Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - Кондратий Биркин

Такова была обстановка, при которой, посредством брачных союзов, породнились Франция с Англией, Италией, Испанией, Наваррой и Австрией; Россия с Литвой; Испания с Австрией; Швеция с Польшей и так далее. Берем на выдержку четыре примера супружеского согласия государей, по которым читатель может судить о всех прочих.

В 1496 году Фердинанд и Изабелла испанские сочетали браком дочь свою Иоанну с эрцгерцогом Филиппом Австрийским, императорским наместником в Нидерландах. Ослепленные соображениями политическими и предстоящими выгодами этого союза, король и королева упустили из виду крайнюю молодость лет, несходство характеров, умственных способностей и наружности жениха и невесты. Шестнадцатилетний Филипп был красавец собой, умен и вместе с тем влюбчив, ветрен и всего менее склонен к супружеской жизни. Иоанна была годами двумя его моложе, но не хороша собой, слабоумна и вследствие этого докучливо нежна, навязчива в ласках и бесконечно ревнива. Воспитанная матерью в правилах стеснительного этикета, ханжества и закоснелого суеверия, Иоанна в первые же два года замужества, несмотря на свою молодость, опротивела своему супругу, который не только не стеснялся соблюдением верности супружеской, но стал ветренничать еще более, чем во время холостой жизни. Жизнь молодых в Нидерландах, веселая и привольная для Филиппа, была мучением для бедной, покинутой Иоанны, тем менее любимой мужем, чем более старалась она снискать его нежность и ласку. Физически здоровая, Иоанна страдала постепенно возраставшим душевным недугом и обезумела окончательно. В Генте 24 февраля 1500 года она родила сына — славного впоследствии Карла V, умом превосшедшего своего отца, но наследовавшего от матери ее душевную болезнь, обнаружившуюся в великом императоре в последние годы его жизни. Рождение сына несколько сблизило супругов, однако не надолго… И опять начались гулянки одного и страдания другой. Желая избавиться от жены, Филипп отправил ее в Испанию, и эта разлука была для Иоанны еще прискорбнее сожительства с обожаемым мужем, прискорбного именно тем, что он даже не скрывал от жены своих любовных похождений. В 1502 году, будучи не в силах переносить разлуку, Иоанна возвратилась к Филиппу в Нидерланды. Раздосадованный этой навязчивостью слишком любящей жены, эрцгерцог, ссылаясь на ее болезнь, запер ее в уединенном дворце, кроме доктора и прислужниц, не дав ей других собеседников и почти уволив безумную от своих посещений. В этом плачевном положении застала Иоанну весть о кончине ее матери Изабеллы /14 ноября 1504 г./. По закону Иоанна должна была наследовать престол, который она, по слабости ума и сердца, предоставила Филиппу, довольствуясь титулом соправительницы — вместе с прозвищем Безумной /la Loca/. Здесь, в Испании, Филипп придерживался той же келейной системы лечения жены от помешательства. Он был слишком честен, чтобы отравить жену, но недостаточно великодушен, чтобы не желать ее смерти, для ускорения которой, может быть, и обходился с Иоанной без малейшего сострадания. Судьба, однако же, судила иначе: скорбящая Иоанна пережила своего мужа, в августе 1506 года умершего вследствие изнурения всякого рода распутствами. Лишившись единственного своего сокровища, Иоанна от помешательства тихого, перешла к яростному, которое могло только служить доказательством той неограниченной любви, которой она любила недостойного мужа. Он, живой, почти не принадлежал ей — Иоанна овладела им мертвым. Уверяя окружавших парадный одр, что Филипп жив, что он спит, королева, не отходя от него ни днем, ни ночью, осыпала труп поцелуями и расточала ему нежнейшие ласки. При вмешательстве духовенства, употребив силу, у несчастной Иоанны отняли мертвеца для погребения. Уступив требованиям религии, королева на другой же день приказала вырыть похороненного из могилы и с этой минуты года два не разлучалась с ним. Положив его на пышную, парадную постель, Иоанна беседовала с ним, как беседует ребенок со своей куклой. В случае поездки в какой-нибудь город королева везла с собой в траурной карете этот набальзамированный труп, останавливаясь с ним на ночь в монастырях, где над ним служили литии и панихиды. Эти разъезды королевы с мертвецом, особенно в ночную пору, достойны кисти художников, изобразивших танец смерти /Гольбейна и Клаубера/, или пера Бюргера, воспевавшего невесту мертвеца, Ленору… Но, еще того более, несчастная Иоанна заслуживает сожаления потомства как жертва нелепой политики своего времени. Сорок девять лет тяготилась она жизнью и скончалась в Тордезилье 13 апреля 1555 года семидесяти трех лет от роду.

