Автостопом на север - Герхард Хольц-Баумерт

— Не ранен? Воздуху не хватает, да?

— Разве я похож… на такого? — кричу я.

Должно быть, воды порядочно хлебнул. Что ж тут удивительного? Так глубоко на дне этого омута еще никто не бывал. Выхожу из воды и тут же раскаиваюсь: надо было там замаскироваться — живот у меня фиолетового цвета, как малиновый кисель. Назад уж не подашься. Че и так уже все видел.

— Полбеды! — говорит он, качая головой.

— Ты лучше гляди, как бы беретку не потерять! — Но голос мой звучит как из бочки с водой.

«Я не дам себя перфорировать», — говорит Крамс, когда мы хотим загнать его в тупик и посадить в калошу какой-нибудь новостью, которой еще в газетах не было, или выдуманной формулой.

— Не выйдет, я не дам себя перфорировать! — булькаю я.

Похоже, начинается кессонная болезнь: чересчур быстро вынырнул, слишком глубокое погружение, и легкое у меня лопнуло. Пусть все видят, как настоящий мужчина ведет себя в таких случаях. Че хочет меня поддержать — и это на глазах у всех! Я стряхиваю его, как назойливую муху, и вполне самостоятельно ложусь на мягкий плед, животом вниз, конечно, в надежде, что спина не переливается всеми цветами радуги.

И вообще, как это я животом хлопнулся? Я же из задней стойки прыгал! Назад падал.

Тереза наклоняется надо мной:

— Тебе больно, Гуннар? Очень даже страшно было. Но и смешно почему-то. Ты уж прости. Как мы ни боялись за тебя, а все равно хохотали.

— Значит, развеселил вас? Этого мне и надо было. Я ж рыжий у водяного ковра.

— Я думала…

Она думала! Я хотел совершить прыжок экстра-класса. Да, да. Густав так собирался сделать. Воздух теперь уже вполне нормально поступает в легкие, и живот не очень жжет, градусов на восемьдесят. Уже не адский огонь, как до этого. Густаву представляется возможность внести полную ясность.

— Я и хотел вам продемонстрировать клоунский прыжок, — прерываю я Цыпку. — Мы его давно в крытом бассейне разучивали, но умеют его только трое из нашего класса: я, Шубби и Фридрих Карл. Показать еще раз?

Делаю лицо, как у комиссара Мегрэ, и, выдвинув подбородок вперед, привстаю, будто снова рвусь на вышку.

— Нет, нет, не надо! — пищит Цыпка. — Ты уж и так нас насмешил.

Какой-то мальчишка сидит рядом, зарывшись в песок, и выдает:

— Не верь ему. Прикидывается, что нарочно. Не вышло у него, верно, Че?

— Заткнись, а то сейчас от него по уху заработаешь!.. — говорю я.

Че, успокаивая, похлопывает меня по плечу — он-то думает, что я все еще в нокдауне.

— Подумаешь, силач какой нашелся! — замечает мальчишка.

А я окидываю его оценивающим взглядом.

— Чтоб ты знал: я боксом занимаюсь! — При этом голос мой делается ледяным.

— Ты тоже? — радуясь, спрашивает малыш. — Пройдемся два раунда. У них тут и перчатки есть, да они деревня, только так дерутся, никакой техники. Че! Когда он отдышится, ты нам позволь пройтись два раунда, тренировочных, конечно. А ты где занимаешься?

— ТСЦ — Берлин.

«Густав! — барабанит мой сигнальный аппарат. — Это Шубби в ТСЦ — Берлин. Ты же даже не знаешь, что это значит — ТСЦ. Ты же только один раз был у Шубби на тренинге, а потом после уроков в школе пробовал».

— По мне, пожалуйста, хоть сейчас. Восемь унций. Три раунда.

Нет, этот мальчишка не «пиник», у этой рыбки мышцы длинные и жилистые, но он же на три категории легче меня — вес бумажной мухи. Придется его уложить в первом же раунде.

— Только чтоб не до крови. Я не выношу! Эта Цыпка в бикини еще тут?

Че, поглядев на часы, говорит, что сразу нельзя. Надо полчаса переждать. Но у нас нет времени ждать, дорогуша, нам надо дальше, в этот самый Альткирх.

И об этом Че подумал: он постарается раздобыть для нас колеса. Надо же — все успевает! Цыпка, конечно, за ним увязалась. И опять завела и про стихи, и про стенгазету, и про мелиорацию.

Вместо того чтобы вспомнить все полученное у Шубби и передать это своим кулакам — справа, слева, прямой левый, всем весом правая чуть снизу, ноги, ноги не забывай, чтоб как пружины работали, в них успех, подбородок к ключице, плечо вперед, удар… — вместо того чтобы думать об этом, меня почему-то разобрало зло на Петера.

Кто, как не мой любимый братец, навязал мне треклятый мешок и отправил на север? И Цыпка эта тоже на его счету. Из-за него, собственно, и прыжок на дно омута.

