Пригоршня скорпионов - Марек Краевский

— Благодарю вас, фройлен Фридлендер. Мне жаль, что наше знакомство состоялось при столь печальных обстоятельствах, хотя могу сказать, что знакомство с красивой девушкой приятно в любых обстоятельствах.

Куртуазное прощание Мока не произвело на Лею ни малейшего впечатления. Она тяжело опустилась на диван. Бежали минуты, громко тикали часы. Из соседней комнаты, где лежал отец, донесся шорох. Она вошла туда с искусственной улыбкой.

— Папочка, как ты быстро проснулся. Это очень хорошо. Я могу пойти к Регине Вайс?

Изидор Фридлендер испуганно посмотрел на дочку и произнес:

— Будь добра, побудь со мной… Не оставляй меня одного…

Леа думала о больном отце, о Регине Вайс, с которой она собиралась пойти в кинотеатр «Дели» на новый фильм с Кларком Гейблом, о всех мужчинах, что взглядом раздевали ее, о безнадежно влюбленном в нее докторе Вайнсберге и о писке морских свинок в темном, сыром магазине.

Кто-то громко барабанил в дверь. Фридлендер, прикрыв халатом мокрое пятно на брюках, вышел в другую комнату. Он дрожал и неуверенно держался на ногах. Леа обняла его за плечи:

— Не бойся, папочка, это дворник Кемпски.

Изидор Фридлендер испуганно смотрел на нее.

— Кемпски — хам из хамов, но даже он никогда так громко не стучит.

И он оказался прав. То был не дворник.

Эберхард Мок утром в понедельник был в таком же дурном настроении, как и в субботнее утро. Он проклинал собственную глупость и слабость к чувственным еврейкам. Он должен был поступить как положено: вызвать кого-нибудь из полицайпрезидиума, доставить Фридлендера в следственную тюрьму на Нойе Граупнерштрассе и как следует допросить. Однако он так не поступил. Он предупредительно согласился удовлетворить просьбу Леи Фридлендер о часовой отсрочке и, вместо того чтобы действовать как настоящий полицейский, в течение часа просматривал газеты в трактире «Зеленый поляк» на Ройшештрассе, 64, пил пиво и закусывал его здешним фирменным блюдом — черным хлебом с острым рубленым мясом. А когда вернулся через час, обнаружил выломанную дверь, чудовищный беспорядок в квартире и никаких следов жильцов. Дворника тоже нигде не было.

Мок закурил уже двенадцатую за это утро сигарету. Он еще раз перечитал результаты вскрытия трупов и рапорт Коблишке. Но не узнал из них ничего более того, что видел своими глазами. И вдруг он громко выругался, проклиная собственную невнимательность. Он пропустил важную информацию вахмистра: на месте преступления не оказалось белья баронессы. Мок вскочил и бросился в комнату сыщиков. Там оказался один Смолор.

— Курт! — крикнул Мок. — Немедленно проверьте алиби всех зарегистрированных фетишистов.

Зазвонил телефон.

— Добрый день, — раздался зычный голос Пёнтека. — Я хотел бы отблагодарить вас и пригласить на обед в бар Фишера. В два часа. У меня есть новая интересная информация о деле Мариетты фон дер Мальтен.

— Хорошо, — ответил Мок и положил трубку.

У Фишера, как всегда в обеденное время, было полно народа. В основном полицейские и нацисты в форме, которые валом валили в любимое заведение их идола Хайнеса. Пёнтек сидел, развалясь за столом, в маленьком зале. Солнечные лучи, преломляющиеся в аквариуме у окна, расцвечивали световыми рефлексами его лысый череп. Между пухлыми, как сардельки, пальцами дымилась сигарета. Пёнтек наблюдал за плавающим в аквариуме миниатюрным тунцом, издавая какие-то странные звуки. При этом губами он производил точно такие же движения, как рыбка. Он отменно развлекался и ежеминутно постукивал пальцем по стеклу аквариума.

Увидев Мока, который пришел на пять минут раньше, Пёнтек слегка смутился. Однако он мгновенно справился с замешательством и радушно приветствовал советника. Советник же, здороваясь, выказал куда меньше радости. Пёнтек открыл серебряный портсигар с надписью: «Дорогому мужу и отцу в день пятидесятилетия — жена и дочки». Заиграла музыка, заблагоухали ароматные голубые сигареты. Старший кельнер принял заказ и бесшумно удалился.

— Не буду скрывать, господин советник, — прервал Пёнтек напряженное молчание, — что в гестапо все были бы счастливы, если бы с нами пожелал сотрудничать человек, подобный вам. Никто не знает о более или менее значительных людях этого города столько, сколько знает Эберхард Мок. Никакие секретные архивы не могут сравниться с тем, что вы храните в голове.