Другой пример, из нашей отечественной истории — замужество Елены, дочери царя Ивана III. В январе 1495 года, желая упрочить мир с Польшей, царь выдал дочь Елену за Александра, царя польского и великого князя литовского. Здесь главным источником несогласия супружеского было различие вероисповеданий. Отец и муж ссорились, и Елене, ставшей между двух огней, пришлось в угоду тому и другому страдать, скрытничать, жертвовать собой. Отец желал сделать ее орудием своей политики и вследствие этого требовал с ее стороны содействия замыслам, всегда противоречившим интересам Польши. Муж заставлял Елену быть безмолвной свидетельницей оскорблений русских послов, глумления над обрядами нашей церкви и самых дружеских сношений с врагами России. Родственная связь двух враждебных царств, узлом которой была несчастная Елена, не только не принесла никакой пользы, но еще хуже прежнего восстановила один народ против другого, еще пуще разожгла ненависть вековую и непримиримую. Как бы в обмен на Елену, княжну русскую, коварная Литва дала России другую Елену, беглянку, удостоенную царем Василием Ивановичем избрания в супруги и впоследствии подарившую ему сына и наследника, обессмертившего себя прозвищем Грозного… Не литовская ли кровь говорила в нем в те минуты (слишком частые), когда он пил русскую боярскую кровь, не брезгуя впрочем и простонародной? Женитьба царя Василия на Елене Глинской была делом вопиющей несправедливости и, еще того хуже, скандалом, возмутившим духовенство, бояр и даже безответный народ. Не говорим уж о том, что брак этот был морганатический. В старину великие князья избирали себе жен из боярских семейств, но до царя Василия ни один не отваживался брать себе в жены девицу из семейства изменников и беглецов, обесславившего себя на своей родине. Страстно влюбленный в Елену, царь пожертвовал ей женой, Соломонией Сабуровой, с которой в полном согласии прожил двадцать лет. Ссылаясь на неплодие царицы, Василий решился развестись с ней. Бояре-льстецы, кроме князя Симеона Курбского, одобряя это намерение, отвечали ему, что «неплодную смоковницу посекают и на месте ея садят новую, в вертограде». Ни один из них не возвысил голоса в защиту доброй, кроткой Соломонии, ни один, при этом сравнении жены царской с неплодной смоковницей, не сказал царю, что эта смоковница, не давая ему плодов, двадцать лет укрывала его под своей сенью, под которою он всегда находил тихую отраду и успокоение от трудов государственных. Митрополит Даниил и придворный синклит одобряли преступное намерение царя, против которого восстали однако инок Волоколамского монастыря Вассиан /сын князя литовского Ивана Патрикеева/ и Максим Грек, монах афонский, знаменитый переводчик Толковой Псалтири и исправитель древних переводов множества духовных книг. Памятником его великодушной защиты царицы Соломонии осталось «Слово к оставляющим жен своих без вины законные». Сторону царицы принял и простой народ, из среды которого многие, знакомые с церковными книгами, ссылались на Номоканон, на слова апостолов, на заветы Спасителя…