Ярко-алое - Анастасия Парфенова

Поведение ее сейчас вполне соответствовало подобному выводу. Если женщина, три десятка лет бывшая женой главы союза, настолько не понимает политической ситуации, это просто опасно. И Кимико, и ее отец прекрасно расслышали предложение, от которого нельзя отказываться. Тимур мысленно поставил на файле «теща» пометку «дура» и приготовился к неприятному разговору.

— Боюсь, это исключительно моя вина, — чуть улыбнулся он, стараясь не показать недоверия. — Не хотелось давать госпоже Кимико время передумать. Это было бы ужасно, не правда ли?

Несколько ударов сердца собеседница молчала. Рука, лежавшая поверх его, сжалась так, что Тимур перестал чувствовать локоть.

— Советник, — тихо, очень тихо заговорила госпожа. — Это не просто формальная церемония с символическим подписанием контракта и объединением денежных счетов. Вы имеете хотя бы малейшее представление, что означает вступление в традиционный аканийский брак?

Ему нужно поладить с невестой, напомнил себе господин советник. Ему отчаянно, кровь из носа, нужно получить поддержку вдовы Нобору. А значит, ссориться с ее матерью недопустимо.

— Вопреки всем свидетельствам обратного, я все-таки родился и вырос на одной с вами планете, госпожа, — попытался пошутить Тимур. — Слова «мораль» и «обычаи» вызывают у меня какие-то ассоциации. Смутные.

— Не сомневаюсь, — сухое подтверждение, без уточнения, в чем же она не сомневается. Отсвет иронии где-то в глубине напряженного голоса. — Однако мне было бы спокойней, если бы вы точно представляли, во что именно ввязываетесь. Желательно перед тем, как окажетесь полностью и необратимо связаны, советник. Как воин вы не можете не ценить необходимость разведки перед введением в игру основных сил.

— Порой уместна разведка боем. Противник не успевает адекватно на нее отреагировать. Вы не находите, госпожа, что обсуждение замужества в терминах военной кампании больше говорит об Акане, нежели о моих — самых благородных! — намерениях относительно вашей дочери?

— Мы обсуждаем традиционное аканийское замужество, советник.

— Ах да. Тонкое, но существенное уточнение. Благодарю вас, госпожа моя.

У него создалось впечатление, что женщина стискивает пальцы, чтобы удержаться и не всадить в печень собеседника что-нибудь посерьезнее словесных шпилек. И в этот момент советник Канеко почуял наконец фальшь. Ну не может владычица, прошедшая через смуту и опалы, быть настолько: «порывиста». Многое допустимо списать на защиту князя, но сейчас высокородный супруг не спешит вмешиваться, да и остальное семейство ведет себя, будто ничего необычного не происходит. Если бы Аири действительно склонна была выхватывать из прически спицы и бросаться с ними на высокопоставленных гостей, она давно погибла бы или подставила родных под удар.

— Советник Канеко. Тимур. Вы станете членом древнего и отнюдь не простого клана. Вы станете сыном старой, далеко не дружной семьи. Вы окажетесь вплетенным в сеть отношений и обязательств — и попытка увидеть последствия их влияния на вас и на всю Акану ввела нашего пророка в состояние невменяемости. Просто представьте себе, каково это будет — называть владык Фудзивара своими родителями.

Против воли его воображение рванулось вперед. И застыло, натолкнувшись на невидимую непреодолимую преграду. При одной мысли назвать вот эту вот женщину «матерью» волной поднялось неприятие. Гордая аристократка, разговаривавшая с ним, как с умственно неполноценным. Да что там, не считавшая того, кто имел неосторожность родиться от союза пользователя и дочери варваров, достойным планеты Акана.

Вся ее спесь не стоила тени улыбки Канеко Надежды.

Тимур сам был поражен остротой своей реакции. Ухватил себя мысленно за горло, заставил улыбнуться, рассыпаться в заверениях, сколь счастлив он будет породниться с царственными Фудзивара. К счастью, в этот момент они остановились перед тории. Ведущие в никуда деревянные врата поднимались над тропой, изогнутым эхом повторяли линии горных перевалов.

Госпожа Фудзивара зло вздохнула, но не отпустила его. Похоже, она не собиралась позволять церемонии идти своим ходом, пока не дождется ответа. Или хотя бы убедительной реакции. Соберись, Канеко. У тебя нет такой роскоши — бередить старые раны.

— Госпожа моя, — тихо, позволив эмоциям надломить свой голос, и какая разница, к чему именно эти эмоции относятся? — Княгиня. Я не причиню вреда вашей дочери. Со всем остальным мы сможем разобраться, но главное — в этом. Кимико должна быть в безопасности.

