Плывущий медведь - Фруде Грюттен

— Доброе утро, придурок! — сказал я зеркалу в ванной.

Я принял душ и оделся. Левую руку дергало. Уж не занес ли я в рану инфекцию? Я постучался в спальню. Мне не ответили. Мумуки исчезла, застелив за собой постель. Только роман остался лежать на подушке. Что же с ней будет? Мне бы хотелось, чтоб она сейчас была здесь. Я бы разбудил ее и спросил, чем могу ей помочь. Правда, мне и своих проблем хватало. Я взял «Norwegian Wood» и поставил на полку.

У входной двери лежала газета. Эти идиоты заняли половину первой страницы фотографией двух девиц в легких платьях. Девушки поливали друг друга из садовых шлангов. Заголовок: «А жара продолжается». Мой сюжет поместили в одну из верхних колонок. А продолжение — на следующую страницу, оно занимало ее почти целиком. К статье прилагалась фотография реки. Все бы ничего, но надо же нормально размещать материал. Или у них глаз нет? Мне захотелось позвонить и устроить им головомойку. Прочистить мозги.

Телефон снова зазвонил. На этот раз я успел поднять трубку.

— Доброе утро, — сказала завотделом расследований.

Я не ответил.

— Утро-то доброе? — спросила она.

— Да, а разве нет? — ответил я.

Она поинтересовалась, с какой ноги я встал. Сказала, что попробовала применить разумную осмотрительность. Этому она выучилась на курсах.

— Нужно же испробовать то, чему учишься, — сказала она.

Я спросил, что она будет делать, если это не сработает. Она ответила, что это уже следующий курс. Пауза. Несколько лет назад она пыталась устроить мне тест на летнем пикнике. Это было еще до того, как она стала подниматься по служебной лестнице. Теперь с такими людьми, как я, она держит дистанцию. Я пошел камнем на дно. А она всплыла вверх.

— Тебя не было на утренней телеконференции, — сказала она.

— И что?

— И то! Мы посылаем сегодня еще одного журналиста.

Я подумал, что она умеет говорить о том, что происходит на самом деле. Наверняка она ходила на какие-нибудь курсы, где учат разговаривать без обиняков. Она могла открыто заявить, что пользы от меня мало. Что работаю я плохо. Что положиться на меня нельзя. Что мне нужно подкрепление.

— И кто приедет? — спросил я.

— Эрик Бодд, — ответила она. — Сможешь встретить его в двенадцать?

Я промолчал.

— Ты ангел, — сказала она.

Я позавтракал и поехал в центр. Солнце надраивало горные склоны, тротуары и улицы. Одда была похожа на лист белой глянцевой бумаги. Еще один жаркий день. Еще один потный день. Течение жизни стало скучным, как сюжет мыльной оперы.

Мимо проплывали кусочки снов. Их не было, когда я проснулся, но теперь я видел себя на перекрестке, по пояс в воде. Отец едет вниз по улице в старой «Вольво-ПВ». На заднем сиденье — Франк. Они наверняка меня заметили, но все равно пропали в переулке. Братец обернулся и посмотрел на меня через заднее стекло. Холодная вода сомкнулась прямо надо мной.

В киоске «Микс» я купил бульварных газет. Продавщица спросила, что новенького. Не знаю, ответил я. Она сказала, во всем виноваты беженцы. От них столько проблем.

— Каких проблем? — спросил я.

— Они воры.

— Воры?

— Да, воры и вообще бандиты.

Я пошел к себе в офис. Он находился в здании постройки семидесятых, которое называли Деловым домом. «Бергенские известия» получили там место за особый вклад. Газеты, архитекторы и рекламные бюро должны были трудиться в Деловом доме на благо будущего Одды. Теперь на крыше светилась огромная кегля. А внутри на многих дверях красовалась табличка: «Помещение сдается». Весь первый этаж занимала Служба занятости. Они появились там, когда съехали консультанты. Ума не приложу, что случилось со всеми консультантами из «Хьюстон консалтинг груп». Еще недавно ходили в шикарных костюмах и пахли дорогими лосьонами. А в заключительном отчете составили классификацию, в которой Одду сравнивали с умирающей собакой или спящим медведем.

Обливаясь потом, я потопал на четвертый. Лифт не работал с зимы. Различные владельцы по-прежнему спорили, за чей счет будет отремонтирован лифт. Я проверил электронную почту — надеялся найти что-нибудь от Ирен. Хотя знал, что ничего не найду. Она никогда не писала, но все равно каждый раз я проверял почту с надеждой.

Почитал газеты. Обе напечатали сюжет на первой странице. При этом «ВГ» поместила туда большую фотографию Гутторма Педерсена. Под ней значилось, что сделана она была школьным фотографом пару лет назад. Откуда она у них? Слева был заголовок: «УБИТ, ПОТОМУ ЧТО НОРВЕЖЕЦ?»