И такое меня зло разобрало на Петера, и на допотопного дедулю, и на Цыпку, и на этого Че, и на мальчишку-боксера — пусть думает, что под барабан молотилки попал. Даже на себя теперь злюсь. Так и кажется, что у меня глаза кровью налились.

Пританцовывая, подходит Цыпка, ничего не замечает, конечно. Старается уговорить меня — это чтоб я не расколошматил мальца на составные части… на молекулярном уровне.

— Может быть, не надо вам драться? Не люблю я этого, боюсь… — и тихонько так, будто птичьим крылышком, касается рукой моего локтя. — Ты знаешь, Че говорит, что мы можем до самого райцентра доехать. Автобус отходит через час. Может, вам не так уж обязательно драться, а?

Я показываю, как бью: правый — снизу. Воздух свистит, разрезаемый моими кулаками!

Глава V, или 10 часов 30 минут

— Что, у вас тут, в деревне, и защитного шлема нет? — спрашиваю я, разминаясь в своем углу, пока мне завязывают боксерские перчатки.

— Какой еще шлем?

Когда я был у Шубби на тренировке, я видел, как им шлем надевали.

— Ты это про защитную маску?

Он что, меня за олуха принимает?

— У нас эту штуку называют шлемом, пигалица!

— Шину мы при спарринге тоже не берем.

Я отмахиваюсь. Чего это он? Не знает, для чего шина в рот вставляется? Погоди, уложу тебя на песочек — не поможет никакая шина.

Подходит Че — и сразу ворчать: завязки не так завязаны, надо сверху, а не снизу. Опять он все знает.

— Ты ж так партнеру сразу бровь порвешь, — тихо говорит он мне, перевязывая завязки.

Зрителей хватает: за бельевой веревкой, натянутой вокруг нас, гул голосов.

— Друзья, мы рады, что нам представляется возможность показать вам хороший бой. В спарринге померяются силами Уве, Локомотив — Лейпциг…

Аплодисменты, выкрики.

— …и Гуннар, ТСЦ — Берлин.

Крики, хлопки, смех, свист.

Я уж хотел поднять руки над головой — поприветствовать зрителей, но вдруг чувствую: не могу! Детский паралич, что ли? Почему-то я весь мокрый, даже подошвы влажные. Что это? Никак, заболел? Только что на вышке этот приступ, а теперь еще сильней!.. Может, пора мне перейти на постельный режим?

Дребезжит крышка от большой кастрюли. Че выталкивает меня на середину ринга:

— Начинайте, чего вы? Или…

А я хочу домой, хочу в кресло, перевесить ноги через спинку, включить телек, включить транзистор — он у меня с ладонь, но все равно пищит громко. Закрываю глаза, говорю себе: «Густав, все это сон, проснись, Густав, ты не дома. Проснись…»

— Чего руки опустил? — шипит мой напарник. — Давай начинай!

Открываю глаза. Нет, я не дома. И не помогут мне никакие заклинания! Мальчишка шурует боксерскими перчатками перед самым моим носом. Тронутый небось!

Сейчас я прихлопну его, как муху.

Удар мой будет неотвратим, со свистом кулак разрезает шелковый воздух. Ничто живое не способно ему противостоять! Такая во мне закипает злоба, что я готов быка одним ударом свалить.

Я словно лечу за своим кулаком до самой веревки, с обеих сторон, словно комариные укусы, меня сопровождают удары мальца. Но что-то внутри зашевелилось.

Снова дребезжание крышки кастрюли, но где-то очень далеко, не то в Австралии, не то в Ростоке.

Росток?

— Давай в свой угол! — слышу я голос Че и чувствую, как он меня куда-то подталкивает.

А я только-только разошелся! Уже в своем углу я растираю песок ногами, стараясь показать, сколь я свеж и бодр.

Мегрэ и правда в своей лучшей форме. С ледяным спокойствием он оценивает обстановку. Шубби ведь показал мне, как это делается. Зажать надо. Но умеючи. Шубби приказал Мегрэ выкинуть вперед левую и тут же ее зажал между телом и рукой. И сразу бам-бам правой по кумполу.

Ну погоди, паренек. Пробил твой последний час!

Опять эта дурацкая кастрюля. Бросаюсь вперед. Прыгаю вокруг мальчишки и говорю:

— Давай, давай левую!

Мальчишка так и делает, и я ее тут же зажимаю и всей силой бью правой по голове. Да, это был удар. Че разводит нас и что-то бормочет непонятное.

Мальчишка стоит, вытаращив на меня глаза.

— Давай, давай опять левую! — предлагаю я.

А он скачет вокруг меня, будто балерина, и вдруг — как два удара колокола: бум, бум!

— Стоп! Разойдись! Всё.

Это голос Че. Где-то далеко. Он обхватывает меня, жмет вниз мои кулаки, я их почему-то совсем не ощущаю. Подталкивает к веревке.

— Друзья! Жаль, конечно. Ничего у нас не получилось. Техники не хватает у нашего друга из ТСЦ. Итак, до вечера. У костра, друзья. Дружба!