Ее кивок был столь незаметен, что Тимур даже не был уверен, не показалось ли ему. Владычица Фудзивара отпустила его руку. Отступила, возвращаясь на свое место в процессии — бледная, решительная, странно дикая женщина, плохо вписывающаяся в занимаемое ею положение.

Призвав к порядку нервы, жених шагнул под пустой пролет. Краски миров и коды реальностей смешались.

Он вышел из-под лишенных створок ворот тории на вершине горы. Причудливые башни храма, только что казавшиеся столь непостижимо далекими, теперь были совсем рядом. Голова чуть кружилась из-за резкого изменения давления, воздух пьянил холодом и свежестью. Далеко внизу разлились глициниевые заросли и изумрудные реки, подернутые сизой дымкой тумана.

С легким шуршанием ткани появлялись остальные участники процессии. Тимур проследил, как кузен Коити соткался из воздуха витражным рисунком, обрел объем и плотность, напряженную неуверенность пользователя в святая святых чужого храма.

Фудзивара Кимико, всю ночь проведшая в храме на церемониях очищения и прощания с хранителями рода, ожидала процессию в беседке среди зарослей священного дерева сакаки.

Медленно выдохнув, продолжил жених свой путь.

Они шли по каменной тропе, и, казалось, действительность с каждым шагом все отдалялась, блекла перед зачарованным «здесь и сейчас».

Мир сузился до неровности камня под ногами, до древнего холода поднимавшихся по обе стороны от дороги плит. Лишь когда иероглифы на высоких монолитах начали чуть светиться, Тимур понял, почему этот камень давил столь пристальным, столь осязаемым присутствием.

На плитах были высечены имена. И за ними, за обманчиво невинными знаками, пряталось чужое, отстраненное внимание, одновременно казавшееся чем-то большим и меньшим, нежели человеческий разум.

Предки клана Фудзивара. И его хранители.

Тысячи имен, тысячи жизней, тысячи дорог. Физические тела давно сожгли, отдавая пепел Акане. Но оставались тела виртуальные. Базовые профили, сетевые аватары, формы, личины и маски. Вмещающие целые судьбы объемы памяти, архивы и библиотеки. Персональные программы, файлы, настройки, любимые уголки Паутины. Все то, что составляет личность, что сплетается в истинную жизнь аканийца, было собрано, упорядочено и с бережным почтением сохранено здесь, на священной для клана горе. Полуварвар в Тимуре автоматически навесил древние ярлыки — искусственный интеллект, псевдоразум, виртуальная симуляция. Варвар мог бы спорить, не признавать юридических прав, объявлять вне закона и разжигать войны. Сыновья и дочери Фудзивара просто знали, что ками живут в любом из них, живут вечно и непостижимо, действуя через человеческий разум в любой из реальностей.

Физическая смерть здесь была лишь новым перерождением, еще одной ступенью. Знаком, что предначертанные уроки выучены и пришло время взойти на иной уровень.

Тимур выпрямился под пересечением тысяч невидимых взоров, не несущих прямой угрозы, но и не спешащих выразить одобрение. И невпопад подумал, что в данном вопросе он все же склонен к созерцанию и принятию. Обычно весьма громко (и едко) заявляющая о себе аналитическая сторона личности советника Канеко здесь молчала. Существующее должно считать существующим, а несуществующее — несуществующим. Ками нужно принимать такими, какие они есть.

Но сделать это было бы куда легче, имей вторгшийся в святая святых полуварвар хоть малейшее представление, о чем думают и чем руководствуются хранители рода. Практика подсказывала, что политические выкладки имеют для этих непостижимых существ куда меньшее значение, чем для неспокойных их потомков.

Одно было несомненно — как бы далеко ни ушли по пути эволюции чтимые предки, они не оставляли своих семей. Хранители Фудзивара помнили, кем является ожидающая у храма хрупкая женщина. И в этот час именно на ней было сосредоточено непостижимое внимание. Ее присутствие наполняло горный воздух беззвучными волнами любви и поддержки.

Тимур, детские воспоминания которого были довольно расплывчатыми, лишь смутно помнил, как чтили в семье прародителей. Как обращались к их защите и покровительству. Ками были рядом в часы горя и радости, в моменты грозящих гибелью перемен и в равномерном течении обыденной жизни. Тимур помнил, знал, но, кажется, не понимал. Не мог постигнуть до того момента, как увидел белую фигуру, окруженную невидимой, неощутимой, ужасающей в своей чуждости силой.