И в печали, и в радости - Марина Макущенко

– Мы тебя искали, – сказал Миша.

Юра смотрел мне прямо в глаза. Спокойный такой, милый. Это нормально вообще? Если бы не восторженный взгляд мальчика, я высказала бы мужчине, что он выбрал неудачное, неуместное, бессмысленное место для прогулки. Да и время. Мне не нравилось то, что меня подкарауливали, даже наша последняя милая встреча – не повод заставать меня врасплох. Я не скрывала недовольства, и оно, предполагаю, должно было читаться в моих глазах. Но Юра не прятал взгляд, не спешил понимать, продолжал мирно на меня смотреть.

– Ты где была? – Миша давил и требовал моего внимания.

– Работала.

– Ты когда придешь ко мне играть? – Опять властный тон. Парень, до трех хотя бы дорасти!

– Миша, я не знаю, что тебе сказать.

– Почему?

– Я не привыкла к таким длительным отношениям и обязательствам.

– Я не понимаю.

– Не слушай меня. – Я чувствовала, что вот-вот сдамся.

– А зачем ты говоришь?

– Привыкла так говорить и говорю, не думая.

После таких намеков его папе неповадно будет искать меня по киевским дворам. Что это он ухмыляется? Только глазами. Слишком у него выразительные глаза, чтобы скрывать язвительную улыбку! Я возмутилась.

– Юра, а вы всегда выходной в выходной?

– Вообще да, – коротко ответил он.

– Интересно, но я часто вижу вас в будние дни, когда все честное население трудится.

– Я вас тоже.

– Я не в счет!

– Потому что вы не относите себя к честному населению, которое стремится к длительным отношениям и выходным?

Я притворно улыбнулась. То есть ты услышал все, что я тебе сказала, но это вызывает у тебя не более чем насмешку? Мне захотелось избавиться от его общества. Я надулась и решила не отвечать на колкости непрошеного гостя. Сегодня я капризничаю. У меня месячные. Я хочу новое платьице, под одеяло и сказку. Про муми-троллей. Я хочу плакать, нет, я хочу хныкать! Почему у меня нет ПМС, но так сложно в первый день цикла? Эти еще пришли… То, чего уже почти добился сын, одним самоуверенным взглядом уничтожил отец.

– Я вообще-то уже выбросила мусор и возвращаюсь домой.

– И что будете делать?

– Не знаю, – сказала я. – Но уже решила, что сегодня я ношу домашнее платье.

Ага, удивился! Что, нет логики? А куда она делась? Потерялась? Ой, лучше уходите, мальчики, а то я вам сейчас все нервы скушаю.

– А можно в домашнем платье погулять по вашему двору, до того… – он всмотрелся в глубину двора, – это что… Чебурашка?

Я посмотрела на облезлое двухметровое деревянное Нечто, вбитое в землю, в углу грязной песочницы. Кто знает, чем оно было лет двадцать назад…

– В общем, до этой фигуры, – продолжил Юра, – и назад? Вас никто не увидит в вашем платье…

Сначала показалось, что в его тоне было что-то просящее, но мои надежды развеяла последняя реплика. Платье-то было симпатичным, из сиреневого вязаного полотна, с рюшами… Я в нем, конечно, озябла, и к нему не шли короткая красная велокуртка и сапоги цвета хаки, а с грязным ящиком из холодильника это все вообще сплошная эклектика, но можно было бы и не акцентировать на этом свое мужское внимание! «Ящик в руки, и домой!» – скомандовала я себе и раздраженно присела, чтобы взять свой аксессуар, а там, внизу, меня поймали обаятельные, серые, как мартовское небо, глаза, которые без всяких слов умели просить и за которыми можно было пойти даже в таком прикиде, даже… Ну нет, за пределы двора они меня не вытянут!

– Хорошо, – сказала я, улыбаясь Мише. – Если вы так далеко зашли в поисках столь сомнительного счастья, то давайте пройдемся… Только по двору.

Если не двигаться, куртка не согревала, но пойти утеплиться – значит дать им надежду на долгий променад. Так я и пошла – с ящиком, в резиновых сапогах и спортивной куртке – вдоль своего дома.

Из третьего подъезда вышла Лена, моя давняя знакомая. Лене сорок восемь лет, она мама троих детей и дважды бабушка. У них большая и дружная семья, о которой я наслышана. Лена всю жизнь проработала уборщицей, так же как и ее мама, а Ленин муж – простым рабочим на киевском заводе. Но отсутствие взлетов по карьерной лестнице – не мешает им всегда им быть, пожалуй, самыми довольными жизнью людьми, которых мне приходилось встречать. Держаться на плаву, полагаю, помогает «семейный бизнес». Семейство – коренное, когда-то они получили в наследство от умерших родственников несколько квартир – вот теперь и сдают их в аренду. Одну из них Лена как-то предложила мне.

