Наследник имения Редклиф. Том третий - Шарлотта Йондж

Завѣщаніе было дѣйствительно написано рукою Арно, на простомъ листѣ бумаги; свидѣтелями были поставлены братья Моррисъ, а бумага сама помѣчена 29-мъ сентября, при этомъ число было написано другимъ почеркомъ, какой-то слабой, дрожащей рукой. Эмми и Мэркгамъ назначались душеприкащиками. Въ случаѣ рожденія ребенка, Эмми предоставлялась полная власть надъ всѣмъ движимымъ имуществомъ. Если бы родился сынъ, Филиппъ долженъ бы былъ получить 10 т. ф.; если же дочь, то онъ вступалъ во владѣніе всѣмъ недвижимымъ имуществомъ, за исключеніемъ тѣхъ вещей, которыя бы лэди Морвиль пожелала выбрать для себя.

Филиппъ пробѣжалъ мелькомъ всѣ пункты, касавшіеся законныхъ наслѣдниковъ. Онъ тревожно искалъ того, что огненными буквами врѣзалось въ его сердцѣ: «Завѣщеваю послѣ себя выдать 5 т. ф. Елисаветѣ Уэльвудъ, — писалъ покойникъ. — Долги дяди Себастьяна прошу выплатить сполна. 1 т. ф. оставляю дочери его, Маріаннѣ Диксонъ, а все прочее имущество, принадлежащее лично мнѣ, завѣщеваю женѣ моей».

Филиппъ молча передалъ дядѣ бумагу назадъ, и опустилъ голову на подушку, какъ бы послѣ сильнаго утомленія.

— Вѣдь Эмми еще не совершеннолѣтняя, — началъ снова мистеръ Эдмонстонъ запинаясь. — Какъ ей быть душеприкащицей. Мнѣ, что-ли, ее замѣнить?

— Ей скоро минетъ 21 годъ, — усталымъ голосомъ произнесъ больной.

— Не ранѣе какъ въ январѣ. Кто ожидалъ, чтобы ее такъ скоро постигло горе. Еще въ прошедшемъ маѣ мѣсяцѣ… ахъ! что это я надѣлалъ, вскричалъ онъ, увидавъ, что лицо Филиппа помертвѣло и что онъ рыдая закрылъ его руками.

— Виноватъ! Я не хотѣлъ тебя разстроить. Кто тамъ, мама, скорѣе, сюда! суетился бѣдный старикъ.

— Ничего, ничего! мнѣ лучше, не зовите ее! торопливо прервалъ его Филиппъ, поднимаясь съ дивана.

Но мистеръ Эдмонстонъ растерялся дотого, что началъ бѣгать по комнатѣ, задѣвая безпрестанно за мебель. Наконецъ, онъ кончилъ тѣмъ, что убѣжалъ къ себѣ, писать письма.

Эмми провела весь этотъ день въ уединеніи; она утромъ ходила одна на кладбище, а вечеромъ выразила желаніе пить чай съ отцомъ и съ Филиппомъ. Мать была очень удивлена такимъ вниманіемъ къ больному.

— Гэй завѣщалъ мнѣ беречь Филиппа, — сказая Эмми.

— Я нахожу, что онъ не стоитъ такой заботливости съ твоей стороны, — возразила мать. — Если бы ты все знала….

— Я знаю все, мама. Вы вѣрно на Лору намекаете? простите его, онъ сильно раскаевается. Вѣдь вы его письма не получили? Какимъ же образомъ вы все узнали?

— Мнѣ Лора призналась. Его болѣзнь обнаружила ея любовь къ нему. А развѣ онъ къ намъ писалъ?

— Да, писалъ. Онъ признался Гэю во всемъ и при немъ еще написалъ къ вамъ письмо. Гэй вложилъ въ его конвертъ письмо отъ себя. Какъ онъ ждалъ вашего отвѣта!

