по ходу сообщения, вот только оный ход уходил и вправо, и влево.

— Направо давайте, тарщ лейтенант, — ощутимо пихнул в спину старшина. — Левый ход наверняка завалило, как раз с той стороны и рвануло…

Степан послушно двинулся в указанном направлении, успев пробежать метров пять, прежде чем очередной осколочно-фугасный подарок лег совсем недалеко от траншеи: похоже, фрицы заранее пристрелялись по собственным позициям. Короткая вспышка, могучее «бу-бумм», выворачивающий внутренности акустический удар — и лупящие по головам и спинам залегших бойцов комья мерзлой земли. Спустя буквально секунду — еще один разрыв, теперь где-то позади, как бы даже не в районе блиндажа, светлая ему память, коли так. Похоже, угадал: в окоп посыпались обломки искромсанных бревен, расщепленные доски, еще какой-то мусор.

— Ух, ё! — прокомментировал происходящее старшина, тряся головой. — Метко садит, сволочь! Держите, тарщ лейтенант, шлем, а то, не ровен час, голову зашибет! А вот автоматик вы бы мне…

Левчук недоговорил, одновременно с высверком очередного взрыва утыкаясь в землю. Снова бабахнуло, щедро одарив морских пехотинцев новой порцией земли. Впрочем, Алексеев его прекрасно понял: судя по всему, пистолет-пулемет, который он прихватил, покидая блиндаж, принадлежал старшине. Не оборачиваясь, забрал у бойца каску, напялил на голову. Не успевший просохнуть подшлемник неприятно холодил кожу, и Степан искренне надеялся, что влажный он из-за морской воды. Еще один взрыв, и еще — немцы лупили залпами, не жалея боеприпасов. Утоптанное дно траншеи ходило ходуном, с оплывающих буквально на глазах стенок сыпалась земля, по затянутой плотным сукном бушлата спине и шлему молотили камни, в ноздри лезла тухлая кислятина сгоревшей взрывчатки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Взрыв. Снова взрыв. Перерыв в пару-тройку секунд. Взрыв. Взрыв. Пауза. Взрыв. Пауза. Взрыв.

И только сейчас, всем телом вжимаясь в промерзшую наковальню новороссийской земли, по которой с безжалостным постоянством долбил исполинский молот немецкой батареи, впервые оказавшийся под артобстрелом Степан, неожиданно и со всей остротой осознал, что именно он видел во время раскопок. И почему поисковики говорили, что в окрестностях города грунт в буквальном смысле нашпигован металлом. Вот этим самым металлом, который сейчас с нежным журчанием падал на занятые советскими морпехами бывшие фашистские окопы. Старший лейтенант неожиданно поймал себя на мысли, что точно не уверен, гаубицы по ним лупят, или минометы: слух отшибло после первых же разрывов, так что пойди, пойми, журчит оно, или воет…

Взрыв. Взрыв. Взрыв. Оглушающая звенящим беззвучием пауза и противный металлический привкус во рту. Взрыв. Взрыв. Короткая передышка. Взрыв. Взрыв. Взрыв.

Аникеев все-таки не выдерживает, что-то иссупленно кричит (сквозь напрочь забитые уши не пробивается не один звук, кроме бесконечного бумканья новых разрывов) и пытается встать. Но опытный старшина хватает его за поясной ремень, прижимая в земле.

И неожиданно наступает тишина. Настоящая, а не звенящая в ушах тишина. Нет, противный, проникающий куда-то под самую черепную коробку комариный звон никуда не уходит, лишь меняет тональность. Старлей инстинктивно трясет головой, словно это может помочь. Осторожно приподнимается. С каски и бушлата сыплется земля, рот и нос забиты пылью. Неужели все закончилось? Интересно, сколько времени прошло? Час, два, больше? Нет, понятно, конечно, что глупость; что прошло от силы несколько десятков минут, но подсознание не верит, убеждая в обратном…

Левчук что-то говорит, и Степан неожиданно осознает, что уже начал его слышать:

— Впервой, что ли, говорю, под обстрел попал, лейтенант?

Морпех согласно кивает, судорожно, до рвущего горло кашля отплевываясь. Странно, вроде и земля мерзлая, а во рту — сплошная пыль, словно летом. И слюна вязкая, коричневая такая, будто шоколадный батончик сжевал. Вот только вкус у этого батончика больно уж странный.

— Тогда понятно, когда в первый раз, оно завсегда страшно. Я, тарщ лейтенант, честно вам признаюсь, когда впервые под германскими фугасами полежал, едва того, под себя не сходил. Причем, сразу в обоих смыслах. Одно удержало — позориться перед товарищами уж больно не хотелось. А после и вовсе не до того стало, когда немец на наши позиции попер. Он-то, дура, считал, что с земелькой нас качественно перемешал, а мы ему так дали, что еще почти сутки позицию держали. Далеко это было, под самой Москвой. Ну, так чего, оклемались? Держите-ка вот фляжечку, рот прополощите да водички глотните. Немного только, когда еще доведется новой набрать.

— Нор…нормально, — наконец отдышался Степан, с благодарностью принимая фляжку. — Спасибо, старшина. Что теперь?

— Так, оно понятно, что, — добродушно ухмыльнулся старшина. — Сейчас фриц на нас двинет, чтобы обратно из окопов выбить. Ну, а мы ему прикурить дадим, чай, не впервой. Вы мне только оружие мое верните, добро? Поскольку штатное, и номерок в соответственном документе прописан. А я вам взамен другой дам, как давеча и обещался, и боеприпасом на первое время поделюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так до конца и не пришедший в себя Алексеев автоматически протянул старшине пистолет-пулемет, получив взамен точно такой же, разве что с расщепленным пулей или осколком прикладом, впрочем, надежно удерживаемым затыльником. С интересом повертел, изучая, благо, света почти хватало: неподалеку что-то достаточно жарко горело. И надеясь при этом, что со стороны это не выглядит достаточно подозрительно — проверяет себе человек оружие, чтобы не подвело в самый ответственный момент, и проверяет. Мало ли что — грязь, куда не следует, набьется, или заклинит чего, автомат-то не новый, недаром приклад расщепило. Не скажешь ведь, что впервые в руках держишь? Ну, да, тот самый знаменитый ППШ-41, знакомый по кинофильмам о войне и музейным экспозициям. Знать бы еще, как именно им пользоваться. Со спусковым крючком все понятно, со шпеньком впереди от него — тоже: ничем иным, кроме переводчика огня он быть не может. Стопор магазина также вопросов не вызвал, хоть и располагался не шибко удобно, зимой да в толстых перчатках фиг сдвинешь. А вот где на этом легендарном раритете расположен предохранитель, еще нужно будет выяснить. Хотя, вот же он, ребристый ползунок на рукоятке затворной рамы, входящий в соответствующий паз ствольной коробки. Вот и разобрались… наверное.