Раньше мы работали на одну компанию, и мне нравился ее жизнеутверждающий взгляд на все. И ее любили дети, хотя до этого дня такой аргумент не показался бы мне значимым. Но позже, анализируя, я поняла, почему не дернулась и не придумала, как отвлечь ее от Миши. Ведь все было так естественно: она – добрая, он – хорошенький. Вот кто умеет обращаться с детьми, не то что я.

– Маричка, привет. Выходной? Ой, а это кто? Что это за мальчик? Как тебя зовут?

Лена его не трогала, но это не помогло. Она наклонилась и ждала ответа, а Миша нахмурился и попятился. Дети так делают, правда? Стесняются. Я вот была в детстве стеснительной и помню… Но Миша злился. Он искал избавления, глаза забегали, щеки покраснели. Плакать будет? Или убежит? Нет, стесняются иначе. Стесняются и ждут, когда собеседник примет меры и растормошит. Тот, кто стесняется, все же надеется, что человек – хороший. Миша же хотел, чтобы его не трогали. Юра взял его на руки и всем видом продемонстрировал нежелание заводить знакомство. Я не могла так игнорировать приличия и добрую Лену.

– Это мои друзья: Юра и его сын Миша. Миша стесняется незнакомых людей.

– Бывает – и проходит. Ну, тогда я побежала дальше. У Витальки день рождения, надо успеть все. Гости придут. Забегай к нам.

– Не буду обещать, но вы передавайте поздравления.

Все-таки она хорошая. Юра смотрел на меня выжидающе и… немного испуганно, что ли.

– Маричка, вот так с нами всегда. Ты еще хочешь с нами гулять?

Вот тогда я поняла много вещей сразу: он перешел на «ты», он уже второй раз назвал меня моим именем, он боится, что я отвечу «нет», с его сыном что-то не так и мне срочно нужно сменить домашнее платье на прогулочные брюки. Гулять я намерена теперь долго, пока не пойму еще и того, что именно «не так» и что мне сулит дружба с такими странными соседями.

Потом Юра предложил поехать на остров, и я второй раз вернулась в квартиру. Раз такие дела, то и Хорошо надо взять с собой. Мальчики пошли домой и вернулись за нами на машине. Вообще Юра предложил поехать куда-то, где можно долго гулять, а остров выбрала я и подсказала, как туда заехать. Они здесь раньше не были, хотя это очень близко от их дома. И в большом парке вдоль реки, до которого рукой подать, – тоже не были. Люди, не выходящие из своей комфортной берлоги. Так, не об этом сейчас, наоборот, нужно сузить круг вопросов, чтобы получить как можно более точные ответы.

На острове школа верховой езды. Там проводят занятия для детей с ДЦП, так что наверняка имеются смирные лошадки для такого малыша, как Миша.

– Пойдем к лошадкам?

– Да!

На конюшне нас встретили радушно.

– Привет! – подошел дружелюбный инструктор Витя. Вот ни на секунду, ни на долю секунды Миша не засомневался в его дружественности.

– Привет, – ответил он.

Мы с Юрой остались за изгородью, а Витя посадил Мишу на пони и водил по кругу. Столько счастья в глазах!

– Спасибо, что придумала сюда приехать.

– Я заслужила поощрение?

– А оно тебе нужно? Намекнула бы, ты давно его заслужила.

– Кажется, мне нужно кое-что знать.

– Спрашивай.

Я молчала.

– Спрашивай прямо, я могу долго угадывать, что именно тебя интересует. Ты ведь вообще ничего обо мне не знаешь.

– Потому что еще не было такой цели – узнать. В качестве поощрения мне нужна информация не о тебе. Миша… он очень стеснительный?

– Я хочу туда, в лес! – скомандовал Миша.

В лес нельзя водить лошадку, но он уламывал Витю. Если инструктор поддастся, нам с Юрой придется пробираться через заросли, чтобы не упускать их из виду. По тропинкам ходить запрещено – они только для животных.

– Не очень. – Юра повернулся ко мне, теперь за Мишей следила только я. – Он не любит женщин.

– Не любит? Боится, что ли?

– Не знаю. Он не очень понимает свои чувства. Хотя это, наверное, фобия. Он их игнорирует, замыкается, истерит. Я, конечно, учу его не реагировать бурно, но он маленький еще… и если его трогают, это плохо заканчивается.

– Незнакомые женщины?

– До знакомства у него не доходит.

Мы немного помолчали. Как-то не верю я в это. Неужели правда? Неужели нелюбовь к противоположному полу – это врожденное? Я никогда не верила в то, что гомосексуалисты и гетеросексуалы разделяются на лагеря еще в утробе матери. Была уверена, что предпочтение созревает в процессе жизни и на него влияют какие-то внешние обстоятельства. Неужели я вижу такого ребенка? Наверное, эти мысли предсказуемы, потому что Юра сказал: