Замок Лорда Валентина - Роберт Силверберг

– Что это? – спросил Валентин.

Слит бросил ему ягоду.

– Токка. В Нарабале, откуда я родом, лозы токки прорастают за одно утро и к вечеру достигают высоты дома. Правда, в Нарабале благодатная почва и на заре каждый день дожди. Еще?

– Пожалуйста.

Быстрым движением кисти Слит бросил ягоду. Жест был еще заметным, но эффективным. Слит был человеком экономичным без единой унции лишней плоти, с точными жестами, с сухим, хорошо поставленным голосом.

– Жуй семена, – посоветовал он. – Они усиливают мужественность. – Он слегка усмехнулся.

Карабелла вернулась с многоцветными резиновыми мячами, которыми она по дороге жонглировала. Не сбиваясь с шага, она бросила один мяч Валентину, три – Слиту, а три оставила себе.

– Не ножи? – спросил Валентин.

– Ножи для выступления. А сегодня мы займемся основами, – сказал Слит. – Философией искусства. Ножи будут отвлекать.

– Как это – философией?

– Ты думаешь, что жонглирование – просто трюк? – обиженно спросил маленький человек. – Развлечение для зевак? Средство выколотить пару крон на провинциальном карнавале? Все это так, но прежде всего это образ жизни, друг, кредо, образец для поклонения.

– И род поэзии, – добавила Карабелла.

Слит кивнул.

– Да, и поэзия тоже. И математика. Жонглирование учит расчету, контролю, равновесию, чувству места вещей и основной структуре движения. Тут беззвучная музыка. Но превыше всего – дисциплина. Я говорю вычурно?

– Может, звучит и вычурно, – сказала Карабелла, озорно блеснув глазами, – но все, что он сказал – правда. Ты готов начать?

Валентин кивнул.

– Сначала успокойся, сказал Слит. – Очисти мозг от всех ненужных мыслей и расчетов. Войди в центр своего существа и держи себя там.

Валентин прочно стал на земле, сделал три глубоких вздоха, расслабил плечи, чтобы не чувствовать своих болтающихся рук, и ждал.

– Я думаю, – сказала Карабелла, – что этот человек живет большую часть времени в центре своего "я". А может, он без центра и потому не может отойти далеко.

– Ты готов? – спросил Слит.

– Да.

– Мы будем учить тебя основам. По одной маленькой вещи зараз. Жонглирование – это серия отдельных мелких движений в быстрой последовательности, что создает впечатление постоянного и одновременного потока. Одновременность – иллюзия, когда ты жонглируешь и даже когда не жонглируешь. Все события происходят по одному зараз. – Слит улыбнулся. Он, казалось, говорил с расстояния во много тысяч миль. – Закрой глаза Валентин. Ориентация в пространстве и времени очень важна. Думай, где ты и где находишься по отношению к миру.

Валентин представил себе Маджипур, могучий шар, висящий в пространстве; половина его, если не больше, поглощена Великим Океаном. Валентин видел себя, крепко стоящего на краю Зимрола; море было позади, а континент развернулся перед ним, а на Внутреннем Море была точка – Остров Сна, а дальше – Алханрол и громадная выпуклость Горного Замка, и солнце, желтое, с бронзово-зеленым оттенком, посылающее обжигающие лучи на пыльный Суврейл и на тропинки и греющие все дальше – звезды и другие миры те миры, откуда пришли скандары, хьорты, лимены и все прочие, и даже тот мир, откуда эмигрировал народ Валентина четырнадцать тысяч лет назад – Старая Земля, маленькая голубая планета, абсолютно крохотная по сравнению с Маджипуром; она очень далеко, почти забыта где-то в другом конце Вселенной. Валентин вернулся через звезды обратно в этот мир, на этот континент, в эту гостиницу, на этот двор, на этот маленький клочок влажной плодородной земли, в который вросли его сапоги, и сказал Слиту, что он готов.

Слит и Карабелла стояли, согнув руки, прижав локти к бокам, раскрыв ладони, в правой – мяч. Валентин встал в ту же позу.

– Представь, сказал Слит, – у тебя на руках поднос с драгоценными камнями. Если ты будешь двигать плечами или локтями, поднимать или опускать кисти рук – камни рассыпятся. Понятно? Секрет жонглирования состоит в том, чтобы тело двигалось как можно меньше. Двигаются вещи; ты управляешь ими, но сам остаешься неподвижным.

Мяч Слита неожиданно перелетел из правой руки в левую, хотя в теле Слита не было даже намека на движение. Мяч Карабеллы проделал то же. Валентин, подражая им, перебросил мяч из одной руки в другую, чувствуя усилие и движение.

Карабелла заметила:

– Слишком много пользуешься запястьем, слишком много – локтем. Раскрой ладонь. Расставь пальцы. Ты выпускаешь пойманную птицу. Так. Рука раскрыта, птица летит вверх.

– Совсем без запястья? – спросил Валентин.

– Чуть-чуть, и незаметно. Толчок исходит от ладони. Вот так.

Валентин попробовал. Минимальные движения предплечья вверх, мимолетное сжатие запястья; толчок из центра ладони и из центра самого существа Валентина. Мяч перелетел в согнутую ладонь.