— О, гауптштурмфюрер, вы переоцениваете меня… — Мок замолчал.

Кельнер поставил перед ними тарелки с угрем, политым укропным соусом и посыпанным жареным луком.

— Нет, я вовсе не предлагаю вам перейти на работу в гестапо. — Пёнтек ничуть не был разочарован равнодушием Мока. — То, что я знаю о вас, позволяет мне полагать, что вы отказались бы от подобного предложения. (Понятно, от кого этот толстяк может что-то знать. Форстнер, сукин ты сын, я уничтожу тебя.) Но с другой стороны, вы разумный человек. Попробуйте трезво взглянуть в будущее и запомните: будущее принадлежит мне и моим людям!

Мок ел с отменным аппетитом. Он наколол на вилку последний кусок рыбы, окунул его в соус и отправил в рот. Несколько секунд не отрывался от кружки свидницкого пива с пряностями. Вытер салфеткой губы и принялся любоваться миниатюрным красным тунцом.

— Мне казалось, что вы хотели сообщить мне что-то относительно убийства Мариетты фон дер Мальтен…

Пёнтек никогда не терял самообладания. Он достал из кармана пиджака плоскую жестяную коробку, открыл и предложил Моку, в голове которого возникло вдруг нелепое подозрение: а не будет ли то, что он взял сигару, воспринято как согласие на переход в гестапо? Инстинктивно он убрал уже протянувшуюся руку. Рука Пёнтека чуть задрожала.

— Закурите же, господин советник, закурите. Сигары очень хорошие. По марке за штуку.

Мок так глубоко затянулся, что даже в груди закололо.

— Вы не хотите разговаривать о гестапо. Что ж, давайте тогда поговорим о крипо. — Пёнтек жизнерадостно хохотнул. — Известно ли вам, что Мюльхауз решил досрочно уйти на пенсию? И произойдет это, самое большее, через месяц. Такое решение он принял буквально недавно и оповестил об этом обергруппенфюрера Хайнеса, который дал согласие на его отставку. А это означает, что к концу июня место главы криминального отдела будет свободно. Я слышал, что у Хайнеса имеется какой-то берлинский кандидат на это место, которого ему подсовывает Небе. Артур Небе — превосходный полицейский, но что он может знать о Бреслау… Я лично считаю, что наилучшим кандидатом является тот, кто знает местные условия. Например, вы.

— Ваше мнение, несомненно, является лучшей рекомендацией для прусского министра внутренних дел Геринга и шефа прусской полиции Небе. — Мок изо всех сил старался скрыть за язвительной иронией то обстоятельство, что слова гестаповца оживили его собственные мечты занять место после Мюльхауза.

— Господин советник! — Пёнтек выдохнул сигарный дым, окруживший его подобно облаку. — У обоих названных вами персон не настолько много времени, чтобы тратить его на провинциальные кадровые пасьянсы. Они просто могут утвердить кандидатуру, предложенную обер-президентом Силезии Брюкнером. А Брюкнер предложит того, кого поддержит Хайнес. Хайнес же по всем кадровым вопросам советуется с моим шефом. Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь?

У Мока был большой опыт разговоров с людьми, подобными Пёнтеку. Он нервно расстегнул воротник рубашки и вытер лоб клетчатым носовым платком.

— Что-то душно мне после обеда. Может, прогуляемся по променаду надо рвом?..

Пёнтек бросил стремительный взгляд на аквариум с тунцом. (Неужто Мок заметил микрофон?)

— Нет у меня времени на прогулки, — произнес он добродушным тоном. — Кроме того, я еще не передал вам информацию по делу об убийстве фон дер Мальтен.

Мок встал, надел плащ и шляпу.

— Господин гауптштурмфюрер, благодарю вас за прекрасный обед. Если вас интересует мое решение, а я его уже принял, жду вас на улице.

Две молодые матери, прогуливающиеся с колясками по променаду около скульптуры Амура на Пегасе, обменивались мнениями о двух элегантно одетых мужчинах, шагающих впереди них. Тот, что повыше, был могучего телосложения, светлый макинтош плотно обтягивал его плечи. Второй, ростом пониже, постукивал тросточкой по тротуару и не отрывал взгляда от своих лакированных штиблет.

— Ты посмотри на них, Мария, — почти прошептала худенькая блондинка. — Наверное, какие-нибудь важные особы.

— Да уж наверняка, — так же тихо ответила полная Мария в платочке. — А может, артисты, а иначе почему они не на службе? В это время все еще работают, а не треплют языками в парке.

Предположение Марии было отчасти верным. То, чем занимались Пёнтек и Мок, можно было назвать искусством, но то было искусство тонкого шантажа, завуалированных угроз и артистических провокаций.