Чекисты рассказывают. Книга 4-я - Владимир Листов

— Бронислав, опять кто-то! — тронула мужа за плечо с тревогой. — Ей надоели эти ночные визиты, вечные разговоры, таинственные и приглушенные. Она хотела спокойной жизни. — Прогони их! — сказала она в сердцах.

Смерчинский поднялся, накинул пальто, вышел в сени.

— Кто там? — негромко спросил он.

— От Золотарева я. Откройте.

Смерчинский открыл щеколду. Незнакомец вошел быстро, снял рукавицу, поздоровался.

— Я прибыл, как договорились. Привез письма. — Его голос звучал твердо и уверенно.

Смерчинский снова запер дверь и провел его во вторую комнату. Засветил керосиновую лампу. Поставил ее на стол. Предложил незнакомцу раздеться и сказал:

— Давайте знакомиться. Смерчинский.

— Донской, — тихо, но как-то внушительно произнес незнакомец. Произнес так, что Смерчинский ни о чем больше не стал расспрашивать. Донской выглядел молодо, ему было примерно столько же лет, сколько и Брониславу — не больше двадцати пяти, — но держался он уверенно.

— Вы отдохнете здесь или сразу пойдем к Марии Федоровне? — спросил Смерчинский.

— Если удобно, то здесь, — ответил Донской. — Уж очень тяжела была дорога. Сильный ветер и слякоть. Я думал, что это к лучшему, да чуть не попал в лапы к чекистам: нарвался на заставу красных. Едва ушел. — Заметив, как ему показалось, испуганный взгляд Смерчинского, добавил: — Да вы не беспокойтесь. Ушел чисто. Никого за мной не было.

Гостю постелили на диване. Тот поблагодарил и, укладываясь, сказал:

— Если я не встану, поднимите меня в восемь часов.

— Хорошо. — Смерчинский удалился.

Разбудив гостя утром, он сказал:

— Вас покормит жена. Я должен предупредить Цепляеву. Нужно застать дома, пока она еще не ушла. Она должна организовать вам встречу.

Когда Смерчинский возвратился домой, Донской сидел за столом, пил чай. По другую сторону стола сидела жена Смерчинского и ела хлеб с ветчиной. Угостил гость. Жена, как заметил Смерчинский, смягчилась: гость произвел выгодное впечатление. Донской выжидающе смотрел, как Смерчинский не спеша раздевается, ему хотелось побыстрей узнать новости, но он проявил выдержку. Предложил:

— Садитесь завтракать.

И только тогда, когда Смерчинский утолил голод, Донской попросил, не потребовал, а попросил:

— Вы можете мне рассказать?

Смерчинский увел его в другую комнату и сообщил:

— Цепляева разговаривала с Муравьевым. Поэтому я немного и задержался. Он готов вас принять. Просил выяснить, может ли кто-нибудь узнать вас на улице и не грозит ли вам это неприятностями?

Гость задумался. Покачав головой, сказал:

— Пожалуй, меня здесь никто не знает…

— Тогда, если для вас это неопасно, может быть, мы вместе пойдем к нам в комитет?

Получив согласие Донского, Смерчинский отправился вместе с ним в город. Возле особняка на Дворянской улице Донской остановился, прочитал вслух: «Комитет левых эсеров», с удивлением посмотрел на Смерчинского.

— Я думал, что вы поведете меня на квартиру. У вас еще не прикрыли? Ну и ну…

Вошли внутрь дома, где их поджидал Муравьев. Поздоровавшись, Донской подошел к столу, где в беспорядке лежали брошюры. Муравьев и Смерчинский молча наблюдали, как у него разгорелись глаза.

— Где нам можно поговорить? — Донской огляделся по сторонам.

— Можно здесь, можно у меня дома, можно на улице. Правда, на улице сейчас холодно. Где вам удобнее?

— Сюда никто не войдет?

— Мы попросим Марию Федоровну закрыть дверь, а Смерчинский подежурит.

— Хорошо.

Донской снял пальто и сел к столу. Рядом с ним, отдав нужные распоряжения, сел Муравьев. Гость вытащил из кармана пиджака письмо, отпечатанное на машинке:

— Вот рекомендательное письмо. Подписали два члена тамбовского губкома эсеров. Вы их должны знать.

Муравьев прочитал. Там было сказано, что губком просит оказать всяческое содействие их представителю, Донскому.

Возвращая письмо, сказал:

— Ну, что ж, все ясно. Этих людей я знаю. Какая помощь вам требуется?

— У вас есть связь с Москвой?

— Есть.

— Вы можете связать нас?

Вопрос поставлен прямо. Связать Донского с Москвой, с ЦК левых эсеров, такой вариант еще не подготовлен. Конечно, можно пообещать и потянуть. Но тогда на этом круг и замкнется.

Муравьев задумался.

— Давайте отложим решение этого вопроса, — сказал он. — Завтра у нас состоится диспут на тему «Народничество и марксизм». Придут члены нашего губкома, я поговорю кое с кем из них, тогда и решим.

Донской согласился. Договорились, что он поживет у Смерчинского.

На следующий день состоялся диспут. В нем участвовали Муравьев и член губкома РКП(б) Баклаев. Зал был набит до отказа. Стульев не хватало. Пришло немало большевиков, которые не были в курсе дела. Донского усадили на почетное место.

Особенно трудно на диспуте пришлось Муравьеву. Ничего не сказать нельзя. А много сказать — тоже невозможно. Он должен был играть, говорить слова, высказывать мысли, которые теперь противоречили его истинным убеждениям.

Помогло то, что он хорошо знал предмет спора, читал много народнической литературы и раньше верил в эти идеи.

Большевики, которых пригласили на диспут, ни о чем не предупредив, недоумевают. Высокий молодой человек, редактор воронежской газеты Михайлов, наконец, не выдерживает и довольно громко говорит:

— Черт те что происходит!

Вслед за ним вскакивает группа партийных работников из небольшого уездного городка Боброва:

— Долой! Мы у себя все ликвидировали, а тут эта гидра действует! Да мы ее сейчас…

В поднявшейся суматохе Муравьев схватил Донского под руку и увел на улицу.

— Ну, как? — спросил, улыбаясь.

— Потрясающе! — Донской его обнял. — Об этом я Александру Степановичу расскажу. Обязательно.

— Кто такой Александр Степанович?

Оглянувшись по сторонам, Донской прошептал на ухо:

— Антонов. Теперь я вам могу сказать это. Я — начальник контрразведки Антонова.

Муравьев остановился и с сомнением посмотрел на своего спутника.

— Не верите? Приезжайте к нам в армию.

Муравьев опешил. С сомнением покачал головой. Такого оборота дела он не ожидал.

— Зачем же я к вам поеду?

— Посмотреть. Установить контакты.

— Я должен посоветоваться в ЦК.

Проводив Донского к Смерчинскому, Муравьев задумался: «Неужели удача?.. Нет, не может быть. Этот Донской, как он себя называет, еще очень молод. На вид ему двадцать с небольшим… Не может быть, чтобы матерый волк Антонов поручил такое ответственное дело такому молодому человеку!.. А сколько лет мне? — тут же усмехнулся Муравьев. — Двадцать четыре! Но ведь поручили же мне очень важное дело! Нужно срочно переговорить с Кандыбиным».