– Так, – сказал Слит. – Еще раз.

Еще раз. И еще. И еще. Пятнадцать минут все трое перекидывали мяч из одной руки в другую. Они заставили Валентина посылать мяч по почти неизменяемой дуге перед лицом и не позволяли ни поднимать, ни поворачивать голову, чтобы следить за мячом. Руки ждут, мяч летает. Через какое-то время Валентин стал это делать автоматически. Из стойла вышел Шанамир и растерянно уставился на целеустремленные броски, а затем поплелся прочь. Валентин не останавливался. Пусть это жонглирование одним мячом мало походило на жонглирование, но в данный момент это было событие, и он целиком отдался ему.

Потом он заметил, что Слит и Карабелла перестали перекидывать мяч, что он один действует, как машина.

– Лови, – сказал Слит и бросил ему только что сорванную ягоду токки.

Валентин поймал ее в промежутке между бросками мяча и держал, как бы думая, не следует жонглировать и ею, но Слит жестом пояснил, что ягоду нужно съесть: это его награда, премия.

Карабелла бросила ему второй мяч в левую руку, а третий – в правую, рядом с первым.

– У тебя большие руки, – сказала она, – тебе это будет легко. Следи за мной и делай так же.

Она стала перебрасывать мяч из руки в руку, ловя его в корзинку, составленную из трех пальцев, а два других мяча держала на каждой ладони. Валентин стал подражать ей. Хватать мяч с полной ладонью было труднее, чем с пустой, но ненамного, и скоро он стал действовать безошибочно.

– Теперь, – сказал Слит, – пойдет начало искусства. Мы делаем обмен. Так.

Один мяч пролетел по дуге на уровне лица из провой руки Слита в левую. Пока мяч летел, Слит приготовил ему место в левой руке, бросив мяч, который был в ней, по более низкой дуге, под летящим мячом, в правую руку. Маневр казался довольно простым – быстрый взаимный переброс – но когда Валентин попытался это сделать, мячи столкнулись и отлетели в сторону. Карабелла с улыбкой показала ему, как бросить первый мяч, чтобы он упал на дальнюю сторону левой ладони, в то время как другой мяч пройдет внутри траектории первого, когда Валентин бросит его вправо. Валентин сделал несколько попыток, чтобы усвоить это. Он несколько раз промахнулся, хватая мяч, а глаза его метались во всех направлениях сразу. Слит тем временем выполнял обмен за обменом, а Карабелла натаскивала Валентина в двойном броске. Казалось, это длилось часами – а может, так оно и было.

Когда Валентину удалось это сделать он сначала почувствовал усталость, но прошел через нее к состоянию полной гармонии и осознал, что мог бы бросать мячи таким образом целый месяц подряд, не уставая и не роняя ни одного мяча.

Вдруг он заметил, что Слит жонглирует всеми тремя мячами одновременно.

– Давай и ты, – сказала Карабелла. – Это только кажется невозможным.

Легкость, с которой он проделал бросок, удивила не только его самого, но и Слита с Карабеллой: она захлопала в ладоши, а Слит одобрительно хмыкнул. Валентин интуитивно бросил третий мяч пока второй летел из левой руки в правую; он схватил второй и снова бросил, а дальше так и пошло: бросок, бросок, бросок, захват, бросок и захват, бросок и захват, и мяч все время был в воздухе, другой падал в ожидающую его руку, а третий ждал когда его бросят. Валентин сделал три, четыре, пять чередований, прежде чем осознал трудность того, что делал, и нарушил синхронность мячи столкнулись и покатились по двору.

– У тебя талант, – пробормотал Слит – явный талант.

Валентин был смущен столкновением мячей, но это почти не имело значения по сравнению с тем фактом, что он сумел с первой попытки жонглировать тремя мячами. Он подобрал их и начал снова, а Слит стоял против него и продолжал серию бросков, которую так и не прерывал. Подражая стойке и синхронности Слита, Валентин начал бросать, уронил два мяча, поднял, бормоча извинения, начал снова и на этот раз уже не останавливался. Пять, шесть, семь чередований, десять… а затем он потерял счет, потому что это уже не выглядело чередованием, а шло бесконечным процессом. Его сознание как бы расщепилось: одна часть следила за точностью и аккуратностью бросков и захватов, а другая управляла взлетом и падением мячей и быстро рассчитывала скорость, угол и темп спуска. Сканирующая часть его мозга тут же передавала информацию другой части, управляющей бросками и захватами. Время, казалось, делилось на бесконечно малые отрезки, Однако же, как ни парадоксально, он не чувствовал их последовательности; три мяча как бы зафиксировались на своих местах, один все время в воздухе, два других в руках, и хотя в каждый момент эти положения занимали разные мячи, это было уже несущественным. Каждый мяч был всеми. Время – безвременьем. Валентин не двигался, не бросал, не ловил, он только наблюдал за потоком, а поток этот застыл вне времени и пространства. Теперь Валентин понял секрет искусства. Он вступил в бесконечность своим расщепленным сознанием, он объединил ее. Он шел к внутренней природе движения и понял, что движение – иллюзия, а последовательность – ошибка восприятия. Руки его действовали в настоящем, глаза изучали будущее, и не было больше ничего, кроме этого мига настоящего.