Это объясненіе примирило тетку съ племянникомъ и она обѣщала подготовить мужа къ прощенію его. Эмми хорошо понимала, что долженъ былъ выстрадать Филиппъ во все это время, и потому она употребила всѣ усилія, чтобы поддержать мать въ ея добромъ намѣреніи. Вечеръ, по милости Эмми, прошелъ очень спокойно. Ея голосъ, ласки, — все дѣйствовало умиротворяющимъ образомъ на вспыльчиваго отца. Самая наружность ея, въ настоящее время, имѣла въ себѣ что-то дѣтское; глядя на это прелестное личико, съ гладко причесанными волосами, едва прикрытыми вдовьимъ чепчикомъ, на маленькую фигуру, облеченную въ глубокій трауръ, каждый, не только что отецъ и мать, не могъ бы оставаться къ ней равнодушнымъ. Мать особенно тревожилась за здоровье Эмми и настаивала, чтобы поскорѣе уѣхать изъ Рекоары. Эмми отговаривалась то утомленіемъ, то шитьемъ траурныхъ платьевъ, но наконецъ должна была уступить настойчивому требованію мистриссъ Эдмонстонъ. Филиппа тетка подговорила заранѣе, чтобы и онъ съ своей стороны совѣтовалъ Эмми уѣхать, и тотъ поспѣшилъ исполнить ея требованіе, хотя при одномъ воспоминаніи о разлукѣ съ Эмми имъ овладѣвала тоска. Однако, онъ не поддался въ этомъ случаѣ голосу сердца, и началъ серьезно убѣждать Эмми ѣхать въ Англію, говоря, что и онъ самъ собирается скоро отправиться на островъ Корфу, тѣмъ болѣе что, по совѣту докторовъ, морское путешествіе должно было принести ему пользу. Горько было Эмми разставаться съ дорогой могилой и вообще съ мѣстомъ, гдѣ она провела послѣдніе счастливые дни съ своимъ мужемъ; но чувство долга, сознаніе, что она не должна удерживать отца и мать въ долинѣ, гдѣ такой вредный климатъ, а главное, мысль, что Чарли нельзя оставлять такъ на долго одного, все это вмѣстѣ примиряло ее со скорымъ отъѣздомъ, и она согласилась ѣхать въ Англію, но съ условіемъ, чтобы Арно остался при Филиппѣ.

Арно былъ такъ сильно привязанъ къ лэди Mopвиль, что согласился только на время служить Филиппу, говоря, что онъ пріѣдетъ въ Гольуэль, какъ только капитанъ отправится въ море.

Время шло, а мистеръ Эдмонстонъ, подъ разными предлогами, все отстранялъ свое объясненіе съ Филиппомъ. Видя, что дѣло не подвигается впередъ, а день общаго разставанья приближается, Эмми, переговоривъ съ матерью, рѣшилась сама объясниться съ капитаномъ и утѣшить его обѣщаніемъ, что она будетъ постоянно писать къ нему изъ Гольуэля.

Неизвѣстность мучила Филиппа, но заговорить первый съ дядей онъ не рѣшался. Ломая себѣ голову, почему его письмо осталось безъ отвѣта, онъ терялся въ догадкахъ, простили ли его Эдмонстоны или нѣтъ. Моральныя страданія изнуряли его еще хуже чѣмъ физическія, но онъ страдалъ молча, ежедневно ожидая рѣшенія своей участи.

Насталъ день отъѣзда. Филиппъ вздумалъ было самъ укладывать свои вещи, но дотого ослабѣлъ, что тетка отправила его лежать въ гостиную. Черезъ нѣсколько времени къ нему въ дверь постучалась Эмми. Она вошла одѣтая въ первый разъ въ полный трауръ. Длинное креповое, черное платье придавало ея худенькой фигурѣ еще болѣе дѣтскій видъ. Она держала въ рукѣ вѣтку каштановаго дерева, послѣднее воспоминаніе о Рекоарѣ.