Позвонил Самсон Нильсен. Извинялся за вчерашнее. Он просто предприниматель, а «ВГ» сделала ему такое предложение, от которого он не смог отказаться. Просил не воспринимать как личное оскорбление то, что он не предоставил нам вертолета. Он терпеть не может ссориться с кем бы то ни было. Можно как-нибудь загладить эту историю? У него есть дело, которое меня заинтересует. Он ждет на пристани. И если я подойду, то он поведает об этом мне лично. Причем исключительно мне одному.

Несколько лет назад я предложил воскресной редакции написать статью о Самсоне Нильсене. Когда он еще был гонщиком в Польше. Мотодром там был большой, и Самсон Нильсен зарекомендовал себя как одна из звезд Тарновской команды. Нормального ответа из редакции я так и не получил. Но через пару недель спортивный обозреватель съездил в Польшу и написал репортаж.

Самсон Нильсен сказал, что стоит как раз у контейнера, заполненного клюшками для гольфа. Новые клюшки производства знаменитого американского концерна «Пинг» в Фениксе — а в Норвегии они появились благодаря человеку, который был знаком с сыном основателя. Эти клюшки произвели революцию в гольфе. Оптимальный угол между древком и головкой. Я слушал вполуха. Он был предприимчивым парнем. Но многие свои идеи высосал из пальца. В местной газете он писал, что Одда станет столицей гольфа. На месте, где стоял комбинат, будет самое большое в стране поле для гольфа. Он предлагал оддинцам поступить, как индейцы. В США и Канаде индейские племена в нескольких старых резервациях организовали казино. А на заработанные деньги выкупали свои земли. И оддинцы должны поступить так же.

Я сказал, что сейчас подойти не смогу.

Пауза.

— Ты знаешь, что у меня на тебя кое-что есть? — спросил Самсон Нильсен.

Я попросил его повторить. Он повторил, что у него на меня кое-что есть.

— Ты мне угрожаешь? — спросил я.

— Да, — сказал он.

Я подумал, что он может знать про Ирен. Вообще-то я был уверен, что об этом никто не знает. Но можно ли быть уверенным до конца? Город маленький, а вокруг — столько глаз. А может, он имел в виду рекламные тексты, которые я для него писал. Когда я подолгу оставался без дела, то подрабатывал у Самсона Нильсена. Тут можно было поспорить об этике, но об этике вообще можно спорить до посинения.

— Эй, я просто шучу, — сказал Самсон Нильсен.

Какое-то время длилась пауза. Потом я сказал, что на этот раз не могу ему помочь. Положил трубку и позвонил Мартинсену, но он не отвечал. Позвонил Франку — он тоже. Я поговорил с дежурным в полиции. Ничего нового. Никаких арестов.

Я сидел и ничего не делал. Тут нужен был план или программа. Звонить. Спрашивать. Записывать. Искать. Надоедать. Чувствовать себя дерьмом. Делать вид, будто знаешь, что делаешь. А я не знал, за что взяться. Может, начальники в Бергене и правы. Мне нужно подкрепление. Человек, знакомый со всеми финтами и увертками.

Я провел пальцем по монитору. Позвонил домой родителям. Не отвечают. Палец чертил по пыли. Руки казались теплыми и толстыми, как будто распухшими от тепла. Я часто об этом думал. Что скоро и на моем кабинете появится табличка: «Помещение сдается».

~~~

Как понять, когда именно что-то кончается? Когда оно действительно подходит к концу? Гораздо легче определить, когда что-то начинается. Одда стала промышленным городом в 1908 году. Тогда был построен завод компании «Олби карбид юнион». Посреди деревни. Но когда Одда перестала быть деревней? Последние годы были для города периодом такого затяжного спада, что никто не мог с точностью указать точку и сказать: «Вот! Вот завершение!»

Я помню, когда Ирен впервые обняла меня. Мы шли в сторонке от остальных по центру Лиссабона. Дождь. Я остановился перед витриной с понравившимися мне костюмами. Ирен шла сзади. Она прислонилась к моей спине, и ее руки проскользнули под мои и обняли меня. Я увидел ее отражение в стекле витрины и подумал: «Начинается».

А когда все закончилось? На самом деле? Ирен так часто объявляла о разрыве, что я сбился со счета. Она больше не может. Она не в силах продолжать. Каждый раз она жалела. Все заканчивалось, но насовсем — никогда. Но на этот раз я был уверен. Конец.

Ближе к полудню я поехал к мосту. «Рональдо» уже был на месте. Одетый в свою бразильскую футболку. Это выглядело трагично и смешно. Одежда словно подчеркивала, насколько мало у него шансов стать хорошим футболистом.