— Филиппъ, я пришла къ вамъ съ маленькой просьбой, — сказала она, входя въ комнату.

— Все, что хотите, все сдѣлаю, — грустно отвѣчалъ онъ.

— Переведите мнѣ слѣдующую надпись по-латыни: здѣсь на памятникахъ все латинскія надписи.

Она подала ему бумажку, гдѣ по-англійски было написано слѣдующее: «Гэй Морвиль, изъ Рэдклифа въ Англіи. Скончался наканунѣ дня собора Св. Михаила, 18-, на 22-мъ году отъ рожденія.»

«Чаю воскресенія мертвыхъ и жизни будущаго вѣка».

— Передайте эту бумагу Арно, — сказала она, — и прикажите поставить на могилѣ крестъ, но здѣшнему обычаю.

— Хорошо, — отвѣчалъ Филиппъ:- благодарю васъ за порученіе. Но если вы позволите, я измѣню немного надпись: «Нѣтъ большей сей любви, какъ если кто положитъ душу свою за други своя» [1], вотъ что, по моему, выразило бы идею жизни покойнаго Гэя.

— Понимаю, — сказала Эмми:- но онъ самъ не желалъ бы имѣть такой громкой надписи.

— Но чтожъ это я вамъ совѣтую, — горько возразилъ Филиппъ. — Стою ли я быть другомъ! Нѣтъ, Эмми, нѣтъ. Велите лучше вырѣзать текстъ: «Если врагъ твой жаждетъ, подай ему пить, потому что черезъ это ты собираешь угли горящіе на главу его». Ахъ! у меня отъ нихъ голову жжетъ! проговорилъ онъ, схвативъ себя за лобъ.

— Полноте, возразила Эмми:- мужъ мой всегда считалъ васъ искреннимъ своимъ другомъ.

Послѣ этого объясненія, Филиппъ сдѣлался спокойнѣе. Эмми подала ему молитвенникъ его отца и предложила ему написать на первой страницѣ свое имя, ей на память. Пока онъ медленно выводилъ слова, Эмми робко спросила его, будетъ ли онъ съ ней переписываться?

— Непремѣнно, если вы позволите, — отвѣчалъ онъ вздохнувъ.

— А знаете ли вы, что ваше письмо не застало нашихъ въ Гольуэлѣ? сказала вдругъ Эмми.

— Какъ! они ничего не знаютъ? тревожно воскликнулъ Филиппъ.

— Нѣтъ, имъ все извѣстно. Садитесь и выслушайте. Лора до того горевала, когда пришло извѣстіе о вашей болѣзни, что мама вырвала у ней почти признаніе.

Затѣмъ Эмми очень осторожно, но въ точности передала ему все дѣло, и успокоила его, сказавъ, что Чарли такъ умѣлъ уговорить отца, что тотъ Лорѣ вида не подалъ, что сердитъ на нее.

— Они простили ее! Слава Богу! Эмми, вы сняли камень съ моей души. Какъ я радъ, что она все сказала! Ваши отецъ и мать дотого добры, что я даже за себя уже не такъ теперь боюсь, — проговорилъ Филиппъ.

— Они простили васъ обоихть, но объясняться съ вами теперь у нихъ духу недостаетъ.

— Простите насъ вы, Эмми, — возразилъ глухимъ голосомъ Филиппъ: — а за другихъ ужъ я тогда отвѣчаю.

— Тсъ! ни слова, — возразила молодая женщина: — мы вмѣстѣ выстрадали столько, что не можемъ уже быть чужими другъ другу. Забудемъ прошлое, пишите ко мнѣ почаще, и увѣдомьте, куда мнѣ отвѣчать.

— Какъ! Вы будете писать ко мнѣ! съ оживленіемъ, воскликнулъ Филиштъ. — Эмми! Эмми! Это уже слишкомъ!…

— Полноте, другъ мой! кротко замѣтила она и, взявъ его за голову, прибавила:- А что, болитъ она